Я зажмурился и открыл глаза, только когда машина замерла в тоннеле под мостом, по которому шли поезда метро.
– Мы победили, – радостно объявил Перси. – Молоток! Какая крутая тачка!
– Да, не совсем развалюха, – сказал я, вставая.
– Развалюха! – хмыкнул Перси. – Это лучший в мире автомобиль!
– Вот только крыло помято, – заметил я мрачно.
– Да какая разница! – отмахнулся Перси.
Мы стояли в тоннеле и ждали, когда над нашими головами проедет поезд метро. И тогда принялись скакать и кричать все, что в голову приходило. Это было здорово!
Пока Перси прыгал, я смотрел на его кеды.
– Послушай, Перси. А где можно достать такие? – спросил я, когда он напрыгался.
– Достать что?
– Волшебные кеды.
– Не знаю. Они у меня от папы. Других у него нет.
– Понятно, – сказал я.
Я уже собрался уезжать, но Перси остановил меня.
– Подожди-ка. Дай посмотреть на твои ноги.
Я протянул ему одну ногу.
– Не так. Сними носки и ботинки.
Я присел на капот и расшнуровал кеды. Я стеснялся своих ног. Брат говорил, что они уродливые – стопы совсем плоские и пальцы, как картошки.
Зато брату нравилось после купания сдирать у меня с подошвы ошметки белой кожи. Такое у него было развлечение. Потом он незаметно подкладывал эти кусочки на ночник у моей кровати. И когда лампочка нагревалась, комнату наполняла противная вонь.
Но Перси ничего с моих ступней сдирать не стал. Просто взял одну ногу и немножко помял, изучая ее, словно продавец в обувном магазине.
– Так я и знал. Они тебе будут в самый раз, – сказал он.
– Что в самый раз?
– Кеды. Моя волшебная обувка… Ты же сам спрашивал. Так что ты готов за них отдать?
– Все что угодно.
– Вот именно. Что ж, может, я тебе их и продам.
– Ты хочешь продать волшебные кеды?
Я не мог поверить своим маленьким ушкам.
– Видимо, придется, – ответил он мрачно. – Они мне стали малы. Жмут ужасно… Вот здесь, в пальцах. Видишь?
И я увидел. У большого пальца из кеда выпирала здоровенная шишка, которой я раньше не замечал.
– Да, – сказал я. – Выглядит не очень.
– Знаю, – вздохнул Перси. – Хочешь их купить?
– Конечно. А сколько они стоят?
Перси провел ладонью по волосам. Посмотрел на меня. Потом на свои кеды. Поковырял в носу. И оглядел мою машину.
– Не знаю, – проговорил он. – Они как-никак волшебные… Других таких нет… Мне надо подумать. А что у тебя есть?
– У меня есть педальный автомобиль.
– Верно, – кивнул Перси. – Только немножко помятый.
Он задумчиво провел рукой по крылу и улыбнулся:
– Пожалуй, я все-таки соглашусь, ведь ты мой друг. А что еще предложишь?
– Ты настоящий друг, – сказал я. – Завтра принесу в школу всякие штуки.
– Ладно, подожду до завтра, – согласился Перси. – Но смотри не забудь.
– Не забуду, – пообещал я.
И Перси укатил на моем автомобиле, исчез словно черная тень в ярком свете тоннеля. А я смотрел ему вслед и думал о том, что волшебные кеды скоро станут моими. Так я стоял до тех пор, пока мама, свистнув в свисток, не позвала меня домой ужинать.
Вечером позвонил Уффе Рикберг. Обычно голос у него звонкий и радостный. Но на этот раз он у него, похоже, дрожал. Мне показалось, что он даже шмыгал носом.
– Моя машина в лепешку, – сказал он.
– Мне жаль, – вздохнул я.
– А еще я разбил нос. У меня теперь огромный пластырь на лице.
– Мне очень жаль.
– А Клас-Йоран ушиб ухо, – добавил он.
– Да, не повезло.
– Зачем ты позволил Перси вести свой автомобиль? – спросил Уффе Рикберг. – Зачем ты позвал его? Ведь я просил тебя этого не делать! Зачем вообще ты с ним водишься?
– Ну, он же мой лучший друг, – ответил я.
Тогда Уффе Рикберг шваркнул трубкой так, что я чуть не оглох.
Супермен и Паганини
Вечером, когда мы собрались пить какао с бутербродами, у меня совсем не было аппетита. Обычно я любил макать бутерброд в чашку и смотреть, как на поверхность всплывают блестящие пятна жира. Но на этот раз мне хотелось побыть одному с моей удачей. И я сказал, что у меня болит живот.
– Ох, малыш, – вздохнул папа. Он посмотрел на меня с тревогой и посоветовал съесть немного чернослива. А мама обняла меня.
– Бедняжечка, – проговорила она, прижав мою голову к своей груди. – Лучше тогда ложись поскорее.
– Да, наверное, так и сделаю, – согласился я, обхватил руками живот и поднялся к себе.
В комнате у меня чего только не было.
Я осмотрелся. А потом стал один за другим выдвигать ящики. Пошарил в тумбочке и выудил мешочек с блестящими никелированными шариками. Порылся в коробке под кроватью.
Перси будет доволен! Когда увидит все, что я напихал в ранец, наверняка отдаст мне свои волшебные кеды. И тогда я смогу делать все, что захочу!
При этой мысли у меня голова пошла кругом от счастья.
Видимо, я совершенно потерял рассудок, потому что отправился в комнату к брату и стал рыться у него в шкафу. Там лежали стопки комиксов, которые он одолжил у своего приятеля Ниссе Огрена. Брат засунул их поглубже, чтобы ни я, ни папа не нашли.
Папа терпеть не мог комиксы. Говорил, что от них люди тупеют. Поэтому, когда эти удивительные красочные журналы попадали нам в руки, мы с братом мигом на них набрасывались. Они даже пахли потрясно! Ну и пусть от них тупеешь – они того стоят!
Но на этот раз я нашел у брата в шкафу и еще кое-что. ГОЛЫЕ ТЕТКИ! В стопку комиксов между «Тарзаном» и «Суперменом» были засунуты другие журналы. А в них – фотографии женщин вообще без одежды: блестящие тела и голые сиськи. Полуприкрыв глаза, словно вот-вот заснут, тетки смотрели прямо на меня.
У меня чуть ноги не подкосились.
Я долго таращился на этих полусонных теток. А потом запихнул их обратно. Схватил комиксы про Супермена и пулей назад в свою комнату.
Лег в кровать, отвернулся к стене и стал читать, забыл обо всем на свете – о самом себе, о брате и целом мире.
Я представлял себя Суперменом!
Хрясть! Выкрикивал я, не отрываясь от чтения. Вжих! Бах! И молотил пухлыми кулаками в подушечку, которую мама сшила из красивой золотистой ткани. Я весь был поглощен этой дракой. На Супермена напала банда придурков. Одному я вмазал прямо в нос.
– Шарах! А-а-а! О-о-о! – читал я вслух.
Вдруг в дверях появился папа.
– Мальчик мой, в чем дело? – спросил он, увидев, как я подпрыгиваю и извиваюсь на кровати.
– О-о-у! – продолжал я, не в силах остановиться.
Папа бросился ко мне.
– Это живот?
– Чего? – спросил я.
– Похоже, у тебя и впрямь желудок разболелся, – встревожился папа. – С этим шутить нельзя. Ну-ка, что ты чувствуешь, когда я нажимаю вот здесь?
Он просунул холодную как лед ладонь мне под рубашку и принялся давить на живот. Мне стало так щекотно, что я, задыхаясь от смеха, выскочил из постели.
– Ох-хо-хо!
– Неужели так больно? – спросил папа. – Тогда это наверняка аппендицит.
Тут я попритих. Про аппендицит я уже был наслышан. Из-за него надо ехать в больницу и разрезать живот.
– Кажется, немного отпустило, – сказал я.
– Вот и хорошо. Тогда ложись и отдохни.
Папа поправил мне подушку, и я лег. А он наклонился и поцеловал меня в лоб.
И тут заметил «Супермена». Глаза его округлились. Папа брезгливо поднял журнал двумя пальцами и прочитал надпись шариковой ручкой на первой странице. «Ниссе Огрен».
– Что это такое? – спросил папа. – Комиксы?
– Кажется, да.
– И откуда же они взялись? Разве я не запретил вам читать такую бульварщину?
– Да я их случайно нашел.
– Нашел? – переспросил папа.
– Да, у Янне в комнате.
Папа свернул журнал в трубку и громко хлопнул им о ладонь. Потом направился к двери.
– Придется поговорить с твоим братом, – сказал он.
Я слышал, как тяжелые папины шаги отдаются эхом на лестнице. И слышал, как он зовет моего брата, а потом отчитывает его строгим голосом. Затем дверь снова хлопнула, значит, брат отправился возвращать «Супермена» Ниссе Огрену.
Через несколько минут снизу донеслись звуки скрипки. Это папа включил радиолу. Он лежал с закрытыми глазами на восточном ковре в гостиной. Я подкрался к нему и лег рядом. Не хотел оставаться один на один с братом, когда тот вернется.
Папа взял меня за руку. Мы лежали молча и слушали. Скрипки играли, а папины часы тикали. Казалось, будто мы лежим на ковре-самолете и летим куда-то на крыльях музыки. Мы парили в нежно-розовых закатных лучах, которые вливались в окно.
– Слышишь? – спросил папа.
– Да.
– Закрой глаза и просто наслаждайся, – посоветовал папа. – Музыка от всего помогает. Чувствуешь?
– Да, – ответил я и закрыл глаза. – Теперь лучше.
– Скрипичный концерт Паганини, – сказал папа. – Играет Яша Хейфиц. Никто в мире не играет лучше Яши Хейфица. Запомни это!
– Запомню, – пообещал я.
Когда брат вернулся домой, мы все еще лежали на ковре. Он прошел в свою комнату, не сказав ни слова. Но потом, когда я попробовал прошмыгнуть к себе с тарелкой фруктов, которую дала мне мама, он вышел навстречу. Наверняка поджидал, стоя за дверью. Глаза его были черными от злости.
– Ну держись, теперь я тебя вздую – мало не покажется, подлый доносчик! – прошипел он и замахнулся своими крепкими кулаками.
– Смотри, скоро ты об этом пожалеешь, – предупредил я.
– Какого черта ты там мямлишь?
– Скоро я стану сильным-пресильным. Отпусти меня, и я тебе все прощу.
– Ты, что, совсем спятил?
– Это твой последний шанс, – сказал я.
И тогда он со всей силы саданул мне в живот. Зеленая тарелка с фруктами покатилась по полу и разбилась на тысячу кусков. А живот заболел по-настоящему.
Брат ушел, а я остался лежать на полу.
Лежал и думал о волшебных кедах, которые скоро станут моими.
Я учусь заключать сделки
На следующий день я по привычке с утра пришел к Уффе Рикбергу. Обычно я сперва гулял с его псом Пеком, а потом мы вместе шли в школу. Едва я нажал на кнопку звонка, раздался собачий лай.