— Бабушка, да какие же у вас большие руки!
— Это, чтобы покрепче обнять тебя, внучка!
— Бабушка, да какие же у вас большие зубы!
— А это, чтобы тебя съесть!
Злой волк бросился на Красную Шапочку и съел ее.
Вспоминаешь — у Перро сказка так и оканчивается гибелью Красной Шапочки
Полный доверия к уму и сердцу детей, Шарль Перро подарил им подлинные сказочные трагедии; однако при этом он всюду четко обозначил границы трагического. Синяя Борода точит нож, чтобы убить жену. Еще минута, и она погибнет, но появляются ее братья, храбрые рыцари, и спасают сестру. Кипит вода в котле, Людоед хочет сварить и съесть Мальчика с пальчик вместе с братьями, но детям удается бежать.
Перро был убежден, что трагедии-сказки необходимы для воспитания детской души, только они не могут, не должны оканчиваться смертью героев хотя бы по одному тому, что за детством следует не смерть, а взрослость, за взрослостью — старость, а лишь за старостью — отдаленно, нереально и непостижимо для ребенка — смерть.
Почему же в «Красной Шапочке» сказочник был так беспощаден к милой своей и, как потом оказалось, истинно бессмертной героине?
Перро сам в стихотворном «нравоучении» дает ответ на этот вопрос. Сказка предназначалась им прежде всего не детям, а читательницам светских салонов — «особенно девицам, и стройным и прекраснолицым»; она должна предостеречь наивных девушек от коварных обольстителей — волков:
Совсем не диво и не чудо
Попасть волкам на третье блюдо.
Волкам... но ведь не все они
В своей природе откровенны.
Иной приветливый, почтенный.
Не показав когтей своих,
Как будто бы невинен, тих,
А сам за юною девицей
До самого крыльца он по пятам стремится.
Но кто ж не ведает и как не взять нам в толк,
Что всех волков опасней льстивый волк.
В первый, да и в последний раз придворный, привыкший блистать в светском обществе, победил в Шарле Перро... Кого победил? Да раньше всего — отца. Впервые салонное красноречие было предпочтено тайному разговору с детьми, продолжающему те давние доверительные беседы с сыном — один на один, в сумерках детской.
Но жизнь сказки продолжалась уже независимо от автора. И если до сих пор мы много раз в этой книге могли проследить, как писатели перенимали у народа созданные им сказочные сюжеты и по праву «гордого участия поэта» творили свои сказки, то теперь представилась редкая возможность воочию увидеть, как сказку, первоначально сочиненную писателем, с рук на руки перенимает и пересоздает народ. Она исчезает с печатных страниц, скрываясь в медлительном и неуловимом течении народного творчества; от сказителя к сказителю, от матери к ребенку, от поколения к поколению, из страны в страну.
Осторожно, заботливо растит народ смелую, раз и навсегда полюбившуюся ему девочку-героиню.
И вот прошло немногим больше столетия, а это по сказочному счету времени совсем малый срок, и немецкие фольклористы братья Якоб и Вильгельм Гримм среди множества других бытующих в народе сказок записывают и «Красную Шапочку». Какой же предстает она во второй раз, возникнув на печатных страницах?
Красная Шапочка стала не взрослее, а ребячливее; теперь сказка обращена только к детям, навеки подарена им одним. Неуместные «взрослые» слова, лукавые полунамеки отброшены, забыты; отброшено и заключительное «нравоучение». Зато в сказку, как мы знаем, вступил храбрый охотник: злой волк убит, а бабушка и Красная Шапочка невредимые выходят на свет божий.
... Какая радость отразилась на детских лицах, когда воспитательница прочитала последние строки. И спрашиваешь себя: нужно ли было детям пережить такое потрясение, трагедию, пусть и со счастливым концом? Но, глядя на ребят, понимаешь: сказка рождает не страх, а совсем иное чувство — сострадание. И вспоминаются удивительные слова Достоевского: «Сострадание есть главнейший и, может быть, единственный закон бытия всего человечеству»; сострадание у Достоевского, милость, милосердие у Пушкина, самоотверженное добро у Шарля Перро.
Глава тринадцатая. Тайны сказки.
Как рождается страх и как он умирает
Бывают ли драконы детьми? И еще — как родился страх, если было время, когда его не существовало, и как он умирает, если страх смертен? Вот каким тайнам сказки посвящена эта главка.
В древнегреческом мифе, пересказанном для детей нашей страны Корнеем Ивановичем Чуковским, храбрый Персей, странствуя по свету, однажды увидел несчастную девушку, прикованную к береговой скале. Персей хотел освободить ее. Но девушка взмолилась:
— Уходи! Уходи! Скоро вынырнет из моря дракон, страшное чудовище. Он проглотит и тебя и меня! Каждый день он подплывает сюда, взбирается на гору, рыщет по городу и пожирает без разбору и старых и малых. Чтобы спастись от него, жители города приковали меня к этой скале: дракон проглотит меня, насытится, и все остальные горожане останутся живы.
Персей не послушался девушки, говорит древний миф, он победил дракона.
Но жители города... Почему они, вместо того чтобы защитить девушку, приковали ее к скале? Почему они ждут героя, а пока покорно и подло отдают на съедение девушек? Или они и не ждут никого, даже и не мечтают об освобождении?! «Что ж, и к чудовищам привыкают», — думают они.
И тут пришло время переселиться в сказку замечательного современного сказочника Евгения Львовича Шварца, которая так и называется «Дракон».
... В несчастливый день постучался Ланцелот в двери дома архивариуса Шарлеманя. Завтра Эльзу, милую и прелестную дочь архивариуса, отдадут Дракону, который уже четыреста лет властвует над городом.
Вовремя, как раз вовремя пришел Ланцелот. Такая уж судьба у него: ходит он, бродит по миру и заступается за обиженных, за девушек и детей особенно, — ведь они вечно попадают то в плен к разбойникам, то в мешок к великану, то на кухню к людоеду.
Он участвовал в несчетном множестве сражений и был девятнадцать раз ранен легко, пять раз тяжело и три раза смертельно. Не так уж много крови осталось в его жилах. И кто поможет ему в битве? Недаром Дракон говорит:
— В моем городе только безрукие души, безногие души, глухонемые души, цепные души, легавые души, окаянные души.
Четыреста лет учил Дракон людей унижаться, продавать и предавать. И научил.
Собственно, горожане не так уж и ненавидят своего Дракона. Конечно, приходится раз в год отдавать ему девушку, но глухонемая душа на то и глухонемая, чтобы не слышать чужого горя, и слепая — чтобы не видеть его.
И ведь этот, свой Дракон защищает от других драконов, а они, может быть, еще куда хуже.
Да, никто не поможет Ланцелоту.
Боязливые жители города кричат вслед ему:
— Уезжайте прочь от нас! Скорее! Сегодня же!
Даже травят его собаками.
И все-таки он вызывает Дракона на бой.
И тогда... Тогда страх возникает в самом Драконе. В этом нет ничего удивительного. Истинная храбрость не уживается с жестокостью. Драконы трусливы, даже и огнедышащие. Запомним на всякий случай и эту тайну, которую столько веков повторяют сказочники.
Чтобы избежать сражения, Дракон передает Эльзе отравленный ножик. Один укол — Ланцелота не станет, и он будет править спокойно, как и все прошедшие четыреста лет.
Дракону необходимо, чтобы именно Эльза убила Ланцелота, — во всем городе, может быть, только у нее живая душа. А живые души опасны драконам, драконьей власти, всему проклятому драконьему делу; только они смертельно опасны ему.
Ядовитый нож в руках Эльзы.
Еще неизвестно, на что она решится, она и сама не знает этого. Не глухонемая, не мертвая душа у нее, но уснувшая. Ведь и Эльза долго дышала воздухом лжи. Уснувшая, озябшая, замерзшая душа.
— Эльза, я всегда говорю правду. Мы будем счастливы, поверь мне, — убеждает ее Ланцелот. — Ах, разве знают в бедном вашем народе, как можно любить друг друга? Страх, усталость, недоверие сгорят в тебе, исчезнут навеки, вот как я буду любить тебя.
Только теперь Эльза совсем оживет. И, прозрев, она швыряет в колодец отравленный Драконий нож: лучше умереть, чем предать любимого.
Дракону приходится сражаться с Ланцелотом. Одна за другой падают все три головы Дракона. Но и Ланцелоту не легко. Где-то далеко в горах лежит он, смертельно раненный.
И как это ни странно, как это ни страшно — ведь в городе ничто не переменилось после гибели Дракона. «Люди, раз примирившись с рабством, нелегко привыкают к свободе», — сказал мудрец.
Был у Дракона презренный холуй, готовый на все слуга — Бургомистр. Теперь ему приписывают победу. Бургомистр становится правителем города. «Да здравствует победитель Дракона!» — кричат горожане, когда он проходит по улицам. Садовник даже цветы приучил кричать эту здравицу. Правда, львиный зев каждый раз, крикнув «Да здравствует победитель Дракона!», показывал язык. Но кто обратит внимание на дерзкий цветок.
Ах, как быстро иногда души уродуются и гибнут; насколько медленнее и труднее воскресают они. Но все-таки ведь осмелилась Эльза швырнуть в колодец отравленный нож, осмелился львиный зев показать язык.
Осмелиться! В этом все дело. Видели же люди, как сражался Ланцелот: подвиг его отзовется в сердцах.
Дракон — тень труса на земле. Он рождается вместе со страхом и исчезает, когда рассеивается страх.
И, думая об этом, мы раскрываем мудрую сказку замечательного чешского писателя Владислава Ванчуры «Кубула и Куба Кубикула».
Сто лет назад, когда земля была молода и все верили сказкам, бродили по чешской земле из поселка в поселок медвежатник Куба Кубикула со своим ручным медвежонком Кубулой. Как-то расшалился медвежонок и, чтобы унять его, Куба Кубикула рассказал сказку о медвежьем страшилище Барбухе, у которого голова как у шершня, вместо когтей жала, а шуба из дыма.
Ночью проснулся медвежонок — что-то примерещилось ему, — страшилище тут как тут. И пахнет от него гарью; чем не дракон, только что маленький.