уклонно нагоняя Тварь, убегавшую от них.
Но вот Тень повернула, описала полукруг, сразу потускнев и расплывшись так, что напоминала уже не человека, а облако дыма; согнувшись чуть ли не пополам, она заскользила по воде с ураганной скоростью навстречу ветру, как будто решила продолжить свой путь прямо на Гонт.
Работая руками и творя чары, Гед повернул лодку, и та, завертевшись и выскакивая из воды как дельфин, сделала такой же разворот и понеслась за Тенью. Теперь Гед гнался за ней еще быстрее, чем прежде, но Тень быстро тускнела и становилась почти неразличимой. Дождь, перемешанный со снегом, стегал его по спине, жалил в левую щеку, и Гед ничего не видел дальше сотни ярдов. Шторм быстро крепчал, и вскоре Гед совсем потерял Тень из виду. Но он гнался за ней с прежней уверенностью, словно она была не призрак, скользивший над водой, а зверь, бегущий по снежному полю. Морской ветер дул ему навстречу, но волшебный ветер в парусе не ослабевал ни на миг, перед тупым носом судна во все стороны разлетались клочья пены, и лодка разрезала поток воздуха, густой, как вода.
Долго-долго длился роковой бег по штормовым волнам Тени и охотника. День быстро перешел в сумерки. Гед знал, что при той безумной скорости, какую он поддерживал в последние часы, он должен уже находиться южнее Гонта и мчать в сторону Спеви или Торхевена, если только не пролетел мимо этих островов в открытый Простор. Он не знал точно, где сейчас находится, да это его и не интересовало. Он догонял, он преследовал, и Тварь, которой он так страшился, убегала от него.
Один раз он увидел Тень совсем близко — всего на миг. Морской ветер ослабел, а снег с дождем, принесенные штормом, уступили место холодному, рваному, густеющему туману. Сквозь разрыв в тумане он и заметил Тень, на мгновение показавшуюся справа по курсу. Он поговорил с ветром и парусом, развернул руль и погнался снова вслепую: туман быстро густел, разрываясь в клочья там, где его пронизывал волшебный ветер, и снова смыкаясь за лодкой. В бледной пелене, лишенной яркости, быстро теряли силу и свет, и зрение. Пришлось Геду сотворить Проясняющее Заклинание, и, как только он выговорил первые слова, снова увидел Тень справа по курсу, но на сей раз совсем близко. Она почти не двигалась.
Туман свободно проходил через безликую расплывшуюся кляксу ее головы, однако она еще напоминала человеческую фигуру, искаженную и переменчивую, какой бывает тень движущегося человека. Решив, что загнал врага на мель, Гед быстро развернулся, но Тень тут же исчезла, а на мели оказалась его лодка, резко ткнувшись в камни островка, до сих пор скрытого от глаз клубящимся туманом. Геда едва не вышвырнуло на скалу, но он успел ухватиться за мачту-жезл до того, как лодку бросило на следующий бурун. Это сделала огромная волна, которая, взметнув лодчонку над водой, швырнула ее на камни — как человек, поднявший с земли и бросивший обратно раковинку улитки.
Но крепким оказался волшебный жезл, сделанный Огионом. Он не сломался, а поплыл по воде, как сухое бревно. Гед покрепче ухватился за него, и волна, разбившись о камни, отхлынула назад и потащила его с собой. Таким образом он оказался на глубине и в относительной безопасности — до тех пор, пока новая волна, накатив, не увлекла его к камням. Ослепнув и почти захлебнувшись соленой водой, Гед старался удержать голову над поверхностью и изо всех сил сопротивлялся волне, что несла его на камни.
Чуть в стороне виднелась полоска песка, похожая на берег. Собрав все силы и призвав на помощь силу жезла, он отбивался и барахтался, стараясь приблизиться к той полоске. Наконец он оказался у самого берега. Яростный прибой швырял его, как щепку, то вперед, то назад, морская холодная вода быстро высасывала тепло из его тела, и он обессилел до такой степени, что вскоре не мог даже поднять руки. Гед не видел, где камни и где песчаный берег. Все вокруг казалось кипящей и буйствующей водой, и она его ослепляла, душила и затягивала на дно.
Очередная волна, накатившая из рваного тумана, подхватила его, закружила, завертела, перевернула несколько раз и швырнула, как щепку, на песок.
Там Гед и остался лежать, обеими руками продолжая сжимать тисовый жезл. Накатила волна поменьше и повлекла за собой, стаскивая человека по песку к воде. Туман то прояснялся, то снова смыкался над ним, а чуть позже холодный снег с дождем начал стегать его по лицу.
Прошло много времени, прежде чем Гед смог шевельнуться. Встав на четвереньки, он медленно отползал по песчаному откосу подальше от края воды. Была уже кромешная черная ночь, но он шепнул своему жезлу, и над ним повис маленький клубочек волшебного огня. Ведомый им, он продолжал медленно, ползком продвигаться вперед, в сторону дюн. Гед был так разбит и обессилен, так иззяб, что никогда еще в жизни ему не приходилось совершать более трудную работу, чем ползти по мокрому песку в свистящую ночную мглу под мерные удары разъяренного моря. Несколько раз ему казалось, что и грохот моря, и свист ветра стихают где-то вдалеке, мокрый песок под ладонями превращается в сухую сыпучую пыль, а спиной он ощущает неподвижный взор чужих звезд. Но, не поднимая головы, человек упорно продолжал двигаться вперед. И вот спустя еще какое-то время он услышал свое тяжелое прерывистое дыхание и почувствовал, что снова ледяной ветер швыряет ему в лицо жалящий дождь.
От движения Гед немного согрелся, а когда заполз в дюны, где порывы ветра и дождя были не такими жестокими, то попробовал даже встать на ноги. Его окружала кромешная тьма, поэтому он наговорил свет поярче и, тяжело опираясь на жезл, с трудом пошел дальше, то и дело спотыкаясь и останавливаясь. Так он прошел с полмили в глубь суши и оказался на гребне дюны; море снова загрохотало громче, но уже не позади, а впереди. Отсюда начинался спуск с дюн уже к другому берегу. Значит, выбросило его не на остров, а просто на риф, клочок песка где-то посреди океана.
Гед был так измучен, что сил не хватало даже на настоящее отчаяние, только из груди вырвалось нечто похожее на рыдание, и он застыл на месте в полном смятении, всем телом навалившись на жезл. Так он стоял довольно долго. Потом повернул налево, спиной к ветру, и пошел, волоча ноги, вниз с высокой дюны в поисках какой-нибудь ложбинки или впадины среди обледенелой, прибитой к земле береговой травы, чтобы хоть немного укрыться от холодных порывов. Вдруг чародейный свет высветил что-то, тускло блеснувшее впереди. Оказалось, Гед наткнулся на мокрую бревенчатую стену.
Хижина была совсем маленькой и хрупкой, будто ее сложил ребенок. Гед постучал жезлом в низенькую дверь. Никто не ответил. Гед с силой потянул дверь на себя, открыл и вошел, согнувшись чуть ли не пополам, а оказавшись внутри, он не мог распрямиться в полный рост. В очаге краснели догорающие угли, и в тусклом свете Гед увидел человека с длинными седыми волосами, который в бессловесном ужасе прижался к стене; в хижине был еще кто-то, не то мужчина, не то женщина; из груды тряпья на полу смотрели на Геда неподвижные глаза.
— Я не сделаю вам ничего дурного, — прохрипел Гед.
Ему не ответили. Он переводил взгляд с одного на другого. В глазах их не было ничего, кроме ужаса. Когда он положил на пол свой жезл, в куче рванья кто-то всхлипнул и заскулил. Гед сбросил плащ, потяжелевший от воды и намерзшего льда, сорвал с себя остальную одежду и совсем голый нагнулся над очагом.
— Дайте мне во что-нибудь завернуться, — попросил он.
Он охрип и почти не мог говорить: от холода все тело трясло в ознобе и зубы выбивали громкую дробь. Может, кто-то из хозяев и расслышал его слова, но они продолжали молчать. Тогда Гед протянул руку и выхватил какое-то рванье из кучи, очевидно служившей постелью. Много лет назад это была козья шкура, а теперь — почерневшие сальные лохмотья. Тот, кто зарылся в кучу, в страхе застонал, но Гед не обращал на него внимания. Вытеревшись досуха, он просипел:
— Дрова есть? Подбрось немного в огонь, старик. Я попал в беду и дурного вам не сделаю.
Старик, оцепенев от страха, по-прежнему не двигался и лишь глядел на него.
— Понимаешь меня? По-хардически знаешь? — Гед сделал паузу и, не дождавшись ответа, спросил снова: — Каргад?
Услыхав это слово, старик сразу кивнул, всего один раз, как старая грустная кукла, которую дернули за веревочку. Но поскольку этим словом исчерпывались познания Геда в каргадском языке, то беседа их закончилась. Пришлось Геду самому разыскать дрова, сложенные у одной из стен и положить в очаг несколько поленьев. Потом Гед жестом попросил пить — он наглотался морской воды, и его тошнило, а во рту все горело от жажды. С раболепным страхом старик показал на огромную раковину с водой, а потом на другую раковину, в которой лежала нарезанная узкими полосками вяленая рыба.
Усевшись на корточки возле очага, Гед напился и поел. Наконец он почувствовал, что силы и разум начинают возвращаться к нему, и попытался разобраться, куда он попал. Даже при самом сильном волшебном ветре доплыть до каргадских земель он не мог. Этот островок должен находиться где-то в Просторах к востоку от Гонта, но западнее Карего-Ата. Он не мог понять, как жили люди на таком крохотном клочке суши, в сущности, песчаной косе, затерянной в океане. Скорее всего, они потерпели кораблекрушение и не смогли отсюда выбраться. Но, измученный и обессиленный, Гед не стал ломать голову над загадкой несчастных стариков.
Он то и дело поворачивал свой плащ у очага, чтобы поскорее просушить его. Драгоценный серебристый мех подсыхал быстро, а когда он стал если и не достаточно сухим, то хотя бы теплым, Гед завернулся в плащ и лег возле очага.
— Ложитесь спать, бедняги, — ласково сказал он молчаливым хозяевам и, уронив голову на песчаный пол, сразу же заснул.
Три ночи и три дня провел Гед на безымянном островке. В первое утро, когда он проснулся, у него болело все тело, его мучили тошнота и лихорадка. Весь день он пролежал возле очага, мало чем отличаясь от бревна плавникового леса. Ночью он чувствовал себя не лучше. На второе утро он еще ощущал болезненную дурноту и боль во всем теле, но дело пошло на поправку. Гед снова натянул на себя скрипящую, задубевшую от соли одежду. У стариков слишком мало пресной воды, чтобы тратить ее на стирку.