действительно хочет проводить с ней время.
Однажды ночью Торет попросил ее встретиться с ним на крыше бараков часовых, но не сказал зачем. Они сели на холодную черепицу и распили бутылку серебрянки.
– Чего мы ждем? – спросила Кеда, потому что Торет продолжал вглядываться в темноту под кроной дерева.
– Увидишь, – сказал он. – Ага!
Поначалу мимо них пролетел лишь один светлячок. Затем пятеро, затем несколько дюжин, целый рой, облако, переливающееся голубым и золотистым светом.
– Осенняя миграция, – сказал Торет, ложась на крышу и глядя на то, как светлячки по спирали поднимаются в крону. – В жизни есть место не только битвам.
– Я это часто слышу, – сказала Кеда. – Еще есть семья, например.
– Не у всех нас есть семьи, – сказал Торет. – Я был совсем маленьким, когда остался сиротой.
– Мне жаль, – быстро сказала Кеда. – Я… тоже. В смысле, они живы. Но их сердца желали сына, который продолжит род друидов. А их дочь не хотела такой жизни.
Торет улыбнулся ей.
– Возможно, поэтому мы друг друга так хорошо понимаем. Но я лишь хотел сказать, что жизнь – это не только служба и слава. В ней находится место и прекрасным моментам, и, когда нам везет, мы можем их увидеть.
– Я лишь недавно начала это понимать, – сказала Кеда, но видела она лишь отражения светлячков в глазах Торета.
Он коснулся ее руки. И Кеда безо всякого зелья поняла, что он хочет, чтобы она его поцеловала.
– Что подтолкнуло тебя к тому, чтобы в конце концов сделать первый шаг? – спросил ее Торет несколько недель спустя после того, как он принял и ответил на ее поцелуй… и на большее. Тем утром они безмятежно нежились в маленьком жилище над его кабинетом.
– В конце концов? – Кеда поморщилась. – Я думала, что хорошо это скрываю.
– Деликатность не самая твоя сильная черта, – сказал Торет и поцеловал ее в нос. – К счастью, у тебя есть другие.
– В общем, – начала Кеда, – хороший друг дал мне зелье для уверенности. Он сварил его из камней в форме полумесяца, мха и слез ночного саблезуба. Без него я бы никогда не набралась смелости.
Торет отстранился и сел на пятки, странно на нее посмотрев. У Кеды перехватило дыхание от того, насколько он красив, и она все еще не могла до конца поверить, что может вот так просто смотреть на него.
– Я немного изучал алхимию, – сказал он. – Все эти ингредиенты совершенно бесполезны.
Кеда моргнула.
– Бесполезны? – Затем она рассмеялась. – Так Элирион меня обманул.
– Тот алхимик, что живет на болоте? – спросил Торет. – Элирион Песнь Тумана?
Кеда удивленно кивнула.
– Ты его знаешь?
– Лично? Нет. Но я же хранитель знаний… – Торет нахмурился. – Я слышал о нем.
Элирион с улыбкой отворил дверь.
– Ты давно не заходишь, Кеда. – Он приподнял брови, когда увидел позади нее Торета. – А это…
– Торет Голубая Звезда, – сказал он, кланяясь. – Спасибо вам за то, что были Кеде таким хорошим другом.
Элирион озорно улыбнулся.
– Торет рассказал мне о твоей семье, – сразу же сказала Кеда, наклонилась и обняла его. – Элирион, мне так жаль. – В ее объятиях старик казался хрупким и маленьким, и он напрягся, словно отвык от подобных проявлений чувств. Сколько времени прошло с тех пор, как его обнимали в последний раз? – Я тебя уже так давно знаю, – продолжила она, отстраняясь и глядя ему в лицо. – Я столько тебе о себе рассказала. Почему ты держал все в тайне?
– Тайна, подобно повязке, скрывает болезненные раны. Зачем же ее снимать? – сказал Элирион. Его бледно-золотые глаза смотрели куда угодно, но только не на нее. – Мои жена и дочь погибли в битве, для которой я не смог заготовить достаточно целебных зелий и противоядий. А я остался наедине с воспоминаниями и горем. – Он печально улыбнулся. – Мою жену звали Эллейн, и я не знал души прекраснее. Веселая и остроумная, ласковее солнца с теми, кого любила. А нашу дочь звали Ариэтта. С первого мига, как мы с тобой встретились, ты напоминала мне о ней. Она намеревалась стать часовой, как и ее мать, и ничто не могло ее остановить. – Он тяжело вздохнул. – Ничто, кроме смерти.
Кеда кивнула, молча садясь на подушки рядом с Торетом.
– Хотел бы я увидеть, как сложилась бы ее судьба, – сказал Элирион, качая головой. – Радоваться ее победам, выслушивать ее печали и давать ей советы, которые она не стала бы слушать. – Его глаза заблестели в свете фонаря. – Но всему этому не суждено случиться, никогда. Я знавал величайшее счастье и в одночасье утратил его. Потому я остаюсь здесь, внизу, занимаюсь тем, что у меня получается лучше всего, и стараюсь понемногу помогать другим.
– Да, ты многим мне помог, – сказала Кеда. – Но я не поэтому хочу, чтобы ты вернулся вместе с нами в деревню.
Лицо Элириона вмиг приобрело непроницаемое выражение.
– Глупости. Для меня там ничего не осталось – ни друзей, ни семьи, ни будущего. Там я буду так же одинок, как и на этом болоте.
– У меня много лет не было семьи, к которой я могла бы вернуться, – с жаром сказала Кеда, и Элирион повернулся, чтобы посмотреть на нее. – Но в какой-то миг, навещая тебя, я стала чувствовать, словно прихожу домой.
Элирион моргнул и внезапно промокнул глаза.
– Прости старому эльфу его сентиментальность, но ты очень добра, раз говоришь такое.
Кеда вытащила сверток и протянула ему. Она рисковала, но в последнее время часовая чувствовала себя намного храбрее.
– Три камня-полумесяца, два пучка мха и слезы ночного саблезуба. – Она подмигнула. – В руках мастера алхимии смесь из них поможет тебе увидеть, что ты достоин снова обрести семью.
Она взяла его руку в свою и положила ее на ингредиенты.
– Я – всего лишь одна часовая, но в моем сердце хватит любви на отца, которого я выбрала. Если он сам примет меня.
Элирион опустил глаза. По его лицу было невозможно сказать, о чем он думает. Затем он улыбнулся и взял сверток.
Объятие
АВТОР Кристи Голден
ИЛЛЮСТРАТОР Кори Годби
С самой зари времен, мои дорогие, мои любимые, в ночном небе, одна-одинешенька, обитала луна по имени Белая Леди. Ей было завещано присматривать за милой Азерот и ее народами по ночам, а могучее, блистательное Солнце несло эту службу днем.
Белая Леди сильно-сильно любила милую Азерот, и она считала за честь делить столь важное дело с Солнцем. Каждую ночь, когда Солнце, уходя, кивало и прощалось, Азерот окутывалась магией сумерек. Закат, как и рассвет, будучи не днем и не ночью, таит в себе силу промежутка. И потому когда сгущаются сумерки, они создают мост, соединяющий день и ночь. По нему Леди может взойти на небо со своего ложа и оттуда оберегать свою любимую подопечную.
И поначалу для Леди этого было достаточно. Она с радостью спешила взяться за свое дело, всходила на небосвод и проливала свой мягкий свет на мир, чтобы его не полностью окутывала тьма. Она находила удовольствие в еженощном труде, в ясности своего предназначения. Пока Солнце гасило свои лучи, Леди с нетерпением ожидала, когда начнет тянуть и толкать волны великих океанов и вести моряков обратно к берегу. Когда она смотрела на наш мир, то видела буйную, милую ее глазу красоту джунглей и бескрайние снежные просторы, отражавшие ее свет обратно, словно здороваясь с ней. Она любовалась дремучими лесами, покатыми зелеными холмами и спящими горами.
И те, кто обитал на этом прекрасном шаре, – как прекрасны они были! «Как умно!» – думала она, когда они строили свои города. «Как грустно», – думала она, когда видела, как они воюют. Как горько, что их жизни так коротки и что по ним так сильно скорбят. О мои дорогие, мои любимые, как сильно она дорожила ими и проливала свой мягкий, ласковый свет на всех, больших и малых.
Империи зарождались, процветали, набирались могущества, ослабевали и рушились. Проживались бесчисленные жизни – какие-то богато, полно и счастливо, а некоторые коротко, холодно и жестоко. И каждую ночь Белая Леди луна непременно являла им свое лицо, чтобы они могли видеть и знали – что бы ни случилось, она всегда рядом.
Но хотя эта любовь была очень искренней, она была далекой, разделенной пространством и судьбой. Леди поняла, что желает близости – кого-то, кого она могла бы любить так же, как любят те, кто обитает в оберегаемом ею мире. Кого-то, кто будет рядом с ней и на кого ей не придется с тоской смотреть издалека.
«Но как? – размышляла она, мягко ступая по сумеречному мосту к своему ночному посту. – Как же мне найти такую любовь?» Сколько веков она думала об этом! А затем наконец решилась спросить у звезд, ведь у них было множество спутниц.
– Звезды, мои сияющие, блистательные друзья! Что вы делаете, чтобы почувствовать истинную любовь, какую чувствуют те, кто живет внизу, на милой Азерот? – спросила она. Ее голос был столь же мягок и ясен, как ее лицо.
И они ответили голосами чистыми, как колокольчики:
– Мы находим ее в своих семьях, и вместе мы образуем созвездия.
– А что же делает могучее Солнце, чтобы почувствовать истинную любовь, какую чувствуют те, кого я вижу каждую ночь?
Звезды засмеялись, и их огоньки замерцали.
– Могучее Солнце любит лишь себя. Ему не нужна любовь семьи.
И Белая Леди луна поняла… что у нее нет никого, кто мог бы стать ее семьей.
У смертных были другие смертные. Как и у звезд были другие звезды. А Солнцу был никто не нужен.
– Как бы я хотела не видеть подобной любви, – с болью в голосе сказала Леди. – Как бы я хотела не желать ее так сильно, зная, что она существует. Я желаю сама испытать ее, и этим желанием разбиваю собственное сердце.
Она продолжала подниматься по сумеречному мосту и спускаться по мосту рассветному, но более не улыбалась Солнцу, когда проходила мимо него. Она продолжала озарять мир своим бледным сиянием, но более не смотрела с любопытством на то, как приходят и уходят его обитатели. А милая Азерот, которая могла бы полюбить ее так, как она желала, продолжала спать, и ей было не суждено проснуться еще очень-очень долго.