Мальчик плакал так громко и безутешно, что его услышал самый добрый из всех самых добрых стариков – Дед Мороз. Услышал, и вернулся к нему, и положил перед мальчиком новую коробку с красками:
– Только это, мой друг, простые краски. Но они могут тоже стать волшебными, если ты этого очень захочешь.
Так сказал Дед Мороз и удалился.
А мальчик задумался. Как же сделать, чтобы простые краски стали волшебными и чтобы они радовали людей, а не приносили им несчастье? Добрый мальчик достал кисть и принялся рисовать.
Он рисовал, не разгибаясь, весь день и весь вечер. Он рисовал и на другой, и на третий, и на четвёртый день. Рисовал до тех пор, пока не кончились краски. Тогда он попросил новые.
Прошёл год… Прошло два года… Прошло много-много лет, а он по-прежнему не расставался с красками.
Мальчик не заметил, как стал настоящим художником. Глаза его стали зоркими, руки – умелыми. Он рисовал всё, что было вокруг, и то, что ещё никто никогда не видел: самолёты, похожие на огромные стрелы, и корабли, похожие на самолёты, воздушные мосты и дворцы из стекла.
Люди с удивлением смотрели на его рисунки, но никто не ужасался. Наоборот, все радовались и восхищались.
– Какие чудесные картины! Какие волшебные краски! – говорили они, хотя краски были самые обыкновенные.
Картины и вправду были так хороши, что людям захотелось их оживить. И вот настали счастливые дни, когда нарисованное на бумаге стало переходить в жизнь: и дворцы из стекла, и воздушные мосты, и крылатые корабли…
Так случается на белом свете. Так случается не только с красками, но и с обыкновенным топором или швейной иглой и даже с простой глиной. Так случается со всем, к чему прикасаются руки самого великого из самых великих волшебников – руки трудолюбивого, настойчивого человека.
Лес-именинник
На лесной опушке, в небольшой деревушке жил Ваня. Дурачком он не был, но и умником не слыл. Пришло Ване время за дело браться – мастерство по сердцу выбирать. А какое мастерство ему по сердцу, он не знает.
Тогда ему отец говорит:
– Иди, сынок, в лес. Лес, Ваня, семьсот семьдесят семь лесных мастеров знает. Вот и увидишь, каким тебе мастером быть.
Не поверил Ваня, что лес семьсот семьдесят семь мастеров знает, потому как сам-то он знал только одного лесного мастера – дровосека. Не послушал отца и не пошёл в лес.
А в этом году лес именинником был. Он раз в сто лет именины справлял. Потому что жизнь у леса не одна тысяча лет, и каждый год рождения справлять – большой расход.
Как-то проснулся Ваня до солнышка. Не сам встал, а скамейка его разбудила, на которой он спал.
– Вставай, – говорит, – Ваня, с меня. Я в лес пойду.
– Это ещё что такое? Зачем ты в лес?
А скамейка ему:
– Сегодня, – говорит, – в лесу праздник. Именины, день рождения и всё прочее. Лес свою деревянную родню собирает. И потому как я тоже деревянная, его кровная племянница, непременно должна идти.
Сказала так скамейка и быстрёхонько на своих четырёх ножках побежала в лес.
Ваня глазам не верит. Только за скамейкой и стол и стулья в лес собираться стали. Поторапливают Ванину семью:
– Скорей чай пейте, пока мы не ушли.
Отец, мать, дедушка с бабушкой торопятся – пьют-едят, ложки моют, посуду, утварь деревянную трут, глянец наводят. Потому как им на именинах неряхами нельзя показаться.
Ну хорошо. Вымытые чашки, ложки на стол уставились, берёзовый веник за ножку стола увязался, а бочки, кадушки, лохань сами по себе за столом покатились. Колода дубовая долблёная, из которой скотину поили, и тесовые ворота вместе с корытами и коромыслами на телегу грузиться стали. А баня с колодезным журавлём на санях решили ехать. Те хоть и скрипят, трещат по летней поре, а везут. Своя ноша не тянет.
Глядит Ваня – всё деревянное имущество на именины в лес собирается. И старуха изба тоже начинает отряхиваться да охорашиваться. Изба у Ваниной бабки шаль кашемировую поверх крыши надеть выпросила, потом два нижних венца вместо катков под себя подложила и покатилась на них к лесу.
Видит Ваня – на дворе одна печь да самовар остались, да и те попутчиков подыскивают в лес ехать.
– А ты-то, кирпичная печь с медным самоваром, какая лесу родня? – спрашивает Ваня. – Вы-то ведь не в лесу родились.
– Так-то оно так, – отвечает печь. – Не в лесу родились, только лесным теплом хлебы печём, щи варим, чай греем.
Совсем тут Ваня умнеть начал. «Не пойти ли, – думает, – и мне?» Только он подумал это, лапти его сами в лес повели.
– Пойдём, пойдём, Ванечка. Нам по пути. Мы ведь как-никак лесные племянники. В лесу на липе росли, из лесу лыком пришли, лаптями стали.
Сказали так и повели Ваню в лес. Вывели его на широкую дорогу, а по дороге видимо-невидимо гостей к лесу направляется. И лодки плывут, и мельницы идут, мосты шагают, балалайки с гитарами, скрипки друг дружку обгоняют… Корзины, плетни, скалки, дорогая резная мебель – лакированная, полированная, редкие меха, куньи воротники, скипидар, дёготь, смола, пихтовое масло, кедровые орехи, целебные корни-травы…
Тысячи тысяч гостей со всех волостей: лесовальной, лесопильной, плотницкой, охотницкой, тележной, санниковой, столярной, дегтярной, мебельной, корабельно-лодочной… Семьсот семьдесят семь лесных мастеров.
Вечером пир на большой лесной поляне начался. И Ваню позвали.
– Приглядывайся, – говорит лес. – Может, семьсот семьдесят восьмым моим мастером станешь.
Весело пир пошёл. Сосны хорошей смолы дали. Факелы зажгли. Лесная мурава зелёный ковер на поляне разостлала. Тысячи соловьёв прилетели именинника славить. Хором пели. Зайцы, белки, ежи скоморошничали, представленье представляли.
Потом лесное угощение начали подавать. Солёные, варёные грибы. Грибы жареные, дичь разную: куропаток, тетеревов, глухарей, рябчиков. С брусникой, клюквой, княженикой-ягодой. Лесным диким мёдом запивали, кедровым орехом заедали, свежей лесной малиной-смородиной закусывали.
И чего-чего только на том пиру не было, каких лесных съестных припасов не подано! Понял Ваня, что за дары в себе лес таит, каких лесных мастеров он требует, и задумался.
Долго ли, коротко ли думал Ваня, только стал он новым, семьсот семьдесят восьмым лесным мастером. А каким – про то сказка не сказывает и я сказать не могу.
У других поспрошайте.