Моей маме нравилось, когда я приводил друзей. Она рада была с ними познакомиться, угощала свежеиспеченными булочками и соком и расспрашивала, чем занимаются их отцы.
– Продает жалюзи, – ответил Перси, макая булочку в сок. – Он коммерсант.
– Ах вот как! – улыбнулась мама.
– Лучший в мире! На самом деле, – продолжил Перси и добавил: – Может, черт побери, любого обвести вокруг пальца.
Тут мама улыбаться перестала.
Она не любила, когда ругались. И обритые головы ей тоже не нравились. Она посмотрела на Перси с тревогой, а потом перевела взгляд на почти опустевшую тарелку. Он живо умял булочки, этот Перси!
На лбу у мамы появилась морщинка, словно у нее начиналась мигрень. Но тут Перси приподнял угол скатерти, чтобы получше рассмотреть цветы, которые вышила мама.
– Ого, какая красотища! – похвалил он. – Прекрасные стежки! А какая мастерская вышивка крестиком! Это вы сами?
– Что? – переспросила мама. – Разве ты интересуешься рукоделием?
– Ага, Перси обожает вышивать, – объяснил я.
Тут мама сразу забыла про его короткие волосы и просияла, словно маленькое солнце. Она достала из платяного шкафа другие скатерти. Перси принялся и их нахваливать, что они все великолепные и что он никогда в жизни не видел такой искусной мережки.
Наконец они закончили.
– Рада была с тобой познакомиться, – сказала мама и погладила Перси по стриженой макушке. – Ну, чем вы теперь займетесь? Сыграете в китайские шахматы?
– Нет, – ответил Перси. – Теперь нам надо хорошенько осмотреться.
Мы начали с подвала. Там стоял папин мопед и сейф со старыми золотыми зубами.
Потом поднялись в дом. Прошли через комнату с чучелом сойки. И библиотеку, где папа, положив на живот черную подушку, отдыхал между приемами пациентов. В гостиной Перси внимательно осмотрел хрустальную люстру и побренчал по клавишам пианино. Потом мы прошли через столовую, там смотреть особенно было не на что.
И наконец оказались в моей комнате на чердаке. Перси разложил мои вещи на полу, чтобы рассмотреть все как следует.
– Ну, что-нибудь понравилось? – спросил я.
– Угу, хрустальная люстра очень даже ничего.
– Хрустальная люстра? – охнул я. – Только не люстра, Перси! Ничего не выйдет. Они наверняка заметят.
– Ну ясное дело, – сказал Перси. – Тогда я возьму только вот это.
Вот что он выбрал: бинокль, который подарил мне дедушка, книгу о джиу-джитсу, губную гармошку и плюшевую собачку, я играл с ней, когда был маленький.
В самый последний момент мне удалось спасти лупу, спрятав ее незаметно в карман.
Перси обнял потрепанную собачку и посмотрел на меня.
– Мы ничего не пропустили?
– Вряд ли. А что?
– Может, еще какая комната осталась?
– Какая?
– Да та, что рядом с твоей, конечно. Ха-ха! Думал меня облапошить? Из тебя выйдет настоящий коммерсант, Уффе. Идем, посмотрим, что там у вас!
Я объяснил, что это комната брата, но Перси это не остановило.
Сказал, что входить к нему опасно для жизни, но и это не помогло.
– Ты, что, трусишь? – спросил Перси и направился в комнату брата, а я поплелся следом.
Не прошло и нескольких секунд, как Перси обнаружил шкаф, где брат хранил свои суперсекретные журналы. Он присвистнул сквозь зубы и достал всю стопку.
– Господи, сколько же тут этих журнальчиков! – ахнул он.
И с серьезным видом принялся листать пачку старых «Суперменов», «Тарзанов», «Бэтменов» и «Пограничного легиона». Конечно, он нашел и другие журналы. Те самые – с голыми тетками.
Тут Перси снова присвистнул сквозь зубы и уставился на голые сиськи и на теток в чулках в сеточку. Он долго рассматривал раздетую толстогубую девицу на высоких каблуках.
– Натуральная блондинка, сразу видно, – сказал он.
– Да, – согласился я. – Волосы у нее правда светлые.
– А губищи какие! – похвалил Перси и добавил мечтательно. – Интересно, каково с такой целоваться?
– Ты что, со многими целовался?
– А то! Может, даже с тремя.
– А я ни разу ни с кем не целовался, – признался я. – Даже не знаю, как это делается.
– Да ничего сложного. Научиться пара пустяков.
Он снова уткнулся в журналы. А я вспомнил о Марианне, с которой мы вместе занимались лечебной гимнастикой. Но тут услыхал голос брата внизу в гостиной и понял, что пора сматывать удочки.
Мы едва успели убрать журналы в шкаф и юркнуть ко мне в комнату, пока брат поднимался по лестнице. Он сразу сунул нос ко мне и посмотрел на нас с подозрением.
– Надеюсь, вы не были у меня в комнате?
– Ты же не разрешаешь, – ответил я.
Тогда он закрыл дверь. А Перси принялся запихивать в ранец вещи, которые выбрал. Щеки у него стали красными, как яблоки в саду Густавсона.
– Знаешь, Уффе, – сказал он. – Я еще хочу те журналы. Там картинки красивые.
– Ничего не выйдет, – покачал я головой. – Брат меня убьет.
– Не убьет, ведь у тебя будут волшебные кеды, – напомнил Перси. – В них ты сможешь делать все, что захочешь. Ты что, забыл? Так что приноси эти журналы завтра в школу.
– Ладно, – согласился я.
И решил, что лучше нам поскорее убраться из дому, пока Перси еще чего себе не присмотрел.
– Идем же, – позвал я. – Покажу, где есть настоящие голые тетки.
Мы подсматриваем за дамой в корсете, и я учусь целоваться
Мы пошли к дому для престарелых. Но в роще никаких медсестер не оказалось, и никто не загорал с голыми сиськами. Было уже поздно. В вечернем небе над огромной трубой дома для престарелых плыли темные тучи.
Тогда мы пошли к тете Ульсон. Она жила в желтом доме неподалеку и торговала корсетами марки «Спирелла». В те времена многие женщины носили корсеты. Это такой кусок блестящей ткани, которым обтягивали живот и попу, чтобы казаться стройнее.
К тете Ульсон приходили круглолицые женщины с трясущимися животами. И через какое-то время выходили бледные, но стройные и подтянутые, чем-то похожие на роботов.
Заглянув в окно на первом этаже, можно было увидеть сам процесс преображения.
Мы так и поступили. Встали на цыпочки под распахнутым окном. Из радио в комнате доносились звуки аккордеона.
– Иисус Амалия! – прошептал Перси.
Тетя Ульсон стояла к нам спиной и протягивала розовый корсет незнакомой даме почти без одежды.
– Это последняя модель, – объясняла она, помогая даме втиснуться в корсет. Груди впихнули в пару твердых конусов, торчавших прямо вперед. Когда все было готово, клиентка стала похожа на рыцаря в доспехах.
– Ох, – вздохнула она, – как он туго сидит!
– Он сидит так, как нужно, – сказала тетя Ульсон.
Пока дама себя разглядывала в большом напольном зеркале, Перси достал пробковый пистолет, который прежде был моим, зарядил в него кусок ластика и тщательно прицелился.
– Ты что! – всполошился я.
– Нельзя упустить такой шанс, – сказал Перси и нажал на курок.
Он был меткий стрелок, этот Перси! Попал прямо тетке в попу.
– Готово! – сказал он, когда ластик ударился о корсет.
– Ай! Ох! – вздрогнув, воскликнула клиентка.
– В чем дело? – спросила тетя Ульсон.
– Он колется! – пожаловалась тетка. – Вот здесь!
И указала на свой окорочок.
– Не может быть, – сказала тетя Ульсон. – Эта модель не колется. Вам показалось. Это просто резинки. Полюбуйтесь, какая вы стали элегантная.
И тут Перси просунул голову в окно.
– Да она врет! Голой ты была намного элегантнее! – крикнул он. И пустился наутек. А я следом. Мы бежали во весь дух, пока в животе не закололо от смеха.
Тогда мы повалились на землю.
Мы лежали в роще, а вокруг нас в кустах чирикали птицы. Перси прижал ранец к животу и смотрел на кроны деревьев.
– Черт, как же я рад, – проговорил он.
– И я тоже.
– Я рад всем этим вещам, – добавил он и похлопал по ранцу.
– А я – тому, что волшебные кеды скоро будут моими.
– Вот бы и папа так порадовался на свой день рождения, – прошептал Перси. – Этого мне больше всего хочется.
– Наверняка так и будет. Ты же подаришь ему подушку.
– Да, но папу не так-то легко порадовать. Поди догадайся, как ему угодить.
– Мой папа любит Паганини, – сказал я.
– А что это?
– Граммофонная пластинка. Когда он ее слушает – забывает обо всем на свете. Просто лежит и наслаждается. Но надо, чтобы играл Яша Хейфиц.
– А он не похож часом на Фрэнка Синатру? – спросил Перси.
– Нет. Скорее, это такая музыка для пап. Она от всего помогает, так папа говорит.
Тут Перси крепко сжал мою руку.
– Значит, эта пластинка – то, что мне нужно, Уффе. Обещай принести ее завтра. Тогда я больше ничего у тебя не попрошу. И научу целоваться.
– Ну не знаю, – промямлил я. – Это ведь папина любимая.
– А как же мой папа? – сказал Перси. – Представляешь, как он обрадуется? Нельзя думать только о себе. И разве ты не хочешь научиться целоваться?
– Хочу.
Мы сели под деревом, и Перси стал учить меня целоваться. Показал, как выпячивать губы. Объяснил, что можно высовывать язык, когда целуешься. И предупредил, что надо посильнее присасываться.
– Ну вот и все. Теперь осталось только потренироваться, – сказал он.
– На ком?
– Ну, для начала можешь попробовать на своей руке.
Я тренировался на левой руке, пока она не покрылась красными покалывающими пятнами.
Пора было возвращаться домой.
– Браво, Уффе, – похвалил Перси. – Теперь ты знаешь, как целуются! Не забудь завтра принести пластинку и те журнальчики.
– Не забуду, – пообещал я.
Перси помахал мне на прощание и исчез. А я медленно поплелся домой, продолжая тренироваться. Я обцеловал себе все предплечье, пока обдумывал, как же мне выудить у брата журналы.
Волшебные кеды становятся моими, и мне почти удается пройти по бревну
На следующий день я проснулся рано. Было еще два часа ночи. В доме тикали папины часы. А под подушкой зазвонил будильник, который я положил туда с вечера.