была уже там, и они вместе побрели босиком по сырой болотистой луговине, собирая тяжелые белые цветы. Ярко светило весеннее солнце, а дочь владельца Ре Альби говорила с ним так весело и дружелюбно, будто она такая же, как он, пастушка из деревни, и они чуть ли не с младенчества вместе пасли коз. Потом она снова начала выспрашивать про колдовство, с широко раскрытыми глазами слушая все, что он говорил. Незаметно для себя он снова расхвастался. Она попросила его произнести какое-нибудь заклинание Превращения, но он отказался. Девочка откинула черные волосы со своего лица, глянула ему прямо в глаза и спросила:
— Боишься?
— Нет. Не боюсь.
Она улыбнулась слегка пренебрежительно и сказала:
— Наверное, ты еще слишком маленький…
Этого Гед не мог вынести. Он ничего больше не сказал, решив обязательно показать ей, на что способен. Пообещав завтра прийти на луг снова, он оставил ее и направился прямо домой, зная, что учителя нет. Подойдя к шкафу, он взял две Книги Знаний, которые Огион в его присутствии никогда не раскрывал.
Гед искал заклинания самопревращения. Но, лишь недавно выучив руны, он читал медленно, плохо понимая прочитанное, не находя нужные ему заклинания. Книги были очень ветхие и, судя по всему, старинные. Огион получил их от своего учителя, Хелета Ясновидца, Хелет — от мага с Перрегаля, и эта череда уходила в глубь веков, во времена совсем уж легендарные. Книга была написана мелкими письменами, странным почерком, с приписками сверху, снизу, на полях и дополнительными вставками между строк. Много магов потрудилось над ней, и все они давно уже превратились в прах. Однако Геду удалось понять кое-что из прочитанного, и все время у него из головы не выходили вопросы девчонки и ее насмешки. Вдруг взгляд его приковало к странице с заклинаниями по вызову духов умерших.
Он читал их, разгадывая одну за другой руны и их сочетания, и постепенно цепенел от необъяснимого страха. Он уже не мог отвести взгляда от страницы, пока не прочел все заклинания до конца.
Тогда он поднял голову и увидел, что в комнате стало очень темно. Оказывается, он читал без света. Посмотрев снова в книгу, он не смог различить в ней ни одной руны. Однако страх все нарастал. Геду показалось, что он прикован к стулу, на котором сидит. Он похолодел. Обернувшись, он увидел что-то, припавшее к полу возле закрытой двери, какой-то бесформенный сгусток темноты, нет — оно было даже чернее самой темноты. И сгусток этот, казалось, тянулся к нему, что-то шептал, звал к себе, вот только слов Гед не мог разобрать.
Внезапно дверь распахнулась. В дом вступил человек, окруженный ореолом белого света, яркого, как пламя; огромный, блистающий, он заговорил — громко, гневно, отрывисто. Тьма и шепот исчезли — маг изгнал их.
Жуткий, леденящий ужас отпустил Геда, хотя он по-прежнему был перепуган до смерти: в дверях стоял сам маг Огион, яркое сияние окружало его, а дубовый посох в руке светился, как раскаленное добела железо.
Не сказав ни слова, маг прошел мимо Геда, зажег лампу, поставил книги обратно в шкаф. Потом, повернувшись к мальчику, сказал:
— Произнеся это заклинание, ты подверг страшной опасности свою силу и жизнь. Ты искал в книге именно его?
— Нет, учитель, — пролепетал мальчик.
Раскаиваясь, он признался Огиону, что искал и зачем.
— Разве ты забыл, что я рассказывал тебе: мать этой девочки, жена нашего владетеля, — чародейка?
И в самом деле, Огион говорил уже о ней, но Гед не обратил на его слова никакого внимания, хотя он уже мог бы понять, что учитель никогда ничего не рассказывает ему просто так, без причины.
— Девочка сама наполовину колдунья. Скорее всего, именно мать подослала ее к тебе и научила, как и что говорить. Может быть, она твоими руками открыла книгу на той странице, которую ты прочел. Она служит иным силам, не тем, которым служу я. Не знаю, чего она хочет, но только не добра. А теперь выслушай меня внимательнее, Гед. Неужели ты ни разу не задумался, какими опасностями окружен обладающий магической силой человек, — ибо свет всегда окружен тьмой? Волшебство — не игра, не развлечение ради забавы, удовольствия или похвал. Задумывался ли ты хоть раз о смысле магии? Что каждое слово, каждое деяние нашего Искусства влечет за собой добро или зло. И, значит, прежде чем произнести заклинание, надо хорошо подумать, какой ценой придется заплатить за него и тебе, и другим.
Чувствуя раскаяние и пытаясь оправдаться, Гед воскликнул:
— Но откуда же мне все знать, если ты не учишь меня ничему? Пока я здесь, я ничему не научился и ничего не сделал! И ничего не видел!
— Ну, сегодня ты кое-что увидел, — сказал маг. — У двери, в темноте, как раз, когда я входил.
Гед замолчал.
Опустившись на колени, Огион положил дров в камин и поджег их, чтобы согреть промерзший дом. Потом, все еще стоя на коленях, сказал, как говорил обычно, негромко и спокойно:
— Гед, юный мой Ястреб, ты не прикован ко мне цепью, и ты мне не слуга. Я пришел к тебе, а не ты ко мне. Сам ты еще слишком молод, чтобы принимать решения, но я не могу выбирать и решать за тебя. Если хочешь, я пошлю тебя учиться на остров Рок, где изучают все Высшие Искусства магии. Ты постигнешь любое из Искусств, которое возьмешься изучать, ведь ты одарен великой силой, и больше этой силы, пожалуй, лишь твоя гордыня. Я хотел бы оставить тебя здесь, ибо я могу научить всему, чему нужно. Но удерживать тебя против твоей воли не стану. Поэтому выбирай сам — Рок или Ре Альби?
Гед стоял, онемев, сердце его бешено стучало, в голове все смешалось. Он уже полюбил Огиона, человека, который однажды исцелил его своим прикосновением и теперь не разгневался на него за столь серьезный проступок. Видимо, он давно уже любил мага, только до сих пор не догадывался об этом. Он глянул на дубовый посох, стоявший в углу у камина, вспомнил его сияние, спугнувшее злобную тень, и ему страстно захотелось остаться с Огионом, гулять с ним по лесам, странствовать вдали от дома, учиться искусству молчания. Но его охватило и другое страстное желание — жажда славы и действия. Дорога, предлагаемая Огионом, казалась слишком длинной, окольной тропой, проложенной вдалеке от торных дорог. А он хотел бы прямо сейчас, на крыльях морского ветра, полететь во Внутреннее Море, на остров Мудрых, где воздух звенит и сверкает от пронизывающих его волшебных чар, где торжественно шествует Верховный Маг всего Земноморья, рассыпая чудеса направо и налево.
— Учитель, — сказал он, — я выбираю Рок.
А спустя несколько дней, весенним солнечным утром, они с Огионом пустились в путь вниз по крутой дороге с Верховины в главный Порт Гонта, до которого было пятнадцать миль. Когда они вышли на равнину, стражники у ворот между двумя каменными драконами, охранявшими вход в столицу Гонта, завидев мага, отсалютовали мечами и почтительно приветствовали его. Они знали мага и воздали ему эти почести как по приказу князя, так и по собственной воле, ибо десять лет назад Огион спас город от землетрясения, которое могло бы натворить много бед. Оно разрушило бы башни города до основания, опустошило бы богатую равнину, погубило людей и обвалом перекрыло бы доступ в гавань между Броневыми Скалами. Но Огион заговорил с горой Гонт, успокоил ее, усмирил ходившие ходуном утесы и скалы Верховины, как укротитель уговаривает разбушевавшихся зверей. Геду и раньше приходилось кое-что слышать о землетрясении, поэтому теперь, в изумлении глядя на вооруженных стражников, преклонивших колени перед его учителем, он вспомнил эти рассказы. И почти со страхом глянул снизу вверх на человека, способного своей волшебной мощью остановить стихию. Но лицо Огиона, как всегда, оставалось спокойным и кротким.
Они сразу прошли к причалам, и смотритель пристани подбежал к Огиону и спросил, чем может служить ему. Маг объяснил, какое у них дело. Смотритель сказал, что есть корабль, который держит курс во Внутреннее Море и может взять Геда в качестве пассажира.
— Или, — добавил он, — его возьмут как заклинателя ветров. Если, конечно, он умеет это делать. На корабле нет своего волшебника.
— Кое-какая сноровка с туманом у него есть, — сказал маг, дотронувшись до плеча Геда, — но с морскими ветрами он дела пока не имел. Смотри, Ястреб, не вздумай шутить с морем и морскими ветрами. Пока ты человек сухопутный… А как называется этот корабль, господин смотритель?
— «Тень». Плывет с Андрад в Порт Хорт с грузом мехов и кости.
Когда маг услышал название корабля, лицо его омрачилось, но он сказал только:
— Пусть будет так. — Потом, обращаясь к Геду, добавил: — Вот эту грамоту, Ястреб, передай Попечителю Школы на Роке. Поезжай. Попутного тебе ветра! До свидания.
Больше он ничего не сказал на прощание. Повернувшись, он зашагал по улице прочь от причала. Гед остался один, совсем потерянный, и глядел вслед уходящему учителю.
— Идем, мальчик, — сказал смотритель пристани.
И повел его к пирсу, где стояла «Тень», уже готовая пуститься в плавание.
Кому-то может показаться странным, что мальчик, выросший и достигший возмужания на острове длиной в каких-то пятьдесят миль, в деревне под утесом, откуда всегда видно море, еще ни разу не садился в лодку и не опускал руку в соленую воду. Но тем не менее дело обстояло именно так. Жившие в глубине острова фермеры, пастухи, козопасы, мастеровые и прочие островитяне, добывавшие себе хлеб на суше, считали океан стихией ненадежной и беспокойной, с которой лучше не связываться. Селение в двух днях пути от родной деревни было для них чужой землей, а остров на расстоянии одного дня плавания — чем-то известным лишь понаслышке; он казался туманным холмом за водной ширью, а не той твердой землей, по какой ходили они сами.
Гед никогда не спускался к берегу с Горы. Порт Гонт показался ему местом страшноватым и чудесным. Он ходил и глядел по сторонам на огромные дома из тесаного камня, на приморские кварталы, на порт, его пирсы, доки, маленькие бухточки и причалы, на главную бухту, где покачивались у причалов полсотни больших лодок и галер, а другие суда лежали, вытащенные на сушу и перевернутые вверх дном для починки. Несколько судов стояло чуть поодаль на якоре, с убранными парусами и закрытыми портами для весел. Он прислушивался к крикам матросов, переговаривающихся на чужих диалектах; он приглядывался к грузчикам, которые сновали, тяжело нагруженные, среди бочек, ящиков, больших канатов и сваленных в кучу весел; к бородатым коммерсантам в меховых одеждах, которые тихонько беседовали между собой, прогуливаясь по скользким камням у самого края воды; Гед глазел на рыбаков, разгружающих баркасы, на кузнецов, орудующих тяжелыми молотами, на корабелов, деловито снующих вокруг вытащенных на берег судов. Продавцы громко расхваливали товары, матросы кричали и пели, били молоты, корабелы орали, пытаясь перекричать всех, — а за всем этим лежала молчаливая, сверкающая бухта. Гед шел за смотрителем пристани, и у него уже начинала кружиться голова, глаза не знали, куда глянуть, и шумело в ушах, когда они подошли к широкому доку, где пришвартовалась «Тень». Там смотритель пристани представил его капитану корабля.