ем не было.
— Все это чары, заклятие, — сказала Анджелика, и, судя по ее голосу, она снова впадала в панику. — Чары, чтобы мы не смогли разобраться, где находимся.
Похоже, что так, подумал Тонино. Иначе как объяснить, почему из окон не открывается настоящий вид?
— Но я уверен, я знаю, где мы, — заявил он. — В одной из вилл в окрестностях дворца.
— Да, ты прав, — согласилась Анджелика. Панические ноты из ее голоса исчезли. — Больше я этой публике не завидую. У них все только показное.
Они отошли от окна и обнаружили, что долгое и усердное буханье не осталось без последствий: одна из панелей позади обеденного стола отошла от стены и висела, словно дверь, открывая проем. Толкая друг друга, — каждый хотел быть первым! — они бросились к нему. Но за ним оказалась всего лишь крохотная, размером со шкаф, умывальная.
— Та-ак, — произнесла Анджелика. — А я-то думала... Ну, по крайней мере у нас будет вода. — И она тронула один из кранов над крошечной раковиной. Кран остался у нее в руке. Под ним оказалось пятно клея на белом фарфоре. Было ясно: кран для использования не предназначался. Анджелика уставилась на него таким до смешного оторопелым взглядом, что Тонино расхохотался. Тут она сразу пришла в себя:
— Не смей смеяться надо мной, ты, мерзкий Монтана!
Она вернулась в комнату и швырнула бесполезный кран на стол. Потом уселась на один из двух оставшихся целыми стульев и, туча тучей, поставила локти на стол.
Немного погодя Тонино сделал то же самое. Хотя поверхность стола была раскрашена под полированное красное дерево (и выглядела очень похоже), он состоял из лака и крупной стружки.
— Здесь все подделка, сплошная халтура, — пожаловался Тонино.
— Включая тебя, Как-тебя-там Монтана, — отрезала Анджелика. Она все еще сердилась.
— Меня зовут Тонино, — сообщил Тонино.
— Это надо же так попасться: быть запертой вместе с паршивым Монтана! — продолжала Анджелика. — Так тебя звать или иначе! Терпи тут твои противные замашки!
— Так ведь мне тоже придется терпеть твои, — зло отозвался Тонино.
Его вдруг поразила мысль, что он совсем один, в страшной дали от дружеской суеты Казы Монтана. Даже когда он там прятался в укромном уголке с книгой, он знал: семья рядом. И Бенвенуто своим урчанием, своими когтями всегда напомнит: он не одинок. Милый старина Бенвенуто! Тонино испугался, что вот-вот расплачется — и еще перед этой Петрокки!
— На чем они тебя поймали? — спросил он, чтобы хоть как-то отвлечься.
— На книжке. — По напряженному лицу Анджелики пробежала горестная улыбка. — Называлась «Девочка, которая спасла свою страну». Я думала — она от дяди Луиджи. Я и сейчас считаю: очень интересная история. — И Анджелика посмотрела на Тонино с вызовом.
Тонино расстроился. Мало радости знать, что тебя подловили на ту же приманку, что и девчонку Петрокки.
— Меня тоже, — угрюмо признался он.
— И никаких противных замашек у меня нет! — объявила Анджелика.
— Нет, есть. У всех Петрокки есть! — огрызнулся Тонино. — Просто ты их за собой не замечаешь, потому что считаешь нормой.
— Да как ты смеешь! — Анджелика схватила сломанный кран и, казалось, сейчас запустит его в Тонино.
— Наплевать мне на твои замашки, — сказал он. И это было так. В данный момент его волновало только одно: как найти выход из этой комнаты и вернуться домой. — Как нам выбраться отсюда?
— Через потолок, — саркастически бросила Анджелика.
Тонино устремил глаза вверх. Его взгляд попал на люстру. Если бы они смогли хорошенько раскачать ее, она, пожалуй, прорвала бы дыру в этом хлипком потолке.
— Не будь дураком, — сказала Анджелика. — Раз уж чары наведены на окна и стены, значит, есть и заклятие, которое не даст нам выйти через потолок.
Тонино опасался, что она права, но попытаться все же стоило. Он влез со стула на стол. Оттуда, решил он, ему удастся дотянуться до люстры. Раздался сильный треск. Прежде чем Тонино успел выпрямиться, стол стал падать набок, словно все его четыре ножки расшатались.
— Слезай! — крикнула Анджелика.
Тонино слез. Было ясно: не спустись он, стол развалился бы на куски. Удрученный неудачей, Тонино принялся поправлять разболтавшиеся ножки, поставил их прямо.
— Не пойдет, — сказал он.
— А если... — Анджелика, вдруг воспряв духом, заговорила серьезно, — если укрепить стол заклинанием...
Тонино перевел взгляд с ножек стола на ее умное личико. И вздохнул. Рано или поздно это должно было всплыть...
— Да, — согласился он. — Только заклинание придется делать тебе.
Анджелика смерила его презрительным взглядом. Он почувствовал, как у него начинает гореть лицо:
— Я почти ни одного заклинания не знаю. Я... я неспособный.
Он ожидал, что Анджелика рассмеется, и она рассмеялась. Но он вовсе не считал, что непременно надо смеяться таким язвительным, торжествующим смехом, да еще повторять: «Вот это да!»
— Чего тут смешного? — спросил он. — Смейся, смейся! Будто я не знаю, как ты из своего отца зеленое пугало сделала. Ты ничем не лучше меня.
— Да? Поспорим? — бросила Анджелика, все еще смеясь.
— Не-е, — качнул головой Тонино. — Сотвори заклинание, и все.
— Не могу, — сказала Анджелика.
Теперь настала очередь Тонино мерить ее презрительным взглядом, а Анджелики — краснеть. На ее выпуклом лбу разлилась ярко-розовая волна, а подбородок дерзко полез вверх.
— Насчет заклятий я — пас, безнадежна. Ни разу еще ни одного не сделала правильно. — И, видя, что Тонино все еще пялится на нее, добавила: — Так что зря ты не пошел со мной на спор. Я гораздо неспособнее тебя.
Тонино не мог этому поверить;
— Почему? Ты что, и выучить заклинания не можешь?
— Нет, выучить могу, еще как могу. — Анджелика снова взяла в руки сломанный кран и стала сердито выцарапывать им большие желтые закорючки на покрытой лаком поверхности стола. — Я их сотни знаю, но выдаю всегда неправильно. Слуха у меня нет. Ни одной мелодии верно спеть не могу — даже ради спасения собственной жизни. Вот как сейчас! — Тщательно, словно мастер по резьбе, она, орудуя краном как стамеской, сняла со стола желтую тонкую стружку. — Но дело не только в этом, — сердито продолжала она, внимательно следя за своей работой. — Я еще и слова неправильно ставлю — все неправильно. А самое плохое: мои заклинания всегда срабатывают. Я перекрасила всех наших во все цвета радуги.
Воду в ванночке для новорожденного превратила в вино, а вино в луковый соус. А однажды собственную голову переставила задом наперед. Я куда хуже тебя. Мне нельзя творить заклятия. А вот на что я гожусь, так это на то, чтобы понимать кошек. Да... Я даже мою киску лиловой сделала.
Со смешанным чувством Тонино следил за ее ковыряниями с краном. Если смотреть на ее признания практически, новость хуже не придумаешь. Ни у одного из них никакой надежды противодействовать могущественному заклинателю, который их сюда засадил. Но, с другой стороны, он еще никогда не встречал никого, кто по части заклинаний был бы хуже него. Он, по крайней мере, не без самодовольства подумал Тонино, ошибок в заклинаниях не делал; и от этой мысли у него поднялось настроение. Интересно, что творилось бы в Казе Монтана, если бы по его милости ее обитатели ходили окрашенные во все цвета радуги? И он представил себе, как суровые Петрокки это ненавидят.
— Ну и как твои? Сильно тебя ругают? — спросил он.
— Не очень, — ответила, к его удивлению, Анджелика. — Раза в два меньше, чем я себя. Всякий раз, когда я опять делаю промах, все помирают со смеху — только не позволяют болтать об этом вне Казы. Папа говорит, что после того, как я сделала его зеленым, я и так стала притчей во языцех, и он не хочет, чтобы я появлялась на людях, пока история эта не забудется.
— Но ты же ездила во дворец, — заметил Тонино. Ему подумалось, что она, должно быть, преувеличивает.
— Только потому, что кузина Моника как раз рожала, а остальные были заняты на Старом мосту. Папе и так пришлось снять Ренату со смены, а моего больного брата поднять с постели и посадить кучером, чтобы нас было достаточное число.
— Нас было пятеро, — самодовольно вставил Тонино.
— А потом наши лошади рухнули из-за дождя. — Анджелика подняла глаза от столешницы, которую усердно ковыряла краном, и бросила на Тонино проницательный взгляд. — Брат сказал, ваши тоже непременно должны были рухнуть, потому что кучер у вас был картонный.
Тонино стало не по себе: Анджелика попала в точку.
— Да, наш кучер тоже свалился, — признался он.
— Так я и думала, — обрадовалась Анджелика. — У тебя это на лице написано. — И, сознавая свою победу, вернулась к обработке столешницы.
— Мы тут были ни при чем, — запротестовал Тонино. — Крестоманси говорит, нам гадит вражеский волшебник.
Анджелика выхватила из столешницы такой пласт лака, что стол накренился, и Тонино пришлось его выпрямлять.
— Да, и теперь он нас тут запер, — сказала Анджелика. — И позаботился захватить тех двоих, кто не владеет искусством заклинания. Ну, как мы назло ему отсюда выберемся? А, Тонино Монтана? Есть предложения?
Тонино сидел, охватив подбородок ладонями, и думал. Он, что и говорить, прочел достаточно книг. В них всегда кого-то похищали. И в его любимых книгах все похищенные освобождались — сейчас это выглядело злой шуткой — без использования чар. Но здесь не было двери. А потому спастись без волшебства казалось невозможным. Минуточку! Тот оглушительный голос обещал им еду.
— Если, по их мнению, мы будем вести себя как надо, они, вероятно, принесут нам ужин. И им придется как-то его сюда внести. Если мы проследим, откуда еда появится, нам нужно будет постараться выйти отсюда тем же путем.
— На входе обязательно должно быть заклятие, — мрачно сказала Анджелика.
— Хватит бубнить про заклятия, — отрезал Тонино. — Что, у вас, Петрокки, других разговоров нет?
Анджелика не отвечала, а продолжала вовсю орудовать краном. Тонино сидел насупившись на скрипевшем под ним стуле, перебирая в уме те немногие заклинания, которые по-настоящему знал. Самым полезным, по-видимому, здесь было бы такое, которое снимает чары, — обратное заклинание.