ям, во множество разных цветов — разнообразнейшие оттенки красного, зеленого, синего-и всевозможные их смеси.
Престимион застыл на месте от удивления, увидев струю иссиня-черного дыма, вырывающуюся на сотни футов вверх из конусообразной фумаролы. Затем они пересекли мертвое лавовое плато, далеко обходя дыры в почве, из которых выделялись отвратительно смердящие газы.
— Без сомнения, если бы я жил в подобном месте, то вполне мог бы поверить в демонов, — почти серьезно сказал Престимион. — Мы оказались словно в части какого-то иного мира, возникшего здесь по прихоти недоброго чародея.
Свор, которому уже довелось побывать здесь, только улыбнулся в ответ и посоветовал приготовиться увидеть кое-что еще более интересное.
Они проходили теперь через бесчисленное множество прудов, прудиков и лужиц, в которых клокотали, пузырились, стонали и, казалось, стремились выплеснуться на дерзких пришельцев горячие воды, поднявшиеся из глубин земли. Небо здесь даже в полдень было серо-синим от дыма, а воздух имел резкий химический запах. Сквозь испарения не было видно солнца. Кожа у всех очень скоро покрылась темным грязным налетом; Престимион видел, как Септах Мелайн, желая, видимо, почесать щеку, провел по ней пальцем, оставив на темном фоне светлую полосу. И все же это ужасное место не было совсем безжизненным. Тут и там мелькали какие-то многоногие создания, покрытые светло-розовой не то грубой кожей, не то мелкой чешуей. Они прижимались к земле и осторожно разглядывали пришельцев множеством черных глаз, которые, словно агатовые бусинки, опоясывали верхнюю часть их туловищ (хотя, возможно, это были головы).
Далее долину гейзеров и горячих источников перегораживала большая скальная плита, тянувшаяся почти точно с севера на юг. Они быстро взобрались на нее, не обращая внимания на бесчисленные мелкие камушки, которые то и дело старались выскользнуть из-под ног, и спустились по западному склону утеса в место настолько необычное, что Престимион понял: они находятся на подступах к самому Фонтану.
В сумрачном свете закрытого дымом солнца он видел совершенно голую пустыню. Тут не было ни деревьев, ни чахлых кустов, ни колючих горных трав, а лишь совершенно ровная кирпично-красная земля, тянувшаяся справа налево, насколько хватал глаз, и уходившая от непрошеных гостей, скрываясь за изгибом шара планеты. И прямо перед ними на равнине из земли вырывалась совершенно гладкая, похожая на обелиск из полированного мрамора огромная светящаяся колонна, верхний конец которой исчезал где-то в необозримой выси, сливаясь с облаками. Толщина колонны была не меньше полумили, прикинул Престимион.
— Вот, смотрите, — сказал Свор у него за спиной, — это Гуликап.
Нет, это не камень, понял Престимион; это, скорее, истечение чистой энергии. Можно было ясно разглядеть в глубине гигантского столба движение: там перемещались, сталкивались, сливались и разъединялись огромные куски невесть чего. Беспорядочно менялись цвета: то преобладал красный, то синий, то зеленый, то коричневый. Отдельные области колонны казались со стороны более плотными по составу, чем другие; с поверхности ежесекундно срывались искры и трепетали, угасая. В воздухе стояло неумолчное шипение и потрескивание, как от электрических разрядов.
Это зрелище — один-единственный столп, искрившийся бриллиантовым блеском посреди печальной голой равнины — подавляло Престимиона своим величием. Это был скипетр власти, это было средоточие творения и перемены, это была ось, на которой могла бы вращаться вся гигантская планета.
— Как вы думаете, что случится, если я вдруг прикоснусь к нему? — спросил он Свора.
— Вы исчезнете в мгновение ока, а мельчайшие частицы вашего тела будут вечно танцевать, этой колонне света.
Они подошли поближе, насколько посмели. Отсюда можно было разглядеть широченное, белое, как кость, гладкое, как фарфор, кольцо, опоясывавшее Фонтан. Сквозь это кольцо из какой-то огромной темной пропасти с неистовой силой вырывались ревущие немыслимые волны многоцветного света. Престимион не мог даже заставить себя подумать, какие силы играют в этом спектакле и зачем. Зато, с любопытством глядя на неведомый феномен несравненной мощи, он был поражен, словно впервые ощутил величественный блеск своего родного мира, его потрясающую красоту и великолепие, бесконечность разнообразия чудес Маджипура. И почувствовал глубокую печаль из-за того, что часть этой красоты и великолепия должна, будет теперь пострадать из-за войны. Но у него не было выбора. В мире нарушилась гармония, это необходимо было исправить, и война была единственным средством для этого.
Он долго глядел на фонтан. Затем отдал приказ обойти его кругом на почтительном расстоянии и двигаться дальше на запад.
6
Проход Экеста они преодолели за тринадцать дней. Немерон Далк сказал, что ему никогда еще не приходилось слышать, чтобы хоть кто-нибудь проходил этим путем настолько быстро. Они шли днем и ночью, устраивая лишь короткие привалы, за время которых солдаты успевали лишь поесть и немного поспать, как будто отряды Навигорна гнались за ними по пятам. Это было трудное испытание, но, как и предсказал Талнап Зелифор, не непреодолимое; очень трудное, но и только.
Триккалы оказались крутыми горами, ощетинившимися острыми пиками, как гребень на спине ящерицы, а проход представлял собой всего лишь чуть намеченный давними путниками след; кое-где и его не было видно. В тех местах было очень трудно с продовольствием, причем то немногое, что удавалось найти, с большим трудом можно было отнести к съедобным предметам, а то, что удавалось из них приготовить, съесть можно было лишь под угрозой голодной смерти — то есть в нынешнем состоянии Престимиона и всей его армии. Воздух здесь был сухим, холодным и разреженным, так что порой от него ломило грудь и резало в горле. Но они шли стремительно, без единой жалобы и миновали проход без происшествий. Даже страшные ворзаки держались от них на расстоянии, ограничиваясь жалобным воем и яростным лаем из безопасных глубин своих спрятанных в поднебесной выси пещер. Наконец путешественники с радостью и облегчением начали спускаться по западной стороне гор.
Они вновь оказались в равнинной стране. Лесов здесь было немного, редкие города разбежались на далекие расстояния один от другого, воздух был мягким, и повсюду протекали реки, речушки и ручьи: они попали в долину Джелума.
Сам Джелум оказался широкой и быстрой рекой, слишком широкой для того, чтобы строить где-то здесь мост. Но никакие опасности мятежникам не угрожали, причин для спешки не было, и они приступили к постройке лодок и плотов из деревьев, которые во множестве росли по берегам. На то, чтобы переправить на противоположный берег всех людей и снаряжение, потребовалось всего три дня.
Единственным тревожным моментом оказалось появление гаппапаспа не более чем в двадцати ярдах от лодки Гиялориса. Прямо перед носом из воды вдруг показалась большая, похожая на обрубок, блестящая голова, сидящая на длинной толстой шее. Гигантское создание поднялось над водой, загородив полнеба, и кое-кто из людей чуть не впал в панику, в полной уверенности, что чудовище сейчас сожрет их. Но оно всего лишь посмотрело на проплывающих. Гаппапаспы были безобидными пожирателями водорослей и копались в придонном иле, так что единственная опасность, которая могла от них исходить, заключалась в том, что огромный зверь мог захотеть показаться на поверхности прямо из-под плота или лодки, отчего те разлетелись бы, словно детские игрушки под копытами скакуна, а люди оказались бы в воде, где в изобилии водились различные менее безопасные существа. Но из этих в поле зрения попал лишь одинокий бехемоф, который первое время безмятежно грелся на отмели, но потом встревожился, скользнул в воду и исчез в буро-коричневых глубинах.
Оказавшись на западном берегу реки, они вновь попали в обитаемый мир.
Здесь располагались шумные города среднего размера, окруженные сельскохозяйственными районами. Как только Престимион сообщил местным жителям, кто он такой и чего хочет, они дружно приветствовали его как освободителя и своего короналя. Обитатели этих мест плохо знали Корсибара, и в их головах с трудом укладывалось, что сын короналя, который по всем правилам никак не мог наследовать своему отцу, все же завладел троном. Эти добрые консервативные селяне с радостью провозгласили Престимиона законным королем и с готовностью сходились под его знамена.
Войско расположилось лагерем именно там, где и предполагал Престимион: на огромной луговой равнине Марраитис, где уже на протяжении нескольких тысяч лет выращивали самых лучших скакунов и вьючных животных Маджипура. Лучшие селекционеры пригнали к нему свои стада сильных боевых скакунов и с готовностью сами отобрали лучших из лучших для его кавалерии.
Весть о том, что Престимион собирает армию для похода на Замковую гору и ниспровержения ложного короналя, разносилась все дальше и шире и встречала восторженные отклики. Редкий день проходил без появления в лагере отрядов из какого-нибудь города.
— Я готов погибнуть вместе с вами, но не потерплю, чтобы в Замке беззаконно и безнаказанно правил самозванец, — такие слова Престимион слышал снова и снова.
И Престимион радостно приветствовал в своем лагере таких людей, как седобородый герцог Миоль, правитель Ближнего Миоля с пятью сотнями одетых в зеленые куртки воинов, опытных в обращении со скакунами, и Турм из Сиринкса с тысячью с лишним добровольцев в униформе, расцвеченной бирюзовыми полосами — цветом своего города, и сияющий блеском молодости златовласый Спалирайсис, сын Спалирайсиса Тумбраксского, во главе большой армии, и Гиним Тапилпилский с отрядом пращников в фиолетовых безрукавках, и смелый Абантес Питойский, и Талауус Найбилийский, и еще множество подобных им благородных людей, а также отряды из Таннарда, Заранга, Абисоэйна и еще двух дюжин других городов, о которых он не слышал никогда в жизни, но чью помощь все равно с благодарностью принимал. Выражения поддержки очень сильно радовали его и укрепляли его дух. Прибыли в лагерь и его братья, Абригант и Тарадат, и привели с собой, казалось, половину здоровых мужчин из Малдемара.