Пек был боксером – морда в складочку, а обрубок хвоста вращается словно венчик от миксера. Мне нравилось водить его на прогулку. Он тянул меня во все стороны и обнюхивал каждый фонарный столб. А я угощал его кусочками сахара, которые приберегал для него в кармане. Так мне казалось, что Пек – мой пес.
Я всегда мечтал о собаке.
Но в то утро Уффе Рикберг не разрешил мне гулять с его псом. И идти вместе в школу тоже отказался.
Он высунул в приоткрытую дверь нос, на котором красовался большущий пластырь, и заявил:
– Можешь идти со своим Перси, раз тебе так хочется.
– Но он ведь живет в другой стороне.
Уффе Рикберг захлопнул дверь.
И я пошел в школу одинокий, но счастливый. В синем небе сияло солнце. Птички чирикали в живой изгороди. А в ранце лежала всякая всячина, которую я собирался предложить Перси в обмен на его чудесные кеды. На радостях я одним махом пробежал всю улицу до самой школы.
Но там мне пришлось довольно долго дожидаться Перси. А когда он явился, то не захотел сразу смотреть, что я принес. Я поставил у его ног свой ранец, но он велел его убрать.
– Разве ты не хочешь посмотреть, что у меня там?
– Не здесь и не сейчас, – прошипел он.
– Но почему?
– Потому что так дела не делаются. Нам надо заключить сделку, а этим нельзя заниматься где угодно. Это нужно делать в тишине и покое… Ты, похоже, ничего в этом не смыслишь, Уффе, верно?
– Ну да…
– Неважно, я тебя научу. После уроков пойдем ко мне.
– Здорово, – обрадовался я. – Ты настоящий друг.
Перси кивнул и пошел дальше. Он забрался на старое дерево, которое росло во дворе. Нам запрещали на него залезать, потому что мы могли упасть и разбиться насмерть. Когда зазвенел звонок, Перси качался вниз головой на подгнившей ветке.
Мне казалось, что школьный день тянется целую вечность.
Я мечтал только об одном: пойти после уроков к Перси и научиться заключать сделки. Но он не спешил. Сидел себе спокойно за партой и уплетал мои кексы – съел всё до последней крошки. Идти домой он явно не торопился. Ведь оставался еще урок рукоделия.
В те годы мальчишки считали, что уроки шитья – скука смертная и нужны только девчонкам. Поэтому они вечно устраивали на уроках потасовки и кололи друг дружку иголками. Но только не Перси. Он сидел и старательно шил.
Лишь один раз отвлекся. Когда Берра запулил катушкой в ухо Класу-Йорану и тот завизжал как резаный: это было то самое ухо, которое пострадало в автомобильной катастрофе.
– Ухо! Мое ухо! – вопил Клас-Йоран, подпрыгивая.
– Тише! – велела учительница и несколько раз стукнула сумочкой по кафедре. Но тишины не добилась. Тогда встал Перси.
– Слышали, что сказала учительница? Заткнитесь сейчас же, дайте повышивать в тишине и покое!
И все разом примолкли. Перси сел и продолжил шить. И не сдвинулся с места, даже когда прозвенел звонок и все остальные, в фуражках набекрень, помчались прочь из класса. Я надел ранец и ждал в дверях.
– Эй, Перси, урок закончился, – сказала учительница.
– Вот именно, – поддакнул я, переминаясь на месте.
Перси поднял взгляд.
– Можно, я еще немного посижу? – попросил он.
– Что? – удивилась учительница. – Ты хочешь остаться в классе? Почему?
– Но ведь шить так здорово! – ответил Перси.
Учительница улыбнулась.
Она подошла и стала смотреть на умелые пальцы Перси и на иголку, которая прокалывала ткань вверх-вниз и тянула за собой хвост синей нитки. Она долго так стояла, ничего не говоря.
Тогда и я подошел.
– Мы же собирались заключить сделку, – напомнил я.
– Помню. Вот только закончу вышивать эту фиалку.
И Перси продолжил вышивать. Учительница взяла лоскут ткани, чтобы рассмотреть получше. Ой, как же ловко у него получалось, у этого Перси! По краю – желтый орнамент, а посередине вышиты цветы и надпись розовыми крестиками: «Хороших снов, папа». Видимо, это должна была быть подушка.
Учительница так внимательно ее рассматривала, что у нее даже глаза заслезились.
– Черт, я, что, с ошибкой написал? – встревожился Перси.
– Нет, – ответила учительница. – Все правильно. И очень красиво.
– Думаете, папе понравится?
– Обязательно понравится.
– У него скоро день рождения, – сказал Перси. – Я хочу подарить ему подушку.
– Он наверняка очень обрадуется, – заверила учительница.
– Ага. Он любит поспать.
Наконец мы собрались уходить. Перси убрал швейные принадлежности в парту. Учительница погладила его по коротко остриженной макушке. И мы отправились домой к Перси заключать сделку.
Перси жил в многоквартирном доме на Бьюлевэген. Когда мы поднялись по лестнице, он отпер дверь ключом, который висел на цепочке у него на шее. Мы вошли в прихожую, и я почувствовал приятный запах духов и сигарет.
Мама Перси лежала в гостиной на диване и читала какой-то журнал. Голова у нее была в папильотках.
– Идем в мою комнату, – прошептал Перси.
Комната у него оказалась совсем крошечная. Но там был письменный стол. Перси сразу положил на него ноги. А я присел на стул по другую сторону, держа ранец на коленях, и стал ждать.
– Ну, как же заключают сделки? – не вытерпел я.
– Очень просто. Сперва достают сигарету.
– Что – курят сигареты?
– Ну да. Или сигары. Если сделка серьезная, то чаще сигары. Но на этот раз можно обойтись и сигаретой.
Перси достал потрепанную пачку «Bill» и протянул мне смятую сигарету. И поднес зажженную спичку. Мой рот наполнился дымом, словно воздушный шар.
– Затягивайся, – велел Перси. – Глотай дым.
Я послушался. Ну и гадость! Желудок мой перевернулся, словно бетономешалка. Я закашлялся и выплюнул все, что смог.
– Здорово, верно? – спросил Перси и похлопал меня по спине.
– Да, класс.
Мы сделали еще несколько затяжек. Лицо у Перси стало серо-зеленым, и он решил, что хватит.
– Кайф, – сказал он. – Ну а теперь посмотрим, что ты там принес.
Мы сунули вонючие окурки в цветочный горшок. Я достал свои сокровища из ранца и, не говоря ни слова, разложил на поцарапанном письменном столе.
Получилась куча всякой всячины: паровая машина, которую мама и папа когда-то подарили мне на Рождество, пробочный пистолет без пробки, три моих самых больших никелированных шарика, настоящий таймер в футляре, оранжевый гоночный автомобиль и альбом с марками, к которым я всегда был равнодушен.
Перси потрогал паровую машину. Достал таймер из футляра, покатал туда-сюда гоночный автомобильчик, попробовал выстрелить куском ластика из пробкового пистолета, с интересом полистал альбом с марками, и глаза его загорелись.
Потом Перси внимательно посмотрел на меня.
– Это, что, всё?
– Разве мало?
– Ну, вещи вообще-то хорошие. Но когда заключаешь сделку, надо стараться получить как можно больше. У тебя еще что-нибудь есть, Ульф?
– Что именно?
– Что угодно. Футбольный мяч, например.
– Ну, – пробормотал я. – Вообще-то у меня дома кое-что осталось.
– Тогда идем к тебе, – решил Перси. – Посмотрю, что у тебя там. Важно не упустить ничего стоящего.
И он быстро встал со стула.
Когда мы были уже в дверях, мама Перси заметила нас и вышла из гостиной, где кто-то пел нежным голосом. Она громко рассмеялась и потрепала меня по волосам.
– Хорошо, что ты пригласил в гости товарища, – сказала она Перси.
– Мы как раз собрались уходить, – буркнул он.
– Подождите, – остановила нас мама. – Давайте сперва немного потанцуем.
И она потащила меня в гостиную.
– Любишь танцевать? – спросила она.
– Люблю. Только никогда не пробовал.
– Ну, научиться несложно.
И мы стали танцевать. Мама Перси делала такие длинные шаги, что я еле-еле за ней поспевал. Но это было здорово!
– Фрэнк Синатра, – сказала мама Перси. – Это он поет. Никто так больше не умеет. Послушай.
И запела сама.
– I’ve got you under my skin[2], – пела она так громко, что я чувствовал, как сильно у нее пахнет изо рта – точно так же как от папиных рук, когда он заканчивает прием больных.
Но тут вернулся домой папа Перси. И застыл в дверях.
Мы всё еще танцевали. Папа направился прямиком к проигрывателю и выключил его.
– Ненавижу Фрэнка Синатру! – рявкнул он. – Ты же знаешь, что я его терпеть не могу!
Тогда мама Перси, не сказав ни слова, вышла из комнаты.
А папа остался стоять, вдыхая оставленный ей запах и глядя на закрытую дверь. Перси взял его за руку.
– Устал? – спросил он.
– Да-да, – рассеяно ответил папа, будто думал о чем-то другом.
– Много дел провернул сегодня? – продолжил Перси.
– Да-да, – проговорил папа, высвобождая руку.
– Тогда тебе надо отдохнуть в тишине и покое, – сказал Перси.
– Ага, бывает, что от дел чертовски устаешь, – сказал я.
Папа Перси уставился на меня.
– А ты кто? И что тебе известно о делах?
– Это просто Уффе, – сказал Перси. – Он как раз собирался идти домой.
– Разве мы не вместе пойдем ко мне? – переспросил я удивленно. – Ты же хотел посмотреть, что у меня дома осталось. Или передумал?
– Не передумал. Давай завтра. Сейчас мне надо остаться с папой.
Дома я весь вечер громко и радостно насвистывал. Заливался словно черный дрозд, что сидит на высокой сосне у Ульсонов.
Все так отлично складывалось!
Перси понравились вещи, которые я принес. Завтра он выберет еще что-нибудь, что ему приглянется. И тогда я получу волшебные кеды.
Все-таки я парень не промах!
Перси приходит ко мне домой
На следующий день мы с Перси пошли к нам домой.
Погода была пасмурная. Густавсон стоял перед домом, склонившись над своим синим автомобилем. Когда мы проходили мимо, он поднял голову.
– Здравствуйте, – сказал я и поклонился.
– И тебе здравствуйте, – буркнул Густавсон.
Мы вошли в дом.