– Солнышко, почему ты так тихо идёшь? – спросила Аринка.
– Я устало… – ответило Солнышко. – Много работы было – помогало колосьям наливаться, чтобы хлеб хорошо уродился.
– А почему у тебя платье не сверкает? – спросил Лёня. – Вот я на тебя гляжу, а глазам не больно.
– Потому что к закату иду, – ответило Солнышко, – на отдых.
– А где же твои горячие лучики? – опять спросила Аринка.
– Я их все по полям, по лугам и по рощам раскидало, – ответило Солнышко, – чтобы всё цвело, зеленело, колосилось…
Всё дальше, дальше Солнышко, всё тише его голос, всё бледнее золотые волны. Вот оно улыбнулось в последний раз, взмахнуло светлым рукавом… и пропало.
Ребята молчали, глядели туда, где пропало Солнышко. Даже Дружок присмирел.
– Гляди-ка, уже вечер наступил, – удивился Ванюшка, – а я и не заметил!
– А чего же я никого не видел? – хмуро сказал Федя. – И не слышал ничего?
– Ещё увидишь, – утешил его Лёня, – обязательно увидишь и услышишь!
– Темнеет, домой пора! – напомнила Аринка.
Ребята прибавили шагу. Прошли через луг, через поле, мимо огородов. Вот и деревня показалась.
– Глядите, наш Корней у околицы стоит! – сказала Аринка. – Лёню подстерегает! Давайте мы ему нашу песню споём!
И ребята дружно запели:
– Эй! Эй! Эй!
Берегись, Корней!
– Испугался я, как же! – сказал Корней-Всех-Умней. – Дурак я, что ли, вас бояться!
Корней показал им кулак, однако в драку не полез.
Да и вряд ли он теперь полезет в драку, вряд ли тронет птицу или белку или обидит маленьких ребят. На их защиту сразу встанут против него Защитники Слабых – благородный отряд Лёни и его товарищей.
В гостях у бабушки Марфы
«Эй, вы, кони!»
– Вот какой сегодня нарядный денёк начинается, – сказала мать, – прямо с улицы не хочется уходить!
Она принесла из-под навеса дровец, подкинула в печку, чтобы жарче горело. Слышно было, как затрещала сухая берёста. А потом зашумел самовар – мать развела его горячими углями.
Лёня открыл глаза. В избе розовые от солнца окна светились морозным узором.
– В самый раз сегодня к бабушке сходить, – продолжала мать. – Как думаешь, Алексей?
– А что думать? – сказал Лёня. – Встану на лыжи – и айда!
Лёня откинул одеяло. Но тут у него в ногах зашевелился Кот. Он недавно пришёл с улицы, только успел отогреть лапы, и вот – пожалуйста! – вставать надо.
– И зачем это в такой мороз вставать? – недовольно заворчал Кот. – В постели тепло, мягко. Был бы человеком, спал бы с утра до ночи.
– Вот если бы я был Котом, – сказал Лёня, – так я и спал бы с утра до ночи и с ночи до утра, как ты. А я человек, у меня дела есть!
К завтраку пришли отец и Феня.
– Морозец будь здоров, – сказал отец, – так за руки и хватает, без рукавиц не поработаешь.
– А зато красиво, как на картинке, – сказала Феня, – и ещё во сне так разукрашено бывает!
Лёня мешкать не стал. Позавтракал, оделся и пошёл под навес за лыжами. Денёк и в самом деле был разукрашенный. Снег на улице лежал весь розовый, дорога по снегу совсем синяя, крыши с одной стороны розовые, с другой, где тень, – голубые. И дымки над крышами голубые с розовым. И всё сверкает кругом, всё искрится!
Лёня встал на лыжи, взял палки.
– Эй, вы, кони мои, кони, – крикнул он, – застоялись за ночь!
Мать вышла на крыльцо.
– Так не забудь, Алексей, что я наказывала: спроси у бабушки, как её здоровье, не надо ли ей чего. Может, дровишек подвезти. Да скажи, что приедем за ней к празднику, хотим, чтобы Новый год она с нами вместе встречала. Не забудешь?
– Не забуду, – ответил Лёня.
И выкатил на своих «конях» на улицу. Дружок сейчас же выскочил за ним следом.
– А ты куда собрался? – сказал Лёня. – Я в другой колхоз еду, далеко.
– Ну и что же? – ответил Дружок. – И я с тобой.
– Пятки отморозишь и заскулишь!
– Не заскулю. Я всё время бегом бежать буду!
– Ты чья собака? – сурово сказал Лёня. – Моя или не моя?
– Твоя… – жалобно тявкнул Дружок.
– Так вот, если ты моя собака, то должен меня слушаться. Назад, в конуру!
Дружок понурил голову, опустил хвост и вернулся во двор. Лёне было очень жалко Дружка. Но как его взять? Ведь до того колхоза, где живёт бабушка, целых пять километров. Отморозит лапы – куда его тогда? На руках ведь не потащишь!
Не успел Лёня выехать на дорогу, как его окликнула Аринка.
– Лёня, и я с тобой!
– Вот, углядела всё-таки, – проворчал Лёня. – Я к бабушке Марфе. Куда тебе со мной, я ведь на лыжах!
– И я на лыжах.
– А как устанешь? Возись тогда с тобой. Небось и лыжи-то несмазанные!
Но Аринка будто не слышала Лёню. Она закрепила на ногах лыжи, схватила палки, выбежала со двора и встала на Лёнину лыжню:
– Поехали!
Лёня взмахнул палками:
– Эй, вы, кони мои, кони! Кони резвые мои!..
И помчался по голубой, наезженной до блеска дороге.
Аринке некогда было кричать: «Эй, вы, кони!» Она только об одном и думала, как бы ей не отстать от Лёни. Отстанешь – придётся вернуться домой. А это совсем неинтересно. Аринка очень любила Лёнину бабушку Марфу и очень любила ходить к ней в гости. Бабушка Марфа всегда приветит, чем-нибудь угостит да ещё и сказку расскажет.
– Вот дурачьё! – сказал, глядя им вслед с крыльца, Аринкин брат Корней-Всех-Умней. – И охота в такую даль бежать! Подумаешь, бабушку им навестить надо. Я бы ни за что не пошёл, дураков нету!
Бабушка Марфа
Пять километров не близкий путь. Тут и пригорки, и овражки, и мосты через реку, и шоссе, которые надо пересекать. А на шоссе гляди в оба: машины летят и в одну, и в другую сторону.
Но Лёня и Аринка не в первый раз отправляются к бабушке Марфе. Дорога им хорошо известна, а через шоссе они переходят, когда машин совсем не видно ни справа, ни слева. Так Лёня и обещал матери: если не видно ни одной машины, тогда и переходить через шоссе.
А после шоссе началась тихая ровная дорога по большому лугу. И хорошо, что тихая да ровная, потому что Аринка устала и у Лёниных «коней» притупился шаг.
– Замёрзла? – опросил Лёня и оглянулся на Аринку.
– Нет, – ответила Аринка. – А ты?
– И я нет. А ты нос не отморозила?
– Кажется, нет.
– Ты его варежкой потри.
– Я тёрла.
– Ещё потри.
– Ладно.
Пробежали через широкий луг. Прошли через серебряную от мороза рощицу.
– Лёнь! – крикнула Аринка. – Ты устал?
– Немножко. А ты?
– И я немножко.
– Ладно. Скоро придём.
Кончилась рощица. Вышли в поле. Вот и бабушкин колхоз видно.
Бабушкин двор стоит на горе, его издалека видно. Вокруг двора толпятся берёзы, закатное солнце их тоже раскрасило. И стоит бабушкин домик будто в розовом саду.
Не успели Лёня и Аринка отворить калитку, а бабушка Марфа уже вышла на крыльцо.
– А я так и знала, что у меня сегодня гости будут, – сказала она.
– А почему ты знала, бабушка? – весело отозвался Лёня. – Мы же тебе телеграмму не посылали!
– У меня сердце такое чуткое, – сказала бабушка, – и без телеграммы знаю. Я сегодня и печку жарко натопила, вас поджидала.
Лёня сбросил с ног лыжи. Помог Аринке снять лыжи. У неё, оказывается, так застыли руки, что и не слушались совсем.
Как хорошо войти с мороза в тёплую избу!
Лёня и Аринка ещё в сенцах обмели веником валенки, чтобы не наследить. Потому что пол у бабушки Марфы был чистый, белый, и через всю избу лежали на полу полосатые дорожки.
И вся изба у бабушки была чистая. Бабушка Марфа не любила обоев. И никакой новой мебели не любила. Стены в избе были бревенчатые, бабушка их каждую весну мыла мочалкой с мылом. Вместо стульев были широкие лавки вдоль стен. Бабушке ничего не хотелось менять в своей старой избе. Может, лучше, когда у стола стулья стоят, но бабушке Марфе больше нравилось так, как было в старину – лавки вокруг всей избы: где хочешь, там и сядешь.
Но телевизор бабушка Марфа всё-таки впустила в свой дом. Она любила смотреть по телевизору всякие дальние страны, узнавала все новости, какие происходят на свете. Слушала хорошую музыку.
И электричество провела. Электричество ей нравилось, потому что по вечерам в избе стало очень светло, можно книгу читать, вязать что-нибудь. И лампу заправлять не надо, от керосиновой лампы руки всегда пахнут керосином, не сразу отмоешь. А светить керосиновая лампа не очень горазда, при таком свете и двух строчек не прочтёшь, даже если очки наденешь.
– Входите, входите, мои дорогие гости! – сказала бабушка. – Ух, как вас мороз-то разрумянил – снегири, да и только! Не обижал он вас дорогой?
– Кто, бабушка?
– Да этот старый озорник-то?
– Какой озорник, бабушка?
– Ну, дедко Морозко!
Лёня и Аринка переглянулись, засмеялись.
– Немножко обижал, – сказала Аринка, – за нос меня всё хватал!
– А меня за уши! – сказал Лёня. – Только мы ему не поддавались.
– Ещё бы ему поддаваться! Ему только поддайся, он тут же и натворит какой-нибудь беды!
Бабушка разговаривала, а сама в это время собирала на стол. Налила горячих щей в миску, поставила блюдо студня, достала из подпола огурцов. Ну и вкусно же поели ребята, ничего вкуснее сроду не ели!
Старый озорник
Пока поели, пока поговорили, Солнышко за окнами погасло. На улице засинело, вышел светлый Месяц на небо, заглянул в избу и бросил на морозные стёкла пригоршню серебряных огоньков. В это время что-то затрещало по стенам, будто палкой стукнули по брёвнам – и в одном углу, и в другом.
– Вон, слышите? – усмехнулась бабушка. – Сердится, по стенам палицей бьёт!
В ответ по стенам опять что-то словно стрельнуло. А мимо окон метнулась длинная белая борода.
Бабушка подошла к окну и крикнула:
– Не озорничай, Старый! Я вот ужо выйду, задам тебе!