– Не ешь, Иван-царевич! – просит заморская птица. – В некоторое время я пригожусь тебе.
Пошёл он дальше; видит в лесу улей пчёл.
– Возьму-ка я, – говорит, – сколько-нибудь медку.
Пчелиная матка отзывается:
– Не тронь моего мёду, Иван-царевич! В некоторое время я тебе пригожусь.
Он не тронул и пошёл дальше; попадает ему навстречу львица со львёнком.
– Съем я хоть этого львёнка; есть так хочется, ажно тошно стало!
– Не тронь, Иван-царевич, – просит львица. – В некоторое время я тебе пригожусь.
– Хорошо, пусть будет по-твоему!
Побрёл голодный, шёл, шёл – стоит дом бабы-яги, кругом дома двенадцать шестов, на одиннадцати шестах по человечьей голове, только один незанятый.
– Здравствуй, бабушка!
– Здравствуй, Иван-царевич! Пошто пришёл – по своей доброй воле аль по нужде?
– Пришёл заслужить у тебя богатырского коня.
– Изволь, царевич! У меня ведь не год служить, а всего-то три дня; если упасёшь моих кобылиц – дам тебе богатырского коня, а если нет, то не гневайся – торчать твоей голове на последнем шесте.
Иван-царевич согласился; баба-яга его накормила-напоила и велела за дело приниматься. Только что выгнал он кобылиц в поле, кобылицы задрали хвосты и все врозь по лугам разбежались; не успел царевич глазами вскинуть, как они совсем пропали. Тут он заплакал-запечалился, сел на камень и заснул. Солнышко уже на закате, прилетела заморская птица и будит его:
– Вставай, Иван-царевич! Кобылицы теперь дома.
Царевич встал, воротился домой; а баба-яга и шумит и кричит на своих кобылиц:
– Зачем вы домой воротились?
– Как же нам было не воротиться? Налетели птицы со всего света, чуть нам глаза не выклевали.
– Ну, вы завтра по лугам не бегайте, а рассыпьтесь по дремучим лесам.
Переспал ночь Иван-царевич; наутро баба-яга ему говорит:
– Смотри, царевич, если не упасешь кобылиц, если хоть одну потеряешь – быть твоей буйной головушке на шесте!
Погнал он кобылиц в поле; они тотчас задрали хвосты и разбежались по дремучим лесам. Опять сел царевич на камень, плакал-плакал, да и уснул. Солнышко село за лес; прибежала львица:
– Вставай, Иван-царевич! Кобылицы все собраны.
Иван-царевич встал и пошёл домой; баба-яга пуще прежнего и шумит и кричит на своих кобылиц:
– Зачем домой воротились?
– Как же нам было не воротиться? Набежали лютые звери со всего света, чуть нас совсем не разорвали.
– Ну, вы завтра забегите в сине море.
Опять переспал ночь Иван-царевич; наутро посылает его баба-яга кобылиц пасти:
– Если не упасёшь – быть твоей буйной головушке на шесте.
Он погнал кобылиц в поле; они тотчас задрали хвосты, скрылись с глаз и забежали в сине море; стоят в воде по шею. Иван-царевич сел на камень, заплакал и уснул. Солнышко за лес село, прилетела пчелка и говорит:
– Вставай, царевич! Кобылицы все собраны; да как воротишься домой, бабе-яге на глаза не показывайся, пойди в конюшню и спрячься за яслями. Там есть паршивый жеребёнок – в навозе валяется; ты украдь его и в глухую полночь уходи из дому.
Иван-царевич встал, пробрался в конюшню и улёгся за яслями; баба-яга и шумит и кричит на своих кобылиц:
– Зачем воротились?
– Как же нам было не воротиться? Налетело пчёл видимо-невидимо со всего света и давай нас со всех сторон жалить до крови!
Баба-яга уснула, а самую полночь Иван-царевич украл у неё паршивого жеребенка, оседлал его, сел и поскакал к огненной реке. Доехал до той реки, махнул три раза платком в правую сторону – и вдруг, откуда ни взялся, повис через реку высокий, славный мост. Царевич переехал по мосту и махнул платком на левую сторону только два раза – остался через реку мост тоненький-тоненький! Поутру пробудилась баба-яга – паршивого жеребёнка видом не видать! Бросилась в погоню; во весь дух на железной ступе скачет, пестом погоняет, помелом след заметает. Прискакала к огненной реке, взглянула и думает: «Хорош мост!» Поехала по мосту, только добралась до середины – мост обломился, и баба-яга чебурах в реку; тут ей и лютая смерть приключилась! Иван-царевич откормил жеребёнка в зелёных лугах; стал из него чудный конь.
Приезжает царевич к Марье Моревне; она выбежала, бросилась к нему на шею:
– Как тебя Бог сохранил?
– Так и так, говорит. Поедем со мной.
– Боюсь, Иван-царевич! Если Кощей догонит, быть тебе опять изрублену.
– Нет, не догонит! Теперь у меня славный богатырский конь, словно птица летит.
Сели они на коня и поехали. Кощей Бессмертный домой вороча́ется, под ним конь спотыкается.
– Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?
– Иван-царевич приезжал, Марью Моревну увёз.
– А можно ли их догнать?
– Бог знает! Теперь у Ивана-царевича конь богатырский лучше меня.
– Нет, не утерплю, – говорит Кощей Бессмертный, – поеду в погоню.
Долго ли, коротко ли – нагнал он Ивана-царевича, соскочил наземь и хотел было сечь его острой саблею; в те поры конь Ивана-царевича ударил со всего размаху копытом Кощея Бессмертного и размозжил ему голову, а царевич доконал его палицей. После того наклал царевич груду дров, развёл огонь, спалил Кощея Бессмертного на костре и самый пепел его пустил по ветру.
Марья Моревна села на Кощеева коня, а Иван-царевич на своего, и поехали они в гости сперва к ворону, потом к орлу, а там и к соколу. Куда ни приедут, всюду встречают их с радостью:
– Ах, Иван-царевич, а уж мы не чаяли тебя видеть. Ну, да недаром же ты хлопотал: такой красавицы, как Марья Моревна, во всём свете поискать – другой не найти!
Погостили они, попировали и поехали в своё царство; приехали и стали себе жить-поживать, добра наживать да медок попивать.
Сказка про королевича
Жил-был король, у него был сын-подросток. Королевич был всем хорош – и лицом и нравом, да отец-то его не больно: всё его корысть мучила, как бы лишний барыш взять да побольше оброку сорвать. Увидел он раз старика с соболями, с куницами, с бобрами, с лисицами.
– Стой старик! Откудова ты?
– Родом из такой-то деревни, батюшка, а ныне служу у мужика-лешего.
– А как вы зверей ловите?
– Да леший-мужик наставит ле́сы, зверь глуп – и попадёт.
– Ну, слушай, старик! Я тебя вином напою и денег дам; укажи мне, где ле́сы ставите?
Старик соблазнился и указал. Король тотчас же велел лешего-мужика поймать и в железный столб заковать, а в его заповедных лесах свои ле́сы поделал.
Вот сидит мужик-леший в железном столбе да в окошечко поглядывает, а тот столб в саду стоял. Вышел королевич с бабками, с мамками, с верными служанками погулять по́ саду; идёт мимо столба, а мужик леший кричит ему:
– Королевское дитя! Выпусти меня; я тебе сам пригожусь.
– Да как же я тебя выпущу?
– А пойди к своей матери и скажи ей: матушка моя любезная, поищи у меня вшей в головке. Да головку-то положь к ней на колени; она станет у тебя в голове искать, а ты улучи минуту, вытащи ключ у ней из кармана, да меня и выпусти.
Королевич так и сделал; вытащил ключ из кармана у матери, прибежал в сад, сделал себе стрелку, положил на тугой лук и пустил её далеко-далеко, а сам кричит, чтоб мамки и няньки ловили стрелу. Мамки и няньки разбежалися, в это время королевич отпёр железный столб и высвободил мужика-лешего.
Пошёл мужик-леший рвать королевские ле́сы! Видит король, что звери больше не попадаются, осерчал и напустился на свою жену: зачем ключ давала, мужика-лешего выпускала? И созвал он бояр, генералов и думных людей, как они присудят: голову ли ей на плахе снять, али в ссылку сослать? Плохо пришлось королевичу – жаль родную мать, и признался он отцу, что это его вина: вот так-то и так-то все дело было. Взгоревался король, что ему с сыном делать? Казнить нельзя; присудили: отпустить его на все на четыре стороны, на все ветры полуденные, на все вьюги зимние, на все вихри осенние; дали ему котомку и одного дядьку.
Вышел королевич с дядькою в чистое поле. Шли они близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли, и увидели колодезь. Говорит королевич дядьке:
– Ступай за водою!
– Нейду! – отвечает дядька.
Пошли дальше, шли-шли – опять колодезь.
– Ступай, принеси воды! Мне пить хочется, – просит дядьку королевский сын в другой раз.
– Нейду! – говорит дядька.
Вот ещё шли-шли – попадается третий колодезь, дядька опять нейдёт, и пошёл за водою сам королевич. Спустился в колодезь, а дядька захлопнул его крышкою и говорит:
– Не выпущу! Будь ты слугой, а я – королевичем.
Нечего делать, королевич согласился и дал ему в том расписку своей кровью; потом поменялись они платьями и отправились дальше.
Вот пришли они в иное государство; идут к царю во дворец – дядька впереди, а королевич позади. Стал дядька жить у того царя в гостях, и ест и пьёт с ним за единым столом. Говорит он ему:
– Ваше царское величество! Возьмите моего слугу хоть на кухню.
Взяли королевича на кухню, заставляют его дрова носить, кастрюли чистить. Немного прошло времени – выучился королевич готовить кушанье лучше царских поваров. Узнал про то государь, полюбил его и стал дарить золотом. Поварам показалось обидно, и стали они искать случая, как бы извести его.
Вот один раз сделал королевич пирог и поставил в печку, а повара добыли яду, взяли да и посыпали на пирог. Сел царь обедать; подают пирог, царь только было за нож взялся, как бежит главный повар:
– Ваше величество! Не извольте кушать.
И насказал на королевича много всякой напраслины. Царь не пожалел своей любимой собаки, отрезал кусок пирога и бросил наземь; собака съела да тут же издохла. Призвал государь королевича, закричал на него грозным голосом:
– Как ты смел с отравой пирог изготовить, сейчас велю тебя казнить лютою казнию!
– Знать не знаю, ведать не ведаю, ваше величество! – отвечает королевич, – Видно, поварам в обиду стало, что вы меня жалуете; нарочно меня под ответ подвели.