— Аниска? Аниса, значит. Надо вежливо называть друг друга.
Чужая девочка подошла к Аниске и взяла её за руку.
— А меня зовут Светлана. Я к бабушке в гости приехала. Марья Михайловна Туманова — это моя бабушка. А это твой братик, да? Ой… какой маленький!..
— Это Николька, — сказала Аниска и покраснела.
Танюшка не вытерпела, дёрнула Светлану за платье:
— Не водись с ней. Она дерётся.
Аниска сразу нахмурилась и стала похожа на ежа.
— Вот и буду драться!
— Словно петухи… — негромко сказала Катя и улыбнулась, как большая на маленьких.
Светлана удивилась:
— А почему драться? Из-за чего?
Тут вся Танюшкина обида вырвалась на волю.
— Из-за всего! Она из-за всего дерётся! Крылья у слепня оторвёшь — дерётся! Кошку стали купать в пруду — дерётся! Мальчишки полезут за гнёздами — и с мальчишками и то дерётся!
Все постарались вставить словечко. И Верка, у которой Аниска однажды отняла лягушку и бросила в пруд. И Прошка, которому попало от неё за то, что он подшиб грача. И даже Лиза — Аниска ей житья дома не даёт из-за цветов: не толкни их да не задень их!
Только светлоглазая Катя молча глядела куда-то на далёкие облака. Ленивая у Кати была душа — ни бранить, ни защищать не хотела.
Светлана поглядела на Аниску с любопытством. Но вдруг неожиданно повернулась к девочкам и сказала:
— Ну, а раз ей их жалко?
Скуластое Анискино лицо потемнело от жаркого румянца. Глаза засветились, как вода в калужинах, когда в них заглянет солнце. Светлана заступилась за неё! Она сразу всё поняла и никого не послушала!
Тут Николька неожиданно закапризничал и заплакал. Аниска вспомнила, что не покормила его. Она почему-то была уверена, что если Никольку не покормить вовремя, то он может сразу умереть. Она испугалась, прижала его к себе и побежала домой.
Светлана удивилась этому. А потом легко догнала её и, расставив руки, загородила ей дорогу.
— Аниса, ты куда? Ты рассердилась?
Аниска широко раскрыла свои прекрасные, серые, немного косящие глаза. Это она-то рассердилась? Она! На Светлану!..
Аниска хотела бы сказать, что она даже и не думала сердиться, что, наоборот, ей весело, а Светлана ей вся — одна радость!.. Но вместо этого она пробурчала еле слышно:
— А что оставаться-то? Мне ещё избу убирать…
Светлана удерживать её не стала:
— Ну ладно. А потом приходи ко мне. Я тебе заколку дам. А то у тебя волосы какие-то косматые…
И отвернулась к девчонкам:
— Ну что ж — мы хотели на реку?
Девочки ответили хором:
— На реку! На реку!
Трава на усадьбах краснела от дрёмы и цветущего щавеля, золотилась от ярко-жёлтой куриной слепоты. Сладким, тёплым запахом тянуло оттуда. Аниска с крыльца глядела девочкам вслед, пока они не скрылись в кустах. Потом крепко прижалась лицом к Никольке.
— Ой, Николька! И откуда она взялась? Ты слышал, как она: «Аниса… Аниса»? И за руку взяла, а девчонки сразу и замолчали. Ой, какая девочка к нам приехала! А ты слышал? Она сказала, чтобы я к ней пришла!
Что случилось на свете? Какое высокое и какое ясное сегодня небо! Воробьи щебечут так радостно и неистово — праздник у них, что ли? А может, это у Аниски праздник?
Аниска вдруг почувствовала, что сердце у неё большое-большое, во всю грудь, и что всё оно такое живое и тёплое. Хоть бы скорей отец пришёл со стройки. С самой весны он в совхозе строит телятник. Всё нет и нет дома отца, только на воскресенье приходит. А сегодня вторник. Но как придёт в субботу вечером отец — Аниска сразу расскажет ему, какая к бабушке Тумановой приехала внучка и как она сразу заступилась за Аниску. «Ну, а раз ей их жалко?» — вот что она сказала.
4. Анискины бредни
Бабушка Туманова с утра с вилами в руках разбивала навоз в огороде, носила его под рассаду. Светлана, соскучившись в избе, пришла к ней в огород и, аккуратно приподняв платьице, присела на брёвнышко.
— Это что растёт? — спросила она.
— Капуста.
— Капуста? Но… бабушка! Вы же её испортите этим!
Бабушка удивилась:
— Чем — этим? Навозом-то?
— Ну да. Она же будет плохо пахнуть!
— Это добро всякий злак любит, — сказала бабушка, — и капуста тоже. А ты что фыркаешь — нешто оно поганое?
Светлана чуть-чуть скривила губы и приподняла свой маленький, словно защипнутый нос. Уж эта бабушка — скажет тоже!
Пушистые светло-зелёные кусты малины, росшие у изгороди, вдруг тихонько зашуршали и раздвинулись. В щёлочку глядели на Светлану большие Анискины глаза.
— Бабушка, — с улыбкой сказала Светлана, — гляди-ка!
Бабушка выпрямилась:
— Кто там? Аниска? А! Ну иди сюда, иди, не бойся, чай, не кусаюсь.
Аниска обогнула огород и вошла в калитку.
— Ты за заколкой пришла, да? — спросила Светлана.
Аниска отрицательно покачала головой.
— А зачем же тогда?
— Ну что такое — зачем да зачем! — сказала бабушка. — Пришла, да и всё! Вот что, Аниска, возьми-ка нашу барышню да поведи куда-нибудь. Вишь, сидит без дела, не знает куда себя девать.
Аниска улыбнулась, крупные зубы сверкнули, как белая речная галька.
Светлана вскочила:
— Бабушка!
— Ну, чего ты?
Светлана подошла к ней, пригнула к себе её голову и зашептала в самое ухо:
— Бабушка, что вы! Как я с ней пойду? Ведь она же чудная…
Бабушка посмотрела на Светлану сурово, с неудовольствием:
— Это кто же тебе такую басню сказал?
— Девочки.
— Экие злыдни твои девочки! Если человек на них не похож, так у них уж и «чудная»! Иди, иди, она плохому не научит!
Светлана подошла к Аниске:
— Ну… пойдём.
— Со мной? — спросила Аниска с затаённой радостью.
— Ну конечно.
— В лес?
— Ну хоть в лес…
Девочки вышли на узкую тропочку, которая сквозь кудрявую травку пробиралась вдоль деревни к пруду.
— Только ты, Аниса, мне что-нибудь рассказывай. А то будешь молчать да молчать… Я тогда от тебя убегу!
Аниска задумчиво посмотрела на неё:
— А рассказывать про всё?
Светлана повела тонкими бровками:
— Какая ты странная. Конечно, про всё, почему же нет?
— Вот здесь наш дедушка умер, — вдруг сказала Аниска.
Светлана остановилась:
— Где?
— Вот на этой тропочке.
— Как?… Почему?…
— А у нас немцы были тогда. Они не велели вечером на улицу выходить. А дедушка вышел. Покурить ему захотелось, уж очень ему захотелось покурить. Он пошёл к дяде Егору — нет ли у него самосаду? А немец ему кричит: «Стой! Стой!» А дедушка наш глухой был. Идёт да идёт. Ведь ещё и не темно было, смеркалось только. А немец из ружья — бум! Дедушка схватился за грудь, покачался, покачался и лёг на снег. Вот здесь и умер.
— А ты почём знаешь? Ты же не видела!
— Мать рассказывала…
Светлана со страхом смотрела на зелёную солнечную тропочку:
— Ой… Уйдём отсюда. Уйдём скорей! Побежим в поле — догоняй!
Светлана припустилась бежать, лёгкая, как котёнок. Красные ленточки в косах распустились на ветру. Аниска бросилась за ней. У неё были крепкие ноги, и бегала она, топая, как жеребёнок. Она уже раз пять догоняла Светлану, но, догнав, не решалась схватить её — а вдруг рассердится?
А Светлана останавливалась, прыгала на одной ножке и, смеясь, дразнила:
— Не догнать! Не догнать!
И была очень рада, что Аниска никак её не догонит.
Потом тихонько шли к лесу без тропки, прямо через поле, засеянное льном. Тонкие жёсткие стебли стегали по ногам.
— А на этом поле весной самолёты садились, — сказала Аниска.
Светлана удивилась:
— Настоящие?
— Ага. Настоящие. С лётчиками. У нас тогда на зеленя какой-то вредитель напал — вот с этих самолётов всё поле и опрыскивали. Как дождиком.
— И ты видела?
— Все видели. А Стёпка Лукошкин у лётчика спросил: «Можешь без отдыха до границы долететь?» А лётчик говорит: «А почему без отдыха? Мы можем на облачко присесть, отдохнуть да и дальше!»
Светлана поглядела на тёплое синее небо, на крутое белое облако с тёмным донышком.
— Как на облака присядешь? Ведь они из пара! Ты ведь знаешь, что они из пара? Ты в каком классе?
— Во втором. Буду в третьем.
— У, большая, а во втором! Я уже в четвёртый перешла! Ты, значит, и не пионерка?
— Нет.
— А меня зимой приняли. А почему не вступаешь?
— Не примут.
— Почему? — Светлана удивлённо посмотрела на неё.
Аниска отвела глаза.
— Я с ребятами дерусь. Они всегда дразнятся. Я и дерусь.
— А почему же вожатая не заступится?! — Светлана даже плечами пожала от возмущения.
— А она почём знает? — глухо сказала Аниска. — Я же не говорю, почему дерусь… Да ну и пусть не принимают. — Аниска насупила брови.
И Светлана тотчас переменила разговор:
— А мне мама новую форму сшила. Шерстяное коричневое платье и чёрный фартук с широкими плечиками. А ты в чём?
— В этом.
— Но ведь это ситцевое!
— А ещё есть синее с горошками…
— Ну и не похожа на ученицу. Надо, чтобы коричневое и чёрный фартук. Только тебе не сошьют…
— А может, и сошьют? У матери трудодней много — она у нас огородница. Попрошу, и сошьёт… И отец у нас плотник. — И добавила чуть слышно: — Он сейчас в совхозе работает. А может, он там, в магазине, купит и принесёт.
Но Светлана только засмеялась на это:
— Так он и будет помнить про твоё платье!
У Аниски опять сошлись брови.
— Будет. Он мне в ту осень башмаки с галошами купил!
— Фу, галоши! — Светлана сморщила нос. — Терпеть не могу никаких галош!
Аниска хотела было вспылить. А как же в новых башмаках прямо по грязи в школу идти? Эти башмаки отцу легко было заработать, что ли? Помаши-ка топором-то с утра до ночи!
Но посмотрела на Светлану и промолчала. Неужели надо Аниске ещё и с ней поссориться?
Лён кончился у самой лесной опушки. Аниска вдруг, ничего не сказав, побежала куда-то в сторону.
— Куда ты? — закричала Светлана.