Вдалеке, на севере, они еще какое-то время могли видеть крохотные желтые точки — огни далеких деревень на побережье Карего-Ата. Потом все исчезло в дымке, сгустившейся над океаном. Они остались вдвоем в беззвездной ночи над морской пучиной.
Тенар на корме свернулась калачиком; Гед устроился на носу, подложив под голову вместо подушки бочонок с водой. Лодка шла ровно и устойчиво, и низкие волны легонько шлепали по ее бортам, хотя ветер превратился в слабые вздохи, долетающие с юга. Здесь, вдали от скалистых берегов, море стало молчаливым, очень тихо нашептывая что-то, соприкасаясь с лодкой.
Тенар, словно подражая морю, спросила шепотом:
— Если ветер с юга, значит, лодка плывет на север?
— Да, пока мы не начнем маневрировать и делать галсы. Но сейчас я направил ей в парус волшебный ветер, который несет нас прямо на запад. К утру мы уже покинем каргадские воды. Тогда я отпущу ее под обычный ветер.
— А сама она не может править?
— Может, — совершенно серьезно отвечал Гед, — если дать ей правильные указания. Она бывала и в открытом море, и заплывала очень далеко за самый последний остров в Восточном Просторе. Побывала она и на самом дальнем западном берегу, на острове Селидор, где умер Эррет-Акбе. Она очень умная и опытная лодка, моя «Зоркая». На нее можно положиться.
В этой лодке, которую волшебство несло вперед поверх морских глубин, девушка лежала на дне и смотрела вверх, на темное небо. Всю жизнь смотрела она во тьму, но эта темная ночь над пустынным океаном была тьмой неизмеримо более громадной. Эта тьма не имела конца, не имела кровли, а простиралась во все стороны, до самых звезд и еще дальше. Никакие Земные Силы не могли потревожить ее. Эта тьма была прежде света и пребудет после него. Она была до жизни и пребудет после нее. И она простиралась за пределы любого зла.
Тенар заговорила в темноте:
— Тот островок, где тебе подарили талисман, он в этом море?
Голос Геда отозвался из темноты:
— Да. Где-то здесь. Наверное, немного южнее. Я потом так и не смог снова разыскать его.
— Я знаю, кто была та старуха, которая подарила тебе половину Кольца. Мне рассказывали историю, одну из тех, что должна знать Первая Жрица. Мне ее поведала Тхар — сначала при Коссиль, потом, когда мы с ней были одни, намного подробнее. Это было в последний раз, когда она говорила со мной перед смертью. Был в Хупуне один благородный дом, который боролся против возвышения Верховных Жрецов из Авабата. Основателем этого дома был Toper, и среди сокровищ, что он оставил своим потомкам, была половинка Кольца, подаренная ему Эррет-Акбе.
— Об этом действительно рассказывается в «Деяниях Эррет-Акбе». Там говорится… на вашем языке это звучит примерно так:
«И когда сломалось Кольцо, одна его половина осталась в руке Верховного Жреца Интафина, а другая — в руке героя.
И отослал Верховный Жрец отломанную половину на Атуан, Безымянным, Древним Силам Земли, и кануло оно там во тьму, в местах, запретных для людей, и было позабыто. Но другую половину Эррет-Акбе вложил в руку девы Тиарат, дочери Торега, некоего мудрого короля, и предрек: «Пусть оно остается на свете в девичьем приданом, пусть остается в этой стране, пока не наступит время воссоединиться со своей отломанной половиной!» Так молвил герой перед тем, как отплыть на Запад».
— Значит, оно должно было переходить в роду Торега из поколения в поколение переходить от дочери к дочери, до тех пор, пока существовал тот род. И оно не пропало, как считали твои соплеменники. Но за то время, когда Верховные Жрецы превратились в Жрецов-Королей, и потом, когда Жрецы-Короли создали Империю и начали именовать себя Божественными Королями — все эти века род Торега становился все беднее и слабее. В конце концов, рассказывала мне Тхар, из всего рода Торега остались лишь двое, совсем маленькие дети, мальчик и девочка. Тогдашний Божественный Король в Авабате приходился отцом нынешнему, который сейчас правит Империей. Он выкрал детей из их дворца в Хупуне. Понимаешь, было пророчество, что один из потомков Торега совершит нечто такое, что в итоге приведет к гибели Империи. Пророчество напугало Божественного Короля. Он сделал так, что дети, похищенные его людьми, незаметно исчезли. Король приказал доставить их на какой-то заброшенный остров, затерянный посреди моря, и бросить их там, оставив только одежду, которая была на них, да пищи на несколько дней. Он боялся их зарезать, удавить или отравить, ведь они были королевской крови, а пролитие ее навлекает проклятие даже на Богов. Их звали Энсар и Антиль. Это Антиль подарила тебе обломок Кольца.
Гед долго молчал.
— Значит, и эта история тоже стала целой, — сказал он. — Так же, как стало целым Кольцо. Но это жестокая история, Тенар. Маленькие дети на острове. Старик и старуха, такие, какими я их видел… Они, наверно, почти не понимали человеческую речь.
— Я хочу попросить тебя о чем-то.
— Проси.
— Я не хочу во Внутренние Земли, на Хавнор. Я там чужая, мне не место в больших городах, среди чужих людей. Я буду чужой в любой стране, потому что предала собственный народ, и у меня нет больше народа. Я творила очень дурные дела. Высади меня на какой-нибудь остров, как Король высадил тех детей. На уединенном острове, где нет людей, где нет никого. Оставь меня там, а Кольцо отвези в Хавнор. Оно твое и ко мне не имеет никакого отношения. И твоему народу тоже нет до меня дела. Оставь меня.
Медленно, постепенно, но все равно испугав ее, затеплилось сияние, будто из черноты выплыла луна; это по приказу Геда зажегся волшебный свет. Огонек дрожал на конце его жезла: сев лицом к Тенар на носу лодки, Гед держал жезл прямо перед собой. Огонь осветил парус, планшир, дощатую обшивку и лицо волшебника серебристым светом. Черные глаза смотрели прямо в ее глаза.
— Какие дурные дела творила ты, Тенар?
— Я приказала, чтобы троих человек заперли в комнате под Престолом и уморили голодом. Они умерли от голода и жажды. Умерли и похоронены там, в Подмогилье. Надгробья рухнули на их могилы… — Тенар замолчала.
— Еще что-нибудь было?
— Манан.
— Эта смерть на моей совести.
— Нет, Манан умер потому, что любил меня и был верен. Он думал, что защищает меня. Это он тогда держал меч над моей головой. Когда я была маленькая, он был добр ко мне… когда я плакала… — Тут Тенар замолчала снова, потому что на ее глазах выступили горькие слезы. Но она не заплакала. Она крепко вцепилась руками в черные складки платья. — А я ни разу не сказала ему ласкового слова, — продолжала она. — Не хочу в Хавнор. И не хочу с тобой. Найди мне такой остров, где никто не бывает, и оставь меня там. Оставь одну. За зло надо расплачиваться. Я не свободна.
Между ними мерцал тихий и нежный свет, посеребренный морским туманом.
— Выслушай меня, Тенар. И выслушай внимательно. Да, ты была сосудом зла. Но зло излилось из тебя. Ушло. Оно мертво и погребено в своей могиле. Ты была рождена не для жестокости и мрака. Ты рождена, чтобы дарить свет — как лампа, которая, вмещая в себя пламя, дарит всем его свет. И я обнаружил эту лампу — незажженной. Не могу я оставить ее теперь на пустынном острове, будто вещь, которую нашли и отбросили за ненадобностью. Я привезу тебя в Хавнор и скажу всем князьям Земноморья: «Посмотрите на нее. В самом средоточии Тьмы нашел я свет — ее душу. Благодаря ей древнее зло обратилось в ничто. Благодаря ей я вышел из могилы. Благодаря ей сломанное станет целым, и там, где прежде царила ненависть, установится мир».
— Не хочу, — с болью сказала Тенар. — Не могу. Это ложь.
— А после этого, — спокойно продолжал Гед, — я заберу тебя оттуда, где живут князья и богатые вельможи, потому что в одном ты права — там тебе не место. Слишком ты молода и слишком умна, чтобы долго оставаться там. Я отвезу тебя к себе на родину, на остров Гонт, к моему старому учителю Огиону. Он, величайший из магов, теперь старик, человек с умиротворенной душой. Его прозвали Молчальником. Он живет в маленьком доме на огромном утесе Ре Альби, вознесшимся высоко над морем. Он держит несколько коз и возделывает крохотный садик. Осенью Огион уходит странствовать по острову и бродит один по лесам и горным склонам, по долинам рек и ручьев. Когда я был моложе, чем ты сейчас, я жил с ним. Но пробыл с ним недолго, у меня не хватило тогда ума остаться. Я отправился в мир на поиски приключений, и очень скоро нашел их: однако эти приключения столкнули меня лицом к лицу со злом, куда более могущественным, чем то, которому служила ты… Но ты теперь убежала от зла и ищешь свободы и тишины, пока не найдешь свой путь. Там ты обретешь молчание и доброту, Тенар. Там лампа может какое-то время гореть, укрытая от ветра. Хочешь туда?
Меж их лицами проплывал серый морской туман. Лодка легко поднималась и опускалась на отлогих волнах. Вокруг них была ночь, под ними — море.
— Хочу, — сказала она с протяжным вздохом. — И через некоторое время добавила: — Ох, знаешь, я хочу попасть туда как можно скорее… мы должны сейчас же плыть туда. Ведь ты сказал, что наш путь пролегает мимо Гонта.
— Придется немного потерпеть, малышка.
— А ты к нам когда-нибудь придешь?
— Всякий раз, как смогу, буду приходить.
Свет погас, и снова вокруг них сомкнулась тьма.
Наконец, после многих восходов и закатов, тихих дней и ледяных ветров их зимнее плавание завершилось, и они вошли во Внутреннее Море. Теперь путь их лежал по проливам, в которых было тесно от огромных кораблей. Они проплыли пролив Эбавнор и вошли в бухту, вошли в Великий Порт Хавнора. Они увидели белые башни и город, весь заснеженный, излучавший белое сияние. Своды мостов и красные крыши домов покрывал снег, а в гавани обледенелые снасти сотен кораблей блестели под неярким зимним солнцем. Весть о прибытии Геда и Тенар опередила их, ибо залатанный парус «Зоркой» был хорошо известен всем в этих морях. Огромная толпа собралась встречать путешественников на заснеженных причалах, и над головами людей на ветру трепетали разноцветные флаги.