КАЗА ПЕТРОККИ
Буквы, обозначавшие имя, были ядовитее и ярче. Очевидно, с той целью, чтобы никто не усомнился в том, от кого это послание исходит.
После всего, что Паоло услышал от Ренаты, он был уверен — тут что-то не так.
— Это не Петрокки, — сказал он. — Это тот волшебник, о котором нам говорил Крестоманси.
— Как бы не так, — пробурчал Антонио.
Паоло взглянул на него и понял: отец ему не верит, скорее всего, даже не вслушался в то, что он, Паоло, сказал.
— Но это правда! — воскликнул Паоло. — Он добивается, чтобы мы прекратили работу над военными заклинаниями.
Антонио вздохнул, но переломил себя и стал объяснять.
— Никто, кроме Крестоманси, — начал он, — не верит в этого чародея. В магии, как и во всем остальном, лучшим объяснением является самое простое. Иными словами, зачем измышлять неизвестного чародея, когда существует известный нам враг, у которого есть известные причины нас ненавидеть. Почему мы должны считать, что это не Петрокки?
Паоло хотел было возразить, но он все еще стыдился своего общения с Ренатой и не посмел сказать, что ведь Анджелика тоже пропала. А пока он раздумывал, как все-таки переубедить отца, на галерее возник квадрат света: открылась дверь.
— Роза, — обрадовался Антонио. От волнения голос у него прервался.
В квадрате появилась фигура Розы с малюткой кузины Клаудии на руках. Свет был таким густым и ярким рядом с желтым сиянием букв, раскачивающихся посреди двора, что у Паоло сразу стало легче на душе. Из-за спины Розы выглядывал Марко с еще одним малышом на руках.
— Слава Богу! — воскликнул Антонио. — У вас все нормально, Роза? Откуда здесь взялась эта надпись?
— Мы не знаем, — сказала Роза. — Она вдруг появилась во дворе. Мы пытались ее убрать, но не смогли.
— Это не Петрокки, Антонио, — свесившись над балюстрадой, прокричал Марко. — Они на такое неспособны.
— Не вздумай заявлять такое в этом доме, Марко, — отозвался Антонио.
Он прокричал это так грозно, что Паоло понял: ему не поверят — ничему из того, что он скажет. Если у него и был шанс переубедить Антонио, он его упустил.
Глава восьмая
Когда к Тонино вернулось сознание — что, по случайному стечению обстоятельств, произошло как раз в тот момент, когда заклятая книга начала скукоживаться, — он вроде как спал, и ему снилось, будто он лежит в картонной коробке. Не меняя позы, Тонино покрутил головой. Он лежал ничком на твердой, слегка ворсистой поверхности. На значительном расстоянии, словно в тумане, виднелся кто-то еще, прислонившийся к стене, неподвижный, как кукла. Но Тонино было слишком не по себе, чтобы заинтересоваться. Он приподнял голову и увидел обшитую панелями стену — совсем близко. Это подсказало ему, что он находится в какой-то довольно длинной комнате. Он еще раз повернул голову, чтобы получше рассмотреть ворсистую поверхность. Она была в больших узорах — слишком больших, чтобы его глаз мог их охватить. Он предположил, что лежит на чем-то вроде ковра, и, закрыв свои затуманенные глаза, попытался понять, что же с ним произошло.
Он помнил, что спустился вблизи Нового моста. Он очень волновался. Только что он прочел книгу, которая — так ему казалось — наставляла его, как спасти Капрону. Он знал: нужно найти облупленный синий дом в конце проулка. Теперь это представлялось ему глупой выдумкой. Тонино знал: в жизни не бывает так, как пишут в книгах. Как же он был изумлен, когда увидел, что идет по проулку, а в конце его действительно — вне всяких сомнений — стоит облупленный синий дом. И надо же, — какое волнение его тут охватило! — у своей ноги он увидел колыхавшийся на ветру листок бумаги. Написанное в книге сбывалось, Тонино нагнулся и подобрал листок.
А потом — провал. Вплоть до настоящего момента.
Да, так оно и было. Тонино несколько раз перебрал в памяти все, что с ним произошло, но каждый раз останавливался в своих воспоминаниях на том же самом месте: он подбирает листок. А дальше смутное ощущение кошмарного сна. Теперь он был совершенно уверен, что оказался жертвой заклятия. Ему стало стыдно за себя. Он потянулся и сел.
И сразу понял, почему сквозь сон ему привиделось, будто он заперт в картонной коробке. Комната, где он находился, была длинной и низкой, по форме в точности обувная коробка. Стены и потолок, окрашенные в кремовый цвет — и впрямь цвет картона, — казались деревянными, потому что на них виднелась золотая резьба. С потолка свисала хрустальная люстра, но свет шел из четырех высоких окон в одной из продольных стен; на полу лежал богатый ковер, и у стены напротив той, что с окнами, стоял обеденный стол и стулья. Два серебряных подсвечника высились на столе. В целом комната выглядела чрезвычайно изящной... и какой-то не такой. Что-то с ней было неладно.
Тонино старался разобраться, что с ней неладно. В комнате было ужасно пусто. Нет, это не совсем то. В нее странно падал дневной свет — через четыре высоких окна, — но так, будто солнце находилось где-то значительно дальше, чем ему следовало быть. Нет, и это не совсем то. Взгляд Тонино остановился на четырех полосах очень слабого солнечного света, падавшего из окон на ковер, а затем прошелся глазами по всему ковру. В конце он добрался до фигуры, сидевшей прислонившись к стене. Это была Анджелика Петрокки — та девчонка, что тогда приезжала во дворец. Глаза под выпуклым лбом были закрыты, а сама она казалась больной. Значит, ее тоже похитили.
Тонино снова перевел взгляд на ковер. Он выглядел странно. Собственно, это был не ковер, а нечто нарисованное на ворсистой поверхности пола. Тонино мог различить в размытом узоре мазки, нанесенные кистью. А причина, по которой этот узор показался Тонино таким большим, состояла в том, что он на самом деле был большим.
Слишком большого размера для всей комнаты в целом.
Так ни в чем и не разобравшись, Тонино поднялся на ноги. Его слегка пошатывало, и, чтобы чувствовать себя устойчивее, он оперся ладонью о золоченую панель. В ней тоже ощущалась ворсистость — кроме тех мест, где были золотые вкрапления. Но золото это было каким-то плоским, недостаточно твердым — вроде, подумал Тонино, и никакое другое сходство ему не пришло на ум, — вроде краски. Он провел рукой по якобы резной панели. Сплошной обман. Даже не дерево. Резьба просто намалевана — коричневые, синие, золотые мазки. Его похититель старался казаться богаче, чем был на самом деле. Только плохо это получалось.
На другом конце комнаты зашевелилась Анджелика Петрокки; шатаясь и медленно подымаясь на ноги, она тоже коснулась рукой нарисованной резьбы. Очень боязливо и осторожно Анджелика повернулась и посмотрела на Тонино.
— Теперь вы меня отпустите, да? Пожалуйста... — сказала она.
Голос у нее чуть дрожал, и это показало Тонино, что она очень напугана. Он тоже был напуган, что только теперь осознал.
— Я тебя отпустить не могу, — откликнулся он. — Не я тебя похитил. Ни тебе, ни мне отсюда не уйти. Здесь нет дверей.
Вот оно — то самое, что было с этой комнатой неладно. Но как только он произнес эти слова, так тут же пожалел, что не промолчал. Анджелика разрыдалась. И от ее рыданий Тонино тоже впал в панику. Нет дверей! Он заперт в картонной коробке с девчонкой Петрокки!
Возможно, он и сам вопил во всю глотку — все может быть. Когда он опамятовался, в руках у него был один из изящных стульев и он колотил им по ближайшему окну. Ничего страшнее с ним не бывало! Стекло в окне не поддавалось. Оно было сделано из какого-то резинового вещества, и стул от него отскакивал. Рядом Анджелика Петрокки, не переставая вопить, била подсвечником по соседнему окну. За окном, по ту сторону, Тонино ясно видел вытянувшийся в струнку молодой кипарис, освещенный вечерним солнцем. Значит, они в одной из богатых вилл вокруг дворца! Ну так выпустите же нас! Немедленно выпустите! Он поднял стул и что было сил жахнул им по окну.
На окно он не произвел никакого впечатления, а вот стул развалился на куски. Две плохо приклеенные ножки отвалились, остальное попросту раскрошилось. Халтурная работа, подумал Тонино, бросил его на лжековер и схватил следующий. На этот раз, для разнообразия, он атаковал простенок. Куски стула разлетались по комнате, пока в руках Тонино не осталось раскрашенное сиденье — раскрашенное под вышивку, как пол был раскрашен под ковер. Тонино стал таранить им стену — раз, раз, еще раз. Появились большие коричневые вмятины. И что еще лучше — стена ходила ходуном; от нее шел глухой гулкий звук: она явно была полой и сделана из дешевого материала. Тонино бил по ней и орал. Анджелика била по стене и по окну подсвечником и не переставая вопила.
Остановил их ужасный грохот: казалось, кто-то обрушивает на потолок сотни громовых ударов. А они, Тонино и Анджелика, были внутри барабана. Уши не выдерживали оглушительных раскатов. Анджелика уронила подсвечник и покатилась по полу. Тонино присел, скорчился и, зажав уши руками, смотрел на танцующую над ним люстру. Ему казалось, у него лопнет голова.
Стук прекратился. Наступила тишина: ни звука, кроме тихого всхлипывания, которое, скорее всего, подумалось Тонино, исходило от него самого.
Сверху — через потолок — прозвучал оглушительно громкий голос:
— Так-то лучше. Сидите тихо, иначе не получите еды, А коли еще что выкинете, будете наказаны. Понятно?
Тонино и Анджелика разом сели.
— Выпустите нас! — завопили они.
Ответа не последовало, только где-то далеко зашаркали чьи-то ноги. Владелец громового голоса, видимо, удалялся.
— Подлый трюк со всесильными чарами, — выдохнула Анджелика. Подобрав подсвечник, она с отвращением его рассматривала. Верхняя его часть была согнута под прямым углом по отношению к основанию. — Что это за место? — спросила она. — Здесь все такое хлипкое.
Они встали с пола и снова — в надежде найти разгадку — подошли к окнам. Снаружи были ясно видны несколько небольших пикообразных деревьев, за ними нечто вроде террасы. Но сколько бы Тонино с Анджеликой ни вглядывались, дальше им ничего, кроме странной синеватой мглы, которую прорезали один-два холма, ловивших на свои гладкие склоны лучи солнца, рассмотреть не удалось. Неба, казалось, совс