— Я думал, ты меня узнаешь, Боб.
Но Боб еще какое-то время был в нерешительности.
— Я тебя узнал, — сказал он наконец и, опустив жезл, одной рукой схватил Геда за руку, а другой — обнял его за плечи. — Конечно, узнал! Добро пожаловать, друг мой, добро пожаловать! Прости, что я встретил тебя так, словно ты призрак, подкравшийся сзади. Тем более, что я ожидал твоего появления и высматривал тебя повсюду…
— Значит, ты и есть тот самый исмайский волшебник, которым здесь хвалятся? — спросил Гед. — Хотел бы я знать…
— Ну да, я здешний волшебник… Но сначала послушай. Должен же я объяснить, почему не сразу узнал тебя. Даже, возможно, собрался обойтись с тобой не очень ласково… Три дня назад… Кстати, где ты был три дня назад? На Иффише?
— Я приплыл сюда вчера.
— Ну вот… А три дня назад на улице в Кворе — это деревня, расположенная выше, среди холмов — я увидел тебя. Теперь-то я понял, что видел твоего двойника или просто человека, похожего на тебя. Он шел впереди меня, направляясь прочь из деревни, и я его заметил как раз в тот момент, когда он свернул за угол улицы. Я окликнул — никакого ответа. Я побежал вслед, но он вдруг растаял, не оставив даже следов. Только земля в том месте была проморожена насквозь. Не правда ли, очень странно. А сейчас, когда я увидел, как ты вышел из тени, сам похожий на тень, я решил, что меня снова хотят обмануть. Прости, что так получилось, Гед.
Конечно, истинное имя Геда он произнес очень тихо, чтобы не расслышала девушка, которая стояла чуть поодаль в ожидании конца разговора.
Гед отвечал также очень тихо, назвав друга истинным именем:
— Все это неважно, Эстарриол. Сейчас это действительно я. Я очень рад, что вижу тебя.
Наверное, Боб почувствовал в его голосе что-то еще помимо радости. Он не отпускал плеча Геда и сказал на этот раз на Древнем Языке, Языке Истины:
— Ты явился ко мне из тьмы, у тебя беда, Гед, но твой приход для меня счастье. — После этого он продолжал по-хардически, с характерным восточным акцентом: — А теперь пойдем к нам. Ведь мы как раз направлялись домой, когда ты вдруг появился из темноты. Это моя сестра, она самая младшая в нашей семье. Как видишь, она намного красивее меня, но, к сожалению, не такая умная. Ее зовут Ива. Ива, это Ястреб, лучший из нас всех, кто был на Роке — и он мой друг.
— Здравствуй, господин волшебник, — сказала девушка.
В соответствии с правилами приличия, принятыми в Восточном Просторе, она изящно поклонилась, опустив голову и прикрыв глаза ладонью — таким образом там выказывали уважение к собеседнику. Когда же она убрала ладонь, глаза у нее оказались ясными, застенчивыми и любопытными. На вид ей было лет четырнадцать. Кожа у нее была, как у брата, темная. Но она была грациозна и стройна. На рукаве у Ивы сидел самый настоящий дракончик с когтями и крыльями, но величиной с ее ладонь.
Они продолжали свой путь дальше вниз по темной улице, и, пока они шли, Гед сказал:
— У нас на Гонте считают, что женщин, смелее наших, нет больше нигде на свете. Но чтобы девушка вместо браслета носила на руке дракона — такого я еще не видывал.
Ива рассмеялась, а потом ответила ему:
— Так это же харрекки. Водятся они у вас на Гонте?
И, снова застеснявшись, прикрыла глаза ладонью.
— Нет, — сказал Гед. — И драконы тоже не водятся.
— Ну а эти совсем маленькие, живут на дубах, едят ос, червячков и воробьиные яйца. И крупнее, чем этот, не бывают. Кстати, сударь, брат часто мне рассказывал о твоем любимце. Совершенно дикий зверек — отак. Он с тобой?
— Нет. Его больше нет.
Боб повернулся к нему, как бы собираясь задать вопрос, но придержал язык и ни о чем не спрашивал до тех пор, пока они не пришли домой и не остались вдвоем у камина.
Хотя Боб теперь был главным волшебником на всем острове Иффиш, жил он в Исмае, родном городе, в доме, выстроенном его отцом. Вместе с ним жили сестра и младший брат. Отец его, морской торговец, человек состоятельный, дом поставил просторный, с крепкими балками. Внутри было много всякого добра — посуды, красивых тканей, сосудов из бронзы или латуни, резных полок, шкафчиков и сундуков. В главной комнате один угол занимала большая таонианская арфа, другой — ткацкий станок, где Ива ткала красивые гобелены. Здесь Боб был и могущественным волшебником, и добрым хозяином своего дома. Двое слуг тоже поддерживали царившее здесь благополучие, как и брат Боба, бойкий смышленый паренек. Ива, проворная и тихая, как рыбка, за ужином прислуживала друзьям за столом и сама поела с ними, молча слушая их разговор, а потом тихонько ускользнула к себе в комнату. Все в доме было основательно, добротно, благожелательно и надежно, так что Гед, оглядев освещенную пламенем камина комнату, сказал:
— Вот так и надо жить человеку!
И вздохнул.
— Да, конечно, можно жить и так. И это совсем неплохо, — согласился Боб. — Но есть и другие пути. А теперь, друг мой, расскажи мне — если хочешь — обо всем, что с тобой случилось после того, как мы виделись и говорили в последний раз два года назад. И объясни, пожалуйста, куда ты держишь путь. Ведь я же вижу, что ты недолго собираешься быть с нами.
Гед рассказал ему про свои дела, и, когда он замолчал, Боб тоже долго сидел в глубоком раздумье. Потом сказал:
— Я поплыву с тобой, Гед.
— Нет.
— Я считаю, что должен тебе помочь.
— Нет, Эстарриол. Не твое это проклятие и не твое дело. Я сам, по своей воле, выпустил в мир зло, сам ступил на такой путь. Один. Поэтому я сам должен пройти его до конца — тоже один. Я не хочу, чтобы кто-то страдал из-за меня. И тем более я не хочу, чтобы ты рисковал собой. Ты один пытался остановить мою руку, когда она вершила злое дело, ты в самом начале пытался предотвратить несчастье, Эстарриол…
— Твоя душа всегда была одержима гордыней, — с улыбкой отвечал ему друг таким тоном, будто речь шла о незначительном деле. — Конечно, это твоя ноша, я не спорю. Но подумай — вдруг ты потерпишь поражение? Должен же быть там еще кто-то, чтобы предупредить о беде Архипелаг? Ведь тогда Тень обретет страшную силу. А если ты победишь Тварь, нужно, чтобы кто-то видел это и рассказал Архипелагу, тогда твой подвиг будет занесен в летописи и воспет. Я понимаю, что пользы от меня мало, но все равно считаю, что должен плыть с тобой.
Друг так его упрашивал, что Гед не в силах был отказать ему, однако вздохнул:
— Я же чувствовал, что нельзя мне оставаться на острове еще день, но остался. И вот что из этого получилось.
— Встречи волшебников, друг мой, никогда не происходят случайно, — ответил Боб. — Кроме того, сам же ты сказал, что я присутствовал при начале этой истории. Поэтому я имею право сопровождать тебя до конца.
Он подбросил дров в камин, и какое-то время они сидели молча, глядя на яркое живое пламя. Потом Гед произнес:
— Есть один человек, о ком я ничего не слышал с той ночи на холме Рока. Не помню даже, чтобы при мне называли его имя в Школе. Я имею в виду Яхонта.
— Он так и не получил жезл волшебника. Тогда же, летом, он покинул Рок и уехал на остров О, чтобы стать придворным волшебником у властителя О-Токне. Больше я ничего о нем не знаю.
Снова они сидели и молчали, глядя в огонь и наслаждаясь теплом камина, которое обволакивало их ноги и лица. А на дворе стояла лютая морозная ночь.
Наконец Гед тихо сказал:
— Я боюсь только одного, Эстарриол, а теперь, когда ты поплывешь со мной, я буду бояться еще больше. Когда там, на острове Ладони, я доплыл до тупика в фиорде и повернулся к Тени, она была от меня на расстоянии вытянутой руки. Я попытался схватить ее. Но оказалось — мне не за что ухватиться. Я не смог победить ее. Она обратилась в бегство, и я последовал за ней. И такая история может повторяться снова и снова, ведь у меня нет власти над этой Тварью. И в конце моего пути, скорее всего, не будет ни победы, ни смерти — вообще ничего, о чем стоило бы слагать песни. Возможно, и конца не будет, и всю жизнь придется мне провести в бесконечной, напрасной погоне по морям и суше — в погоне за Тенью.
— Да не сбудется! — поспешно сказал Боб, делая левой рукой знамение, отвращающее зло, чтобы не накликать беду неосторожным словом. Хоть настроение у него было самое невеселое, Гед невольно улыбнулся этому скорее мальчишескому жесту, нежели серьезной магии. Впрочем, Боб всегда отличался такой вот непосредственностью, то ли детской, то ли деревенской, что, однако, не мешало его проницательности: он сразу видел суть дела.
— Я считаю, что не стоит раньше времени смотреть на вещи столь мрачно, — продолжал он. — У меня такое чувство, что раз уж я видел начало твоей истории, то увижу и ее конец. Тебе как-то удастся узнать природу Твари, и тогда ты ее схватишь, свяжешь и одолеешь. Хотя, должен сказать, выведать, что она такое, необыкновенно трудно… И есть во всем этом одно обстоятельство, которое меня сильно тревожит. Выходит, что сейчас Тень разгуливает в твоем обличье или, по крайней мере, она стала каким-то образом похожа на тебя. Ее видели люди на Вемише, и я здесь, на Иффише. Как это могло случиться? Она же не была так похожа на тебя на Архипелаге?
— Ты же сам слышал, что нам говорили в Школе: все правила меняются в Просторах…
— И совершенно верно, могу тебе сказать. Там, на Роке, я выучил очень хорошие наговоры, но тут они либо вообще не действуют, либо дают такой результат, что только руками разводишь. Зато есть наговоры, которыми я часто пользуюсь здесь, но на Роке их никто не учит. На каждом острове свои силы, и чем дальше от Внутренних Земель, тем меньше шансов угадать, какие там силы и как с ними обращаться. Только знаешь, я не думаю, что этим можно объяснить, почему так изменилась Тень.
— И я тоже не думаю. Я считаю, что когда перестал от нее убегать и начал ее преследовать, именно моя воля придала ей форму и обличье. Хотя та же перемена мешает ей теперь высасывать из меня силу. Понимаешь, что бы я ни сделал, все отзывается в ней, как эхо. Она — мое порождение.