И жил он с невестками несколько времени, потом невестки говорили ему:
– Емеля, таперича нету дров у нас; съезди в лес и наруби.
Дурак им говорил:
– Да, а вы-то что?
– Как мы что? – отвечали невестки. – Ведь лес далече, и теперь зима, так холодно ехать нам в лес за дровами.
Но дурак им говорил:
– Я ленюсь!
– Как, ленишься? – говорили ему невестки. – Ведь тебе же будет холодно; а ежели ты не пойдёшь, то когда приедут твои братья, а наши мужья, то мы не велим им ничего тебе давать: ни кафтана красного, ни шапки красной, ни сапог красных.
Дурак, желая получить красный кафтан, красную шапку и красные сапоги, принуждён был ехать в лес за дровами и, встав, слез с печи и начал скорее обуваться и одеваться.
И как совсем оделся, то вышел на двор и вытащил из-под навесу сани, взял с собою верёвку и топор, сел в сани и говорил своим невесткам отворить ворота. Невестки, видя, что он едет в санях, да без лошади, ибо дурак лошади не запрягал, говорили ему:
– Что ты, Емеля, сел в сани, а лошадь не запряг?
Но он говорил, что лошади ему не надо, а только чтоб отворили ему ворота. Невестки отворили ворота, а дурак, сидя в санях, говорил:
– По щучьему веленью, а по моему прошенью ну-тка, сани, ступайте в лес!
После сих слов сани тотчас поехали со двора, что́ видя, живущие в той деревне мужики удивлялись, что Емеля ехал в санях и без лошади, и так шибко: хотя бы пара лошадей была запряжена, то нельзя бы шибче ехать! И как надобно было дураку ехать в лес через город, то и поехал он по оному городу; но как не знал, что надобно кричать для того, чтобы не передавить народу, то он ехал и не кричал, чтоб посторонились, и передавил множество народу, и хотя за ним гнались, однако догнать его не могли.
Емеля уехал из города, а приехав к лесу, остановился и вылез из своих саней и говорил:
– По щучьему веленью, а по моему прошенью ну-тка, топор, руби-ка дрова, а вы, поленья, сами кладитесь в сани и вяжитесь!
Лишь только сказал дурак сии слова, топор начал рубить дрова, а поленья сами клались в сани и верёвкой вязались. После того как нарубил он дров, велел ещё топору вырубить одну дубинку. Как топор вырубил, то он сел на воз и говорил:
– Ну-ка, по щучьему веленью, а по моему прошенью поезжайте, сани, домой сами.
Тотчас и поехали они весьма шибко, и как подъехал он к тому городу, в котором он уже передавил много народу, там уже дожидались его, чтоб поймать; и как въехал в город, то его поймали и стали тащить с возу долой; притом начали его бить. Дурак, видя, что его тащат и бьют, потихоньку сказал сии слова:
– По щучьему веленью, а по моему прошенью ну-ка, дубинка, отломай-ка им руки и ноги!
В тот час выскочила дубинка и начала всех бить. И как народ бросился бежать, дурак поехал из городу домой, а дубинка, когда всех перебила, то покатилась вслед за ним же. И как приехал Емеля домой, то и влез на печь.
После того, как он уехал из города, стали поговаривать об нём везде – не столько о том, что он передавил множество народу, сколько удивлялись тому, что он ехал в санях без лошади. Мало-помалу речи сии дошли до самого короля. Как король услышал, то чрезвычайно захотел его видеть и для того послал одного офицера и дал ему несколько солдат, чтоб его сыскать. Посланный от короля офицер поехал немедленно из города и напал на ту дорогу, по которой ездил дурак в лес. И как приехал офицер в ту деревню, где жил Емеля, то призвал к себе старосту и сказал ему:
– Я прислан от короля за вашим дураком, чтоб взять его и привезти к королю.
Староста тотчас показал тот двор, где жил Емеля, и офицер взошёл в избу и спрашивал:
– Где дурак?
А он, лёжа на печи, отвечал:
– На что тебе?
– Как на что? Одевайся скорей; я повезу тебя к королю.
Но Емеля говорил:
– А что мне там делать?
Офицер на него рассердился за неучтивые слова и ударил его по щеке. Дурак, видя, что его бьют, сказал потихоньку:
– По щучьему веленью, а по моему прошенью ну-ка, дубинка, отломай-ка им руки и ноги!
Дубинка тотчас выскочила и начала их бить и перебила всех – как офицера, так и солдат. Офицер принуждён был ехать назад; и как приехал в город, то и доложили королю, что дурак всех перебил. Король весьма удивился и не верил тому, чтобы мог он всех перебить; однако выбрал король умного человека, которого послал с тем, чтобы, как только возможно, привёз дурака – хоть обманом.
Посланный от короля поехал и как приехал в ту деревню, где жил Емеля, то призвал к себе старосту и говорил ему:
– Я прислан от короля за вашим дураком, чтоб его привезть; а ты призови мне тех, с кем он живёт.
Староста тотчас побежал и привёл его невесток. Посланный от короля спрашивал их:
– Что дурак любит?
Невестки ему отвечали:
– Милостивый государь наш, дурак любит – ежели станешь просить неотступно о чём, он откажет раз и другой, а в третий уже не откажет и сделает; не любит он того, кто с ним грубо поступает.
Валерий Курдюмов. Емеля-дурак
Посланный от короля отпустил их и не велел сказывать Емеле, что он призывал их к себе. После того накупил изюму, черносливу и винных ягод, пошёл к дураку и как пришёл в избу, то, подойдя к печи, говорил:
– Что ты, Емеля, лежишь на печи? – и даёт ему изюму, черносливу и винных ягод и просит:
– Поедем, Емеля, к королю со мною, я тебя отвезу.
Но дурак говорил:
– Мне и тут тепло! – ибо он ничего, кроме тепла, не любил. А посланный начал его просить:
– Пожалуйста, Емеля, поедем; там тебе будет хорошо!
Дурак говорил:
– Я ленюсь!
Посланный стал просить его:
– Пожалуйста, поедем; там тебе король велит сшить красный кафтан, красную шапку и красные сапоги.
Дурак, услыша, что красный кафтан велят ему сшить, ежели поедет, говорил:
– Поезжай же ты вперёд, а я за тобой буду.
Посланный не стал ему более докучать, отошёл от него и спрашивал тихонько у его невесток:
– Не обманывает ли меня дурак?
Но они уверяли, что он не обманет. Посланный поехал назад, а дурак после его полежал ещё на печи и говорил:
– Ох, как мне не хочется к королю ехать; но так уж и быть!
Потом говорил:
– Ну-ка, по щучьему веленью, а по моему прошенью поезжай-ка, печь, прямо в город!
Тотчас изба затрещала, и печь вон пошла из избы и как сошла со двора, то и поехала печь столь шибко, что и догнать нельзя; и он догнал ещё на дороге того посланного, который за ним ездил, а во дворец с ним приехал.
Как король увидел, что приехал дурак, то и вышел со всеми своими министрами его смотреть и, видя, что Емеля приехал на печи, ничего не говорил; потом спрашивал его король:
– Для чего ты столько передавил народу, как ездил за дровами в лес?
Но Емеля говорил:
– Я чем виноват! Для чего они не посторонились?
И в то время подошла к окошку королевская дочь и смотрела на дурака, а Емеля нечаянно взглянул на то окошко, в которое она смотрела, и видя дурак её весьма прекрасною – говорил тихонько:
– Кабы по щучьему веленью, а по моему прошенью влюбилась этакая красавица в меня!
Лишь только сии слова выговорил, королевская дочь посмотрела на него и влюбилась. А дурак после того сказал:
– Ну-ка, по щучьему веленью, а по моему прошенью ступай-ка, печь, домой!
Тотчас поехала печь домой, а приехавши – опять стала на прежнем месте.
Емеля жил после того несколько времени благополучно; но в городе у короля происходило другое, ибо по дураковым словам королевская дочь влюбилась и стала просить отца своего, чтоб выдал её за дурака замуж. Король за то весьма рассердился на дурака и не знал, как его взять. В то время доложили королю министры, чтоб послать того офицера, который прежде ездил за Емелей и не умел его взять; за вину его король, по их совету, приказал представить того офицера. Как офицер перед ним предстал, тогда король говорил ему:
– Слушай, друг мой, я тебя прежде посылал за дураком, но ты его не привёз; за вину твою посылаю тебя в другой раз, чтобы ты привёз непременно его; ежели привезёшь, то будешь награждён, а ежели не привезёшь, то будешь наказан.
Офицер выслушал короля и поехал немедленно за дураком, а как приехал в ту деревню, то призвал опять старосту и говорил ему:
– Вот тебе деньги: купи всё, что надобно завтра к обеду и позови Емелю, и как будет он к тебе обедать, то пой его до́пьяна, пока спать ляжет.
Староста знал, что он приехал от короля, принуждён был его послушаться и скупил всё то и позвал дурака. Как Емеля сказал, что будет, то офицер его дожидался с великою радостию. На другой день пришёл дурак; староста начал его поить и напоил его допьяна, так что Емеля лёг спать. Офицер, видя, что он спит, тотчас связал его и приказал подать кибитку, и как подали, то и положили дурака; потом сел и офицер в кибитку и повёз его в город. И как подъехал он к городу, то и повёз его прямо во дворец. Министры доложили королю о приезде того офицера. И как скоро король услышал, то немедленно приказал принести большую бочку и чтоб набиты были на ней железные обручи. Тотчас была сделана и принесена оная бочка к королю. Король, видя, что все готово, приказал посадить в ту бочку свою дочь и дурака и велел их засмолить; а как их посадили в бочку и засмолили, то король при себе ж велел пустить ту бочку в море. И по его приказанию немедленно её пустили, и король возвратился в свой город.
А бочка, пущенная по́ морю, плыла несколько часов; дурак всё то время спал, а как проснулся и видя, что темно, спрашивал сам у себя:
– Где я? – ибо думал, что он один. Принцесса ему говорила:
– Ты, Емеля, в бочке, да и я с тобою посажена.
– А ты кто? – спросил дурак.
– Я – королевская дочь, – отвечала она и рассказала ему, за что она посажена с ним вместе в бочку; потом просила его, чтоб он освободил себя и её из бочки.
Но он говорил:
– Мне и тут тепло!
– Сделай милость, – говорила принцесса, – сжалься на мои слёзы; избавь меня и себя из этой бочки.