Эмоциональная кульминация фильма происходит уже в тот момент, когда Кики восклицает, что без способности летать она ничто, а насыщенный сюжетный финал снова объединяет естественное и сверхъестественное, человеческое и технологическое. Именно вера Кики в себя и вновь обретенная способность летать позволяют ей преодолеть и время, и технологии, которые олицетворяют часовая башня и дирижабль.
В фильме, казалось бы, противоречащие друг другу силы сливаются в единую гармонию. В сцене, где Кики и Томбо мчатся по дороге вдоль пляжа на велосипеде с пропеллером, Миядзаки показывает, что технологии и сверхъестественное могут работать вместе. Пролетая на метле по чудесным, но уже полностью урбанизированным улочкам Корико, Кики служит своего рода «навязчивым анахронизмом», по прекрасному выражению Майкла Дилана Фостера[192]. Она словно явилась из прошлого сквозь время и пространство. Миядзаки подчеркивает некоторую неуместность появления сверхъестественного в Корико, заполняя его улицы привычными для города транспортными средствами: поездами, трамваями, машинами, в том числе скромным грузовиком, на котором Урсула с Кики автостопом едут в лесной домик художницы.
Кульминация фильма, в которой колдовство Кики берет верх и над временем, и над технологиями, говорит об оптимистичном будущем, в котором традиции выстоят против посягательств современности. Это еще яснее проявляется в мешанине финальных сцен. Режиссер показывает нам счастливую интеграцию Кики в городскую жизнь и как она наслаждается дружбой со своими ровесниками. В то же время мы видим, как она летит на метле над Томбо, который крутит педали велосипеда с пропеллером, и это служит простой и эффектной иллюстрацией мира, одинаково радостно принимающего как технологии, так и волшебство.
Миядзаки заканчивает фильм сценой, в которой родители Кики читают письмо, где она рассказывает, как ей хорошо на новом месте. Преподаватель Сугита предполагает, что они не просто взволнованы, но и могут испытывать чувство утраты[193]. Если «Тоторо» в каком-то смысле является фильмом о страхе смерти, особенно о страхе ребенка перед смертью родителя, то фильм «Ведьмина служба доставки» можно рассматривать с точки зрения страха перехода во взрослую жизнь. С одной стороны, этот страх – своеобразная форма траура по утрате детства, с точки зрения родителя, который наблюдает за взрослением своего ребенка. С другой стороны, это может быть некая ностальгия по своему собственному детству, которую испытывают, скажем, молодые работающие женщины при просмотре этого фильма. Такой сложный неявный прием, вызывающий у взрослых ностальгию по их ранним проявлениям независимости и печальное осознание того, что с собой приносит эта независимость, придает фильму эмоциональную силу. Интересно, что к Кики возвращается способность летать, но не возвращается способность разговаривать с Зизи. Когда в конце фильма Кики пролетает над своим новым домом, она уже гораздо сильнее, но и гораздо сдержаннее, чем когда она только прилетела, и это и есть радостная и одновременно грустная картина того, что влечет за собой взросление.
Сам режиссер точно так же мчался навстречу своему будущему. Как отмечает Сэйдзи Кано, «с выходом фильма о Кики студия «Гибли» вступила во вторую стадию… пошатнула устоявшееся представление о том, что хиты может снимать только Голливуд, и доказала, что японские фильмы тоже могут собирать большие аудитории»[194]. Следующее десятилетие принесет Миядзаки его величайшие режиссерские триумфы, и он, подобно Кики, выйдет на международную арену.
9. «Порко Россо» приземляется в Касабланке
Фильм о личном – страшная вещь!
Следующий фильм Миядзаки, «Порко Россо» (Kurenai no buta), вышел в 1992 году, три года спустя после премьеры «Ведьминой службы доставки» и на расстоянии световых лет от сюжета того фэнтезийного фильма о взрослении. Это история бывшего летчика Первой мировой войны, который становится охотником за головами в Адриатике. Фильм содержит четкие фантастические элементы, а также поднимает серьезные политические, социальные и моральные темы. Этим фильмом режиссер открыл новое направление, далекое от детского и даже подросткового фэнтези, и показал мир, в котором, наряду с обращением к теме волшебства, обращается к войне, истории, сложностям взрослой жизни, таким образом добавив мирам Миядзаки новую, более взрослую грань.
Особенно выделяется одна сцена: красивая женщина исполняет песню в ночном клубе. Слова на французском языке, субтитров нет, но медленный темп и привязчивая мелодия говорят о том, что это песня о потере. Во время песни кадр перемещается на улицу, где мы видим одинокий гидроплан, пересекающий небо сквозь красновато-коричневые облака заката. Печальная песня всё звучит, а маленький гидроплан скользит к причалу возле отеля, где находится клуб. Пилот входит в бар, и мы следуем за ним. Стоя в одиночестве на вершине лестницы, пилот Марко, собранный и опрятный, в своем летном костюме и шелковом шарфе, смотрит на женщину, которая поет по-французски «Как быстротечно время вишен».
Эта сцена могла бы быть уместна в классическом черно-белом фильме 1940-х гг. Но это фильм в цвете. К тому же анимационный. Наконец, подтянутый летчик – свинья, или, вернее, мужчина с лицом свиньи.
Во многих отношениях «Порко Россо» – фантазия Миядзаки на тему американского фильма «Касабланка» 1942 года, одного из самых романтичных и волнующих фильмов за всю историю кинематографа, любимого в Японии не меньше, чем на Западе[195]. «Порко Россо» напоминает «Касабланку» своим сюжетом, длиннее, чем жизнь, связью с раздираемой войной Европой, а также характеристикой влюбленных Марко и Джины, которые служат у Миядзаки эквивалентами главных героев «Касабланки», Рика и Ильзы. Подобно Рику, Марко, главный герой «Порко Россо», – уставший мужчина с длинным прошлым, который даже привлекателен в своем хорошо сидящем тренче. Как и Ильза, Джина – красивая загадочная женщина с антифашистскими политическими связями, только у Миядзаки не Рик, а Джина владеет ночным клубом, и, в отличие от «Касабланки», знаковую песню фильма исполняет она. Джина, певица, политическая активистка и владелица отеля, – следующая впечатляющая своей независимостью женская фигура, созданная Миядзаки, а ее отель «Адриано» с экзотической обстановкой и разношерстной группой гостей вполне вписался бы в какой-нибудь марокканский город. Тема политики в «Порко Россо» – основной конфликт, перекликающийся с «Касабланкой», между добром и злом в лице движений сопротивления и фашизма – необычайно очевидна для фильма Миядзаки.
Пожалуй, самый интересный общий момент «Порко» и «Касабланки» – ярко выраженное использование музыки, которая подчеркивает тему фильма. Радостная и одновременно грустная песня из «Касабланки» под названием «As Time Goes By» отзывается музыкальным лейтмотивом в песне «Les Temps des Cerises» («Время вишен») в «Порко Россо». В сцене, описанной выше, Джина исполняет эту песню в трогательный момент в ночном клубе, но мы также слышим, как она мягко звучит из радиоприемника в запоминающейся первой сцене фильма. Фильм заканчивается еще одной печальной балладой в финальных титрах, на этот раз на японском языке, в которой оживают дни студенческого радикализма в Токио 1960-х гг.: «Иногда мы будем говорить о старых временах» (Toki ni wa mukashi no hanashi o).
Конечно, между фильмами есть и заметные различия. Действие в «Порко Россо» происходит в 1929 году, а не в 1941-м, и европейская война в сюжете фильма – Первая мировая (хотя в нем видна и тень надвигающейся будущей войны). Вместо Северной Африки из «Касабланки», представленной по-голливудски, действие в «Порко» происходит на сочно проиллюстрированном побережье Адриатического моря. Пейзажи основаны на видах вблизи Дубровника в Югославии и служат прекрасным дополнением к списку европейских пейзажей миров Миядзаки. В отличие от Рика, Марко скрывается в необитаемой бухте, куда можно попасть только на гидроплане, а не в баре шумного города. Кроме того, Миядзаки вводит для своего героя второй потенциальный романтический интерес – энергичную молодую девушку-автомеханика, которая только что вернулась к своему дяде в Милан; они знакомятся, когда Марко пригоняет самолет на ремонт. Это еще одна героиня из длинного списка сёдзё в творчестве Миядзаки. Несмотря на темные оттенки, в целом фильм гораздо беззаботнее «Касабланки», – это приключенческая история с захватывающими сценами в небе, фарсовым сражением и смешным, хотя и довольно приятным, злодеем в лице Кертиса, хвастливого американского летчика. Тень фашизма нависает над обоими фильмами, но сумасшедшая толпа в финальной сцене «Порко» позволяет зрителям расстаться с картиной на приятной неполитической ноте.
«Порко Россо» – очень личный фильм, вероятно, самый личный во всем творчестве Миядзаки. Он отражает отвращение режиссера и к войне, и к военным и повествует об ограничениях и разочарованиях среднего возраста.
Вначале мы видим мужчину, лежащего под зонтиком где-то на райском острове с бутылкой вина, ярко-красный гидроплан, мягко покачивающийся на лазурных волнах, и слышим тихую песню «Les Temps des Cerises» из радиоприемника. Эта сцена отражает невероятную эскапистскую фантазию перегруженных работой японских бизнесменов, которые первоначально были целевой аудиторией фильма, а также в некотором роде самого Миядзаки.
Когда камера перемещается по лежащей на солнце фигуре, мы вот-вот должны увидеть его лицо, но его закрывает журнал. Рядом звонит телефон, и мужчина берет трубку. Это сигнал бедствия для кого-то по имени Порко Россо, который должен одолеть банду воздушных пиратов, захвативших в заложники группу школьниц. «А вот эти выйдут дороже», – отвечает мужчина усталым голосом. Когда он кладет трубку, мы видим, что у него лицо свиньи.