Нож замер в руках Дубка, и он спросил:
— А что такое смерть?
Девушка слушала, склонив блестящую черную головку.
Помедлив, Гед отвечал:
— Слово произносится только в тишине. Тишина — до сказанного слова, и тишина — после слова.
Вдруг он встал и сказал резким тоном:
— Я не имею права рассказывать вам о таких вещах. Я едва не произнес сейчас слово, которого мне лучше не говорить. Поэтому я помолчу. Говорить об этом я не могу и не хочу. Кто знает, возможно, в мире нет другой истинной силы, кроме силы Тьмы.
Покинув теплую кухню с горячим очагом, он накинул плащ и вышел из дома на улицу, под холодный, смешанный со снегом, зимний дождь.
— Мне кажется, он какой-то обреченный, — сказал Дубок, чуть боязливо глядя ему вслед.
— И мне кажется, что предстоящее путешествие приведет его прямо к смерти, — сказала девушка. — Он все знает и боится, но тем не менее идет туда.
И, приподняв голову, она стала вглядываться в очаг, словно желая в его пламени проследить путь одинокой лодки по зимним просторам в Открытое Море, где нет никаких земель. На минуту глаза ее наполнились слезами, но она промолчала.
На следующий день вернулся Боб с разрешением на отъезд, полученным от старейшин Немая. Им очень не хотелось отпускать его зимой в такую опасную поездку, да еще не по своим делам. Они, как могли, отговаривали и упрекали его, но не уговорили. Устав от придирок и ворчания стариков, он заявил:
— Я, несомненно, ваш — по происхождению, обычаю и долгу, который возложил на себя. Я ваш волшебник. Но пришла пора, когда я должен напомнить, что я, конечно, слуга, но не только ваш. Если я сумею вернуться, я вернусь сюда, а до тех пор — прощайте.
На рассвете, когда серый свет залил море на востоке, двое молодых людей вышли на «Зоркой» из гавани Исмая, подняли коричневый парус из крепкого холста, который тут же наполнился северным ветром.
У причала стояла Ива и смотрела, как они уплывали вдаль; так смотрели жены и сестры моряков на всех берегах Земноморья вслед своим уходящим в море мужчинам. Она не махала им рукой и ничего не кричала вслед, а стояла молча и неподвижно на берегу. С лодки девушка казалась все меньше и меньше, а водный простор раскрывался перед путешественниками все шире и шире…
10. В открытом море
авань пропала из виду, а нарисованные глаза «Зоркой», промытые водой, смотрели все время вперед, в море, которое становилось все просторнее и пустыннее. За два дня друзья прошли расстояние от Иффиша до острова Содер — добрую сотню миль — и это при скверной погоде и встречном ветре. Там они сделали короткую остановку, наполнили бурдюки свежей водой и купили просмоленной парусины. Лодка была без настила, а чтобы защитить припасы и снаряжение от дождя, морских брызг и ветра, следовало укрыть их понадежнее. Привыкнув, подобно всем странствующим волшебникам, решать подобные, вопросы посредством повседневной магии, друзья не позаботились о защите припасов. Честно говоря, это было так же просто, как сохранять свежесть пресной воды, опреснять воду морскую или насылать волшебный ветер, чтобы избавиться от хлопот с капризами погоды. Но на этот раз Гед не хотел, чтобы они с Бобом тратили силы на такие мелочи.
— Сейчас лучше обойтись без волшебства, — сказал он.
И Боб не стал ни спрашивать, ни возражать, потому что с той минуты, как только ветер наполнил их парус, друзей охватило тяжкое предчувствие, столь же холодное, как этот зимний ветер. Гавань и причал остались за кормой, а с ними — покой и безопасность. Все безвозвратно уходило в прошлом. Они отправлялись в плавание, в котором каждое происшествие грозило нешуточной опасностью, поэтому следовало учитывать любую мелочь. В том деле, ради которого они отплыли на лодке, любой, даже простенький наговор мог как-то изменить их шансы или стронуть равновесие сил и судьбы, ибо направлялись они теперь не куда-нибудь, но в самый центр равновесия, туда, где сходятся Свет и Тьма. Каждый, вступивший на такой путь, должен понимать, что он не имеет права позволить себе ни одного неосторожного слова.
Выйдя в открытое море и обогнув побережье Содера с его белыми заснеженными полями и окутанными туманом холмами, Гед снова взял курс на истинный юг. Теперь они находились в водах, куда не заплывали даже самые отчаянные торговцы Архипелага. Это был внешний край Простора.
Боб не спрашивал, куда они плывут. Он знал, что Гед не свободен в выборе курса и идет, повинуясь внутреннему зову. Когда Содер растаял за кормой, в нос лодки начали биться шипящие волны, и со всех сторон до самого горизонта их окружила бескрайняя серая равнина.
Гед спросил:
— Есть дальше какие-нибудь острова в южном направлении?
— На юг от Содера никаких островов нет, — отвечал Боб. — А если держать курс на юго-восток, то там есть несколько островов, но разделены они огромными расстояниями. Это Пелимер, Корнай, Госк и Астовел. Астовел зовут иначе Последней Землей: дальше ничего нет, только Открытое Море.
— А если плыть на юго-запад?
— Сначала Роламени, который относят к нашему Восточному Простору. Вокруг него несколько островков поменьше. А потом ничего, пока не выйдешь в Южный Простор. Там будут Роуд, Тоум да остров Эар, на который не ступала еще нога человека.
— Наша, возможно, ступит, — криво усмехнулся Гед.
— Я предпочел бы этого не делать, — сказал Боб. — Все говорят, что в том месте хорошего мало — кости да всякие дурные приметы. Моряки рассказывают, что,возле острова Эар звезды светят со дна моря. Возле Эара да еще дальнего Сорра. И что такого больше нигде нет, и те звезды безымянные.
— Вот именно, — сказал Гед. — Я уже слышал об этом раньше от матросов на корабле, который впервые доставил меня на Рок. А один рассказал мне про Плотовое Племя, обитающее где-то далеко в Южном Просторе. На сушу они сходят лишь раз в год, чтобы нарубить бревен для починки плотов, а весь остальной год, днем и ночью, океанские течения носят их там, где нет никаких островов. Хотелось бы мне взглянуть на плоты-деревни.
— А мне совсем не хочется, — ухмыльнулся Боб. — Там, где суша, а на ней сухопутный народ — другое дело. Пусть море спит в своей постели, а я в своей.
— Я хочу повидать все города Архипелага, — говорил Гед, держась за парусный канат и вглядываясь в расстилавшуюся перед ними серую пустыню. — Хавнор, центр мира, Эю, где родились все мифы, и Фонтаны Шелиета на Вае. Все города и все большие острова. Маленькие острова тоже, и все чужие земли в Просторах. Хочу заплыть на Запад до самых Драконьих Островов. Или на север, до ледяных полей, до самой земли Хоген. Кое-кто утверждает, что та земля больше всего Архипелага, другие говорят, что она лишь скопление рифов и скал, вокруг которых намерзли ледяные поля. Точно никто не знает. Хотел бы я поглядеть на китов в северных морях. Многое желал бы я повидать, но не увижу. Приходится идти туда, куда я иду, вдаль от светлых берегов, где живут люди. И надо спешить, так спешить, что времени не остается больше уже ни на что. Весь солнечный свет, все города и дальние страны променял я на Призрак власти, на Тень, на Мрак.
И, будучи прирожденным магом, Гед претворял свои страхи и сожаления в песни и короткие плачи — не только о себе самом. Друг же, отвечая ему, пел словами героя из «Деяний Эррет-Акбе»:
О, если б раз, еще лишь раз,
Узреть Блистающее Сердце Мира,
О белый Хавнор мой…
Так плыли они трудным своим путем по широким, забытым всеми морям. За весь день они увидели лишь косяк серебристой рыбы, направляющейся на юг, но даже ни один дельфин не выпрыгнул из воды и ни одна птица — альбатрос, буревестник или хотя бы чайка — не пролетела в пасмурном небе. И по мере того как на востоке становилось все темнее, а на западе разгоралось тусклое красное зарево, они чувствовали себя все более одинокими и затерянными. Боб достал еду и, разделив ее на двоих, сказал:
— Напоследок давай выпьем эля. За ту, что догадалась поставить в лодку бочонок с вином, за мою сестренку Иву. Вот кто знает, чем утолить жажду мужчин в открытом море в плохую погоду.
Услыхав его слова, Гед оторвался на время от унылых дум, от созерцания простиравшегося перед ними моря и выпил за здоровье Ивы с бо́льшим рвением, чем Боб. Теперь, когда он вспомнил о ней, ему показалось, что она, такая мудрая и по-детски прелестная, находится где-то совсем рядом. Таких девушек он до сих пор не встречал; правда, он и не подумал, что кроме Ивы, не знал больше ни одной молоденькой девушки.
— Она напоминает мне рыбку, молоденькую форель, которая резвится в чистых горных ручьях, — сказал он ее брату. — Совершенно беззащитная, только поймать ее невозможно.
При этих словах Боб глянул ему в глаза и улыбнулся.
— Ты и впрямь прирожденный маг, — сказал он. — Ведь ее истинное имя — Кест.
На Языке Истины «кест», как хорошо знал Гед, означало «форель». Гед почувствовал непонятную радость. Но спустя какое-то время он сказал, понизив голос:
— Не следовало тебе называть при мне ее имя.
Но Боб, который никогда легко не сдавался, возразил:
— У тебя ее имя в такой же безопасности, как мое. Да, и угадал ты его сам, без моей помощи.
Красное пламя на западе подернулось серым пеплом, а пепельный цвет стал сгущаться в черный. Гед завернулся в шерстяной плащ на меху и улегся на дне лодки. Боб, держась за фал паруса, тихонько мурлыкал строфы из «Энладских Деяний», те самые, где говорилось, как маг Морред Белый, покинув Хавнор на парусной лодке, прибыл на остров Солеа и там, в весеннем саду, увидел Эльфарран. Гед уснул задолго до того, как Боб дошел до печального конца их любви — смерти Морреда, разорения Энлада и затопления садов Солеа безжалостными морскими волнами. Незадолго до полуночи он проснулся и заступил на ночную вахту, а Боб лег спать. Маленькая лодка шла по неспокойному морю неровно, упрямо боролась с ветром, пригибавшим паруса к самым волнам. В кромешной тьме они вслепую летели в ночь. Но незадолго до зари сплошная пелена туч распалась, и между коричневыми краями облаков показался тонкий серебряный серп луны, он осветил море слабым, тусклым светом.