Бенвенуто был рядом с Тонино. Им нужно взбираться быстрее. Куда быстрее. От этого очень многое зависело.
— Пусть Роза и Марко поднимаются сюда! Быстрее! — крикнул Тонино Паоло. Сам не зная почему — возможно, это чувство передалось ему от кошек, — но он был уверен; Роза и Марко в опасности.
Паоло нехотя подошел к перилам и вздрогнул: заоблачная высота!
— Они все время карабкались следом за нами и с нами перекликались, — сообщил он Тонино. — Подымайтесь же сюда! Быстрей! — крикнул он.
— Благодарю покорно! — отозвался Марко. — А кто, скажи на милость, виноват, что мы здесь?
— Как Рената? Цела? — подала голос Роза.
Тогда между колоннами протиснулись Анджелика и Тонино.
— Да шевелитесь же! — что было сил крикнули они.
Их вид — как прежде на Ренату и Паоло — произвел сильное действие на Розу и Марко. Уставившись на две крохотные фигурки, они, не спуская с них глаз, сразу поднялись на ноги. Пригнувшись, они быстро одолели оставшуюся часть подъема — так им не терпелось взглянуть на Анджелику и Тонино поближе. Переваливаясь через перила и таща за собой Розу, Марко споткнулся, упал и, еще не встав на ноги, поспешил заявить:
— А я сначала глазам своим не поверил! Надо сейчас же сотворить заклинание. На вырост. А потом уже...
— Да встань! — прервал его Паоло.
Бенвенуто выказывал такое беспокойство и так явно хотел что-то сказать, что Паоло это уловил. Обе кошки съежились, притихли, припали на лапы, и даже плоские уши Бенвенуто совсем прилипли к голове. Роза стояла полусогнувшись. А Марко, привстав на одно колено, напустился на Паоло:
— Послушай... — сердито начал он.
Бешеный порыв ветра налетел на купол. Ледяной вихрь пронесся по площадке, завывая между мраморными колоннами, и заскрежетал вниз по скату. Тяжело лязгнули крылья Ангела. Удары дождя, иглы льда, принесенные ветром, обрушились с такой силой, что сбили Тонино с ног. Упав ничком, он слышал, как грохочет, ударяясь об Ангела, град, как шлепается о купол. Паоло схватил Тонино, прикрыл собой. Рената принялась шарить вокруг, нашла Анджелику и, взяв за локоть, потащила в укрытие. Марко и Роза согнулись в три погибели. Было ясно — каждый, кто полез бы на купол, был бы оттуда сметен.
Ветер пронесся, воя волком. Все шестеро подняли головы. Светило солнце.
На площадке перед ними стояла герцогиня. С ее волос, с каждой складки мраморно-серого платья, сверкая, стекали капли тающего льда. На ее восковом лице играла злобная улыбка.
— О нет, — сказала герцогиня. — На этот раз Ангел никому не станет помогать. Вы решили, я забыла?
Марко и Роза подняли глаза на золотую руку Ангела, держащую свиток как раз над ними. Если они прежде чего-то не понимали, то теперь им все стало ясно. По их посерьезневшим лицам Тонино понял, что они ищут заклинания, которые обезвредили бы герцогиню.
— Нет! Не надо! — вскрикнула Анджелика. — Она — колдунья!
Губы герцогини снова сложились в злобную улыбку.
— Больше, чем колдунья, — заявила она и, указав на Ангела, произнесла: — Да исчезнут со свитка все слова.
В огромной золотой статуе что-то щелкнуло, потом заскрежетало, словно заработала пружина. Рука, держащая свиток, медленно пошла вниз и, опускаясь, издавала легкое поскрипывание. Его было отчетливо слышно, несмотря на внезапную вспышку пальбы, доносившуюся из домов за рекой, А рука Ангела двигалась и двигалась вниз и внутрь, пока не остановилась, издав глухое «дзинь». Свиток, поблескивая на солнце, повис между ними и герцогиней. На нем виднелись большие выпуклые буквы. Angelus, увидели они, Capronensi populo.[6] Казалось, Ангел специально держал свиток так, чтобы они могли все прочесть.
— Вот так, — сказала герцогиня, хотя, как подумалось Тонино, судя по ее удивленно вскинутым бровям, это было совсем не то, чего она ожидала. Она снова ткнула в сторону свитка своим длинным, белым, словно восковой карандаш, пальцем и приказала: — Стереть! Слово за словом.
Запрокинув головы, все с волнением и тревогой смотрели на строки гимна. Первое слово было Carmen*. И вот, у них на глазах, золотое заглавное «С» стало медленно уходить в металлическую основу. Паоло невольно подался вперед. Нужно было что-то делать. Герцогиня посмотрела на него, презрительно подняв брови. И Паоло почувствовал, что его сковало, а обе ноги словно приросли к месту.
Но говорить он все еще мог. И он вспомнил, какое имя произнесли Марко и Роза прошлой ночью. Не смея набрать дыхания, он, как мог громче, крикнул:
— Крестоманси!
Снова поднялся ветер. Сильный вихрь с ревом пронесся над куполом. И за Ренатой с кошками возник Крестоманси. На площадке было так мало места, что Крестоманси покачивало, но он быстро ухватился за мраморную балюстраду. На нем все еще была военная форма, заляпанная и грязная, да и выглядел он очень усталым.
Герцогиня мигом повернулась кругом и уставила на него свой длинный палец:
— Вы! Я же вас провела!
— О да, провели, — сказал Крестоманси. Если герцогиня надеялась вывести его из равновесия, то опоздала. Крестоманси уже обрел устойчивость. — Погоняли-таки за химерами.
Он протянул руку ладонью вперед, словно отражая наставленный на него палец. Длинный палец согнулся, и с него закапало что-то белое, словно он и впрямь был из воска. Герцогиня уставилась на него, затем подняла на Крестоманси чуть ли не умоляющий взгляд.
— Нет, — сказал Крестоманси; голос его звучал очень устало. — Вы натворили достаточно бед. Примите свой подлинный облик.
В тот же миг тело герцогини стало быстро меняться. Исчезли, втянувшись в плечи, руки. Вытянулось вперед лицо, хотя осталось таким же восковым и злобным. Из верхней губы поднялись торчком длинные жесткие усы, а глаза налились красным — две выпуклые бусины. Крапчатые юбки стали белыми, заколыхались и собрались, пенясь, у лодыжек, обнажив не ступни, а длинные розовые когти. И все это время она уменьшалась и уменьшалась. На ее заострившемся белом лице появились два клыка. За пенистой массой юбок змеился голый розовый хвост, кольчатый, как дождевой червь, и злобно бил по мраморному полу.
В конце концов огромная белая крыса с глазами, как два красных стеклянных шарика, стремглав бросилась к мраморной ограде, стуча зубами, зыркая по сторонам, тряся своей горбатой спиной.
— Белая Дьяволица, — сказал Крестоманси, — которую Ангел был послан изгнать из Капроны. Так, так, Бенвенуто! Так, так, Виттория! Теперь она — ваша. Позаботьтесь, чтобы она не вернулась сюда никогда.
Бенвенуто и Виттория уже устремились вперед. Хвосты у них струились, глаза не отрывались от добычи. Они разом прыгнули.
Но и крыса прыгнула — с пронзительным визгом слетела вниз с парапета и бросилась наутек. Распластавшись, Бенвенуто кинулся за ней и сразу оказался рядом с розовым венчиком ее хвоста. Виттория мчалась с другой стороны — снежно-серебристый шар, на фоне которого огромная крыса выглядела желтой, катился вровень с ее плечом. Крыса развернулась, пытаясь их укусить. И тут внезапно к ним троим присоединилось с дюжину небольших крыс, все бежали вниз по крыше и визжали. Через секунду вся крысиная ватага уже переметнулась через скат купола и исчезла.
— Помощнички из дворца, — сказал Крестоманси.
— А Виттория? Они ее не сожрут? — забеспокоилась Анджелика.
— Виттория же лучший крысолов во всей Капроне! — успокоил ее Крестоманси. — Не считая, конечно, Бенвенуто. Да и к тому времени, когда дьявол со своими приспешниками спустится вниз, все кошки Капроны будут их преследовать. А теперь...
Тонино обнаружил, что он снова нормального роста. И схватил Розу за руку. Рядом с Розой он увидел Анджелику. Она тоже была нормального роста. Ее била дрожь, и, натянув на колени свое воздушное голубое платье, она схватила руку Марко. Теперь, когда они снова стали большие, ветер чувствовался сильнее. Но не это заставило Тонино схватиться за Розу. Купол перестал быть для него целым миром. Теперь он был белым холмом, частью серо-коричневого пейзажа. И горы вокруг Капроны выступали безжалостно ясно. Тонино видел вспышки огня и бегущие фигурки, которые, казалось, делали свои перебежки почти рядом с ним или под ним, как если бы крошечный белый купол перевернулся на бок, А вот дома Капроны оказались неизмеримо глубоко внизу, и река, казалось, текла из них. Новый мост находился почти над головой, утопая в облаках дыма. Дым стлался по горам и, клубясь, вырывался из стоящих по обе стороны реки домов за Старым мостом, и, что самое скверное, буханье и уханье, грохот и треск от пальбы почти оглушали, Тонино уже не удивлялся, что Рената и Паоло были такими испуганными. Им владело такое чувство, словно он сам ищет своей смерти.
Схватив Розу за руку, он с отчаянием посмотрел вверх на Ангела. Ангел, по крайней мере, был все таким же огромным. И свиток, который он так же спокойно держал перед ними, — почти таким же большим, как стена дома.
— Теперь, — сказал Крестоманси, — самое лучшее, что вы можете сделать, вы все, — это пропеть слова, начертанные на свитке. Ну же! Быстро!
— Как? И я тоже? — спросила Анджелика.
— Да, все вы, — ответил Крестоманси.
Они собрались, все шестеро, у мраморного парапета; встали лицом к золотому свитку, спиной к Новому мосту, и запели, несколько неуверенно, подгоняя новые слова к мелодии «Капронского Ангела». И слова эти пришлись — потекли как по маслу. Как только это стало ясно, все запели в полный голос. Анджелика и Рената перестали дрожать, Тонино отпустил Розину руку, а Роза положила ему руку на плечо. Теперь они уже пели так, словно всегда знали слова со свитка. Да они и были всего лишь вариантом знакомого стиха, только по-латыни, но как раз они-то лучше всего и ложились на мелодию гимна:
Carmen pacis seaculare
Venit Angelus cantare,
Et deorsum pacem dare
Capronensi populo.
Dabit pacem eternalem,
Sine morbo immornalem,