Снаружи неожиданно донёсся громкий металлический звон. Я вздрогнула. Женщины монотонно запели. Айфинг? Неужели жених уже идёт за мной? Я же не успела подготовиться. Что я буду делать? Я растеряла последние остатки своей уверенности.
— Айфинг идёт! — Айлия придвинулась ближе, но я заметила, что она не приближается чересчур близко к главенствующей в доме. — Он идёт за своей невестой.
— Пусть войдёт, — сказала Аусу с достоинством, которое было ей присуще, несмотря на гротескное тело.
Женщины отступили к стенам, служанка Аусу тоже. Но когда Айлия не последовала их примеру, Аусу ещё раз бросила на неё такой свирепый взгляд, что Айлия тут же повиновалась.
После чего старшая жена громко окликнула Айфинга. Полотнище палатки поднялось, и Айфинг, наклонив под ним голову, подошёл прямо к Аусу. Её толстая рука поднялась, и он вытянул свою тёмную грубую руку, чтобы её могла взять Аусу, но смотрели они не друг на друга, а только на меня.
Я не увидела в его взгляде того, что читала раньше у его племянника, что обещало бы мне позор. Айфинг выглядел бесстрастно, как человек, на которого возложили решение задачи, являвшейся частью обязанностей вождя. Но за его плечом я увидела лицо Айлии с бесспорным выражением яростной ревности.
Айфинг преклонил колено перед громадным телом своей первой жены. Она протянула руку ко мне, я вложила в неё свою, и она прижала мою ладонь к ладони Айфинга, как раньше это проделала Утта. Сквозь её свистящее дыхание пробились слова, смысла которых я не поняла, вероятно, какая-нибудь архаичная ритуальная фраза. Затем её руки упали, оставив наши соединёнными. Айфинг наклонился и отдёрнул металлическое покрывало, которое я обернула вокруг плеч, чтобы хоть немного защититься от холода. Затем его пальцы опустились к моей груди и начали стирать с неё краску, словно снимая с меня одежду. В этот момент женщины у стены издали звенящий крик, вроде того, который издала, умирая, Утта, прозвучавший победным кличем.
Меня чрезвычайно беспокоило, как далеко зайдёт сейчас Айфинг. У меня не было времени приготовить то, что я задумала, но похоже, церемонии пришёл конец. Понимая, что я плохо знаю их обычаи, Аусу подсказала мне следующий шаг, который я должна была сделать, чтобы выполнить то, что задумала.
— Теперь вы разделите блюдо и чашу, сестра. И будь благословен этот шатёр…
Служанка и женщины подошли и поставили её на ноги. Я тоже встала, чтобы оказать ей почтение, и проводила её за дверь палатки. Айлия уже успела скрыться. Видимо, её так бесила моя предстоящая связь с её господином, что она не могла больше смотреть на меня.
Когда я вернулась в шатёр, Айфинг сидел на подушке. Я прошла к сундуку Утты, где хранились травы, и достала несколько сухих листьев, которые превращали обычный напиток вапсалов во вкусное, ароматное вино. Я добавила их в чаши, принесённые на подносе, и опустила полотнище двери, в знак того, что никто не должен мешать нам.
Когда Айфинг увидел, как я достала листья, глаза его блеснули, потому что травы Утты были очень хороши, и он с явным нетерпением ждал, пока я добавляла в его чашу несколько листьев и размешивала их палочкой.
Заклинания не обязательно произносить вслух, самое главное — воля, направленная на нужный результат, а моя воля была тверда в эту ночь. Айфинг видел, что я ничего не добавляла, кроме тех трав, которые он хорошо знал, но то, что я произнесла при этом мысленно, было первым шагом в моём плане спасения.
По крайней мере, хоть в этом Утта не связала меня, как связала рунами на циновке. Айфинг выпил и поел с подноса, который мы с ним разделили, а затем покачнулся и уснул. Я достала из сундука Утты ярко-красную колючку, обмотала вокруг неё два волоса, вырванных из моей головы, и плюнула на неё, произнеся несколько слов, от которых уши Айфинга были теперь надёжно закрыты.
Проделав это, я глубоко воткнула колючку в кожаную подушку под головой Айфинга и начала «ткать» его сон. Нелегко было вообразить то, чего никогда сама не испытывала, но я не смела позволить себе сомневаться в успехе. И когда Айфинг повернулся и забормотал во сне, он видел как раз то, что я вложила в его мозг: что он и вправду взял жену и овладел ею.
Не проделывала ли такое и Утта? Я думала об этом, когда опустилась в изнеможении, следя за сном Айфинга при слабом свете пленённых насекомых. Не таким ли образом она была женой вождей, оставаясь колдуньей? Всё выяснится, когда он проснётся; тогда и будет проверена надёжность сотканного мной сновидения.
Глава 6
Ночь тянулась долго, и у меня было достаточно времени для размышлений и предвидения некоторых опасностей, могущих ожидать меня. Утта многому научила меня, это я знала, но то ли намеренно, то ли потому, что мы происходили не из одного ордена колдуний, она оставила в моих знаниях значительные пробелы, и я походила на раненого воина, который, прижимаясь к стене, защищается только одной рукой, да и то левой, в то время, как он привык действовать правой. Она не вернула мне моё ясновидение, а изо всех навыков, которые вапсалы могли от меня потребовать, именно этот был самым важным. Я всё больше удивлялась этому упущению со стороны Утты. Может быть, она боялась, что я воспользуюсь передачей мысли — что было частью ясновидения — и вызову из Зелёной Долины помощь? Как бы то ни было, она не подготовила пророчицы для своего народа и лишила их этого дара, который был им нужен больше всего.
Айфинг спал. Я тихонько прошла по шатру и перевернула циновку с рунами, чтобы снова прочитать строки, связывавшие меня с этим народом. В то же время я рылась в памяти, отыскивая всё, что относилось к подобным чарам, как они наводятся и как разрушаются.
Колдуньи имеют много способов, чтобы связать человека, особенно если он обладает меньшим могуществом, чем у неё, или он вообще ничего не понимает в этих делах. Вы дарите, например, жертве что-то ценное, и если жертва примет подарок — она ваша, пока вы сами её не отпустите. Но для новичка это опасно. Если жертва откажется от подарка — чары падут на дарителя. Плетя сновидения, можно ошибиться в выборе заклинаний и извлечь собственный дух из тела, получив двух рабов чар: в одном измерении — бездушное тело, в другом — бестелесный дух.
Но в основном всё это были дела Тьмы, а я знала, что Утта, заботившаяся о благе своего приёмного народа, не подчинялась ни Свету, ни Мраку. Если мне удастся разбить чары этих рун, то это будет означать, что они были какой-то собственной магией Утты.
Только я сомневалась, что смогу сделать это с моими заново пробуждёнными способностями. Во всяком ремесле нужна практика. Я повернулась к Айфингу, прислушалась к его дыханию. Он больше не видел сновидений, которые я послала ему, он просто крепко спал, и этот сон продлится ещё некоторое время. Я осторожно отошла, сняла свадебное платье и аккуратно сложила его. Когда на моём озябшем теле не осталось ничего, что было изготовлено в племени, я соскоблила остатки краски с груди, чтобы меня ничто больше не связывало с этим народом. Я собиралась опробовать часть магии, которая, как я опасалась, была слишком могущественна для моих слабых сил, но она была единственной возможностью хоть на чуть-чуть заглянуть в будущее.
Мне нужен был хоть какой-нибудь предмет, которым пользовалась Утта и считала его своей собственностью. Хотя большая часть её личных вещей ушла с ней в могилу, в моём распоряжении осталось то, что лежало в двух сундуках и имело отношение к её магии.
Содрогаясь от холода, я опустилась на колени перед сундуком, где нашла манускрипты с непонятными рунами. Вытащив из сундука всё, я убедилась, что из вещей, оставленных тут Уттой, эти свитки содержали наибольшую концентрацию Силы.
Я села, держа их по одному в каждой руке, и постаралась освободить свой мозг ото всего, представить его как зеркало, ожидающее возможности отразить то, что исходит от этих вещей.
Медленно, неохотно возникло слабое движение, прошло слишком много времени между этим днём и тем, от которого осталась лишь тень воспоминания, несмотря на все усилия яснее сфокусироваться на нём.
Я больше не была зеркалом, а скорее сама смотрела в затянутое туманом зеркало. Но в нём что-то передвигалось. Тусклые, туманные фигуры приходили и уходили, а я была не в силах сделать их ясно различимыми.
Внезапно контейнеры потяжелели, оттягивая руки. Я вздрогнула, когда их ледяной холод коснулся моего нагого тела.
А что если попытаться поработать со свитком? Я отложила один футляр в сторону, а другой открыла и развернула свиток. Взяв его в обе руки, я наклонила голову, чтобы касаться лбом поверхности свитка, на ощупь казавшегося высушенным древесным листом.
И вот…
Я едва не вскрикнула от радости, когда в моём мозгу появилось резкое изображение, меня удержала лишь долгая тренировка. Изображение было достаточно чётким, но сцены мелькали и кружились с такой быстротой, что я не могла уловить их смысл. Строчки формул, колонки рун появлялись и исчезали, прежде чем я успевала понять их значение. В их чередовании не было ни смысла, ни логики, ни последовательности, будто кто-то высыпал массу неудачно связанного материала в пустое ведро и сильно встряхнул его.
Я вернула свиток обратно в контейнер и приложила руки к голове, где кружились неудачные и несвоевременные концы и начала познаний, вызывавшие боль, сильную боль. В эти минуты я не могла ни продолжать свой опыт, ни разгадывать секреты Утты. Внезапно я почувствовала такую усталость, что глаза у меня сами закрылись. Я даже подумала с лёгким беспокойством, что это похоже на то, как если бы я выпила такую же чашу, какую подала Айфингу, и теперь готова последовать за ним в мир сновидений.
Я наконец взяла себя в руки и надела одежду, которую до этого отложила в сторону, когда меня наряжали в свадебное платье. Двигаясь с трудом, я завернулась в плащ с капюшоном, и затем скорее упала, чем легла, и мгновенно уснула. И я была права: я увидела сон.
Я увидела замок, башню, такую же большую, как цитадель в центре Эса. Я никогда не видела такого величественного творения человеческих рук. Одни части здания были крепки, как камни Эса, но другие мерцали, то появляясь, то исчезая, словно существовали в двух мирах одновременно. Я каким-то образом знала это, но не понимала, зачем и как это сделано.