— Да, — произнес про себя Дирк, вспоминая семейные традиции, — преподанные ему отцом. — И так семьсот лет.
— Ну, вот тебе и ответ, — пожал плечами Де Кад. — В пределах каждого клана наследственность и среда у всех идентичны.
Дирк остановился, словно налетел на кирпичную стену.
Де Кад тоже остановился, задумчиво кивая ему.
— Ты рассказывал это сам данному телу, а понял ты, что это значит? Если наследственность и среда идентичны, то и поведение тоже должно быть идентичным. Дай стимул любому ремесленнику, и он прореагирует так же, как и любой другой ремесленник. Мы это знаем, мы чувствуем это. И поэтому мы знаем, что сделает каждый из членов нашего клана. Все знают действия друг друга, прежде чем совершат их. Каждый знает, что надо сделать. Однако в любой группе еще хватает человеческой осторожности, чтобы ни один не тронулся с места, пока не тронется другой. Но дай им одного человека, идущего впереди, и все пойдут за ним, сделают то, что сделает он — так как при любом наборе обстоятельств они знают все, что надо сделать.
— А вождем может быть любой из них, — перед глазами Дирка промелькнула мысленная картина гусениц, ползающих и ползающих вокруг цветочного горшка, и он содрогнулся. И потряс головой, чтобы избавиться от нее. — Но у некоторых кланов должны быть естественные реакции, непригодные для конкретной ситуации.
Де Кад кивнул и, повернувшись, снова двинулся вперед.
— Их придется заставить понять, что до начала боя необходимо молчание, или будет потеряно всякое преимущество внезапности. Поэтому Волшебник отправил указания в грядущие века: он переложил свой боевой план в стихи и мотив и дал распевать его по частям кулам. Отцы учили этим песням сыновей, матери — дочерей, и они стали частью умов, с каждой строфой, вспоминаемой, когда события подсказывают строки, никакой кул не может отступиться.
— Прирожденная армия, — выдохнул Дирк. — Разводимая таким способом семьсот лет.
У него возникло ужасающее видение того, что могут натворить его сородичи, если их когда-нибудь выпустят в Галактику.
Де Кад кивнул.
— И таким способом пэры гарантировали собственное крушение. Они хорошо и тщательно спланировали этот мир и заставили его веками придерживаться этого плана. Но ни один план не может включать в себя всех факторов, потому что эти факторы меняются, а ни один человек не может прочесть будущее, пока оно не свершится. Извращенное создание — человек, не правда ли? Мы всегда находим путь, который не увидел интеллект или не пожелал видеть.
Дирк подумал о финале и промолчал.
Пэр де Бретон гнал коней галопом в ночи при лунном свете со своей семьей и свитой, их копыта громыхали, словно колеса пушек.
Когда они добрались до перекрестка дорог, туда же выскочил другой отряд, чуть не столкнувшись с ними. Пэр выругался, натягивая поводья, мужчины заматерились, а женщины завизжали. Лошади повернулись и остановились, напрягши ноги и подняв тучу пыли. Пэр схватился за меч, а затем замер, уставясь на ярко разодетую фигуру во главе чужаков, узнавая пэра Монпасье.
Долгий завороженный миг оба отряда пялились друг на друга, а затем смешались с громким смехом облегчения и дружескими подковырками.
Несколько минут спустя единый, более сильный отряд зарысил в ночи с двумя пэрами во главе.
Пять миль спустя они нагнали еще один двойной отряд, потом еще один и еще один. Вскоре по королевскому большаку громыхала копытами тысяча лошадей, направляясь к Альбемарлю.
В наушниках у Дирка щелкнуло. Он нахмурился и отстучал «понял». Несколько минут он слушал, а затем заставил себя подняться на ноги и запетлял между плотно набившими огромную поляну телами, проталкиваясь к Де Каду.
Наступил рассвет, и Де Кад, наконец, объявил привел. Он был необходим. Численность их в течение ночи продолжала возрастать. На каждой миле к ним присоединялись мелкие отряды разбойников и кулов-крестьян. Это была огромная пестрая армия, и ее требовалось рассортировать — по кланам, конечно.
Это была также толпа очень усталых людей. Дирка это сильно беспокоило, пока не начал циркулировать слух, что они будут в Альбемарле к полудню — не удивительно, судя по заданному Де Кадом темпу.
Дирк почувствовал облегчение. Ладно, они доберутся до Альбемарля, измотанные донельзя — но все смогут получить, по крайней мере, шесть часов сна, прежде, чем им придется распределиться для ночной атаки.
Де Кад поднял голову, когда Дирк проскользнул к нему и хлопнулся рядом на траву.
— Какие известия?
— Пэры скачут, — ответил Дирк. — Те, кто сбежал, скачут по главным дорогам к Альбемарлю. И они соединяются друг с другом, в некоторых отрядах уже по нескольку тысяч мечей.
Де Кад кивнул.
— Как и следовало ожидать. Передай приказ дать им ускакать, но не давать отдыхать. Щелкайте отставших и отбившихся, это будет поддерживать в них страх и не даст остановиться.
— Ты уверен, что хочешь этого добиться? — нахмурился Дирк. — Они по меньшей мере удвоят численность гарнизона.
— Больше и намного, — улыбнулся Де Кад, внутренне торжествуя. — Должно набраться по меньшей мере тысячи три прискакавших к своему королю в поисках убежища — а то и все пять. А его замок построен с расчетом только на тысячу. Королю не понадобится выходить за пределы собственного замка, чтобы обнаружить полнейший хаос.
— Как будто он когда-нибудь делает это, — поджал губы Дирк. — Разве тебя не беспокоит, что они утроят свои боевые силы?
Де Кад покачал головой.
— Лучше загнать всех крыс в одну нору и уничтожить их одним ударом.
Дирк подумал о милой, изящной тактической бомбочке, сбрасываемой на битком набитый замок, и содрогнулся.
— Ты уверен, что…
— Передай приказ, — отрезал Де Кад. — Это тоже входит в план Волшебника, Дирк Дюлэн.
Дкрк, нахмурясь посмотрел на него, гадая, осталось ли вообще что-нибудь от Гара в этом огромном теле. Затем встретил кремневый взгляд Де Када и решил, что нет. Он встал и пробился на чистое пространство и передал сообщение. Можно, конечно, было сделать это и там, рядом с Де Кадом, но он просто не хотел быть сейчас неподалеку от великана.
— Он удивительный, не правда ли?
Дирк ощутил взгляд и повернулся на голос, увидев Мадлон. Его лицо мгновенно потеряло всякое выражение.
— Полагаю, что так, — медленно проговорил он. — Но это не совсем чудо, если ты имеешь в виду именно это. Не совсем.
Она прожгла его взглядом.
— Как ты можешь так говорить? Наверняка ведь для человека чудо — вновь ожить в другом теле!
— Отнюдь, когда этому чуду немного помогают машины.
— Машины? Да какие там машины были в большой пещере Де Када?
— Его посох, — Дирк проигнорировал ее шокированный взгляд и уселся рядом с ней. — Я немного порассматривал его, пока он еще был сломанным. В нем есть крошечная магия. Я не знаю, что это была за машина, но теперь, думается, догадываюсь.
— О? И чем же, могу я спросить, она была?
— Псионический магнитофон и усилитель… Когда Де Кад держал этот посох пятьсот лет назад, тот записывал его мысли через медные ленты на его поверхности. Поэтому они хранились там пятьсот лет, дожидаясь, когда кто-нибудь сожмет проводники и сведет вместе два сломанных конца, соединив схему. Очевидно, трое ординарных людей попробовали это сделать — и он влил в них через их руки память Де Када. Их нервная система не смогла выдержать сразу двух личностей. Люди умирали от шока.
Глаза Мадлон расширились.
— Но разве ты не говорил, что Гар — психо… психометрист?
— Психометрист. Он мог бы подцепить память Де Када даже без магнитофона, просто коснувшись его посоха.
— Поэтому, когда он прикоснулся-таки к посоху… — прошептала она.
Дирк кивнул.
— Он получил все. Не просто воспоминания Де Када вдобавок к своим собственным — он получил Де Када. Всего его. Всю его личность…
— Он стал Де Кадом, — выдохнула она. Затем нахмурилась. — Но если он — это чтец мыслей, как ты говоришь, то разве посох не убил бы его еще вернее, чем других.
— В обычной ситуации, непременно, — кивнул Дирк. — Но он, понимаешь ли, находился в то время не в обыкновенном состоянии — его ум отступил в какой-то отдаленный уголок мозга. Вся его нервная система оказалась чистой и готовой для зарядки Де Кадом. Он нашел мозг, похожий на чистый лист бумаги — и поэтому записался на нем.
— И снова ожил, — она повернулась и посмотрела на Де Када, сидящего на бревне по другую сторону поляны, видимого иногда сквозь переплетающиеся тела. — Но разум Гара все еще в нем?
— О, да. Ты слышала, что он говорил об этом? Что у него есть память человека, которому принадлежало это тело. В нем личность человека, вероятно, все еще отгороженная стеной в углу, но я думаю, что время от времени она пытается выбраться. Когда он вдруг замолкает или просто стоит, скривясь, словно от головной боли, я думаю, что это пытается выбраться Гар. Судя по тому, что я слышал о Де Каде, тот был в высшей степени горячей головой — сперва действовать, а думать после будем. Но у Гара к этому совсем иной подход — когда приходит время действовать, он уже все обдумал и приготовился… Нет, он все еще там — и, предположительно, пока. Он знает, что это его единственный шанс запустить революцию на этой планете — ей не иметь успеха без поддержки его интеллектом действий Де Када.
Мадлон уставилась на него, обескураженная этой ересью, а затем задумчиво нахмурилась и обратила взгляд к великану, сидевшему, склонив голову и положив руки на медные полосы лежащего у него на коленях посоха.
— Они сейчас говорят друг с другом, в голове у него, там, где никто не может ни видеть, ни слышать их? Они разрабатывают вместе план — или воюют?
— Не знаю, — хмуро покосился на нее Дирк, заметив в ее глазах выражение трепета и преклонения и сообразив, что еще больше ухудшил свое дело. Одному Де Каду она могла поклоняться, но ей бы и в голову не пришло прикоснуться к нему, с богом не пытаются завязать романа. Но теперь Дирк вложил ей в голову мысль, что Де Кад не совсем непогрешим — и, хуже того, что в его теле находится обыкновенный доступный смертный. Да еще тот, которым она и прежде крайне интересовалась.