Зимой с едой стало потруднее, частенько вороны голодали. Пришлось им перекочевать поближе к жилищам человека, где можно бы поживиться на задворках скотобойни. В январе завернули самые жестокие морозы, а уже солнце нет-нет да и взглянет по-весеннему, И вороны, наверное самые первые птицы в лесу, почувствовали приход весны.
– Краааа-а! Крааа-аа! Смотр-трр-и, какой я кра-кра-крра-си-вый и сильный! – кричал, поднявшись высоко-высоко в небо, Корак.
Его было чуть видно снизу. Но вот он стремительно бросается вниз, подлетает к Коре, парящей над лесом, и снова взмывает в немыслимую высоту.
– Краа! Кра-аа! – несется над закованным в морозный панцирь января лесом весенняя песня ворона.
Весна – значит, заботы о гнезде, о продолжении рода. Кора и Корак прожили вместе уже много лет. У них забот мало: подправь старое гнездо – и откладывай себе яйца. А вот их детям гораздо труднее. В январе, когда семья Коры и Корака распалась, два молодых ворона и одна ворониха улетели искать свое место в жизни…
– Кора! А ведь три птенца выжили из твоих детей, а не один-два, как ты мне говорила! – принялся допрашивать Тимка Кору. – Правильно, значит, я не верр-рр-ил тебе? Кра-хрраа!
– Крраа-крааа! – вздохнула Кора. – Выжили, но пока они еще не стали совсем взр-ррослыми! Ты не представляешь, как тр-рруд-но найти место для гнезда! Один глупый птенец хотел было остаться на нашем месте, но мы с Кор-рра-ком пррогналя его: пр-рришлось подр-рраться…
– А нельзя ему поселиться рядом с вами? Ведь места в лесу хватит на много гнезд? – продолжал выспрашивать Тимка.
– Ника-аак нельзя, чудак-ак-акрр! Помнишь, когда мы съели весь корр-ррм около гнезда, нам приходилось летать на рр-речку и в др-рр-угие места, чтобы принести еду для птенцов? – напомнила Кора. – А если бы в нашем лесу жили другие вороны? Коррм и вдали мы съели бы очень быстро, и птенцы у всех остались бы без пищи. В нашей жизни всегда лучше иметь четырех крепких птенцов, чем десять слабеньких!
– А почему твоим детям нельзя было поселиться рядом с вашим большим участком, за рекой, в другом лесу? Краак! – не унимался Тимка.
– Да потому – краа-к, кррак! – глупый ты человечек, что в том лесу давным-давно есть гнездо др-рругих ворр-ррронов.
– И у них тоже есть дети?
– Ккконечно!
– Но где же тогда будут жить ваши дети?
– Каждый должен сначала найти себе парр-рру: самец самку, а самка самца. После они должны улететь далеко-далеко, туда, где еще не живут ворр-рр-рроны. Или им удастся найти место, где старые ворр-роны погибли. Или они должны вырр-расти такими сильными, что смогут прр-рогнать стар-ррых и ослабевших ворр-рон из гнезда… Но все это сложно, трр-рудно, карр-ар, как сложно… Да что ты меня все спрр-рашиваешь, у тебя же есть бр-рраслет: посмотр-трри сам, что будет с нашими детьми…
Стоило Тимке вспомнить о браслете, как время вокруг побежало еще быстрее. Вот летят вдали три молодых ворона, которые еще так недавно были птенцами в его подопечном гнезде. Их хорошо можно было узнать по матовому цвету поверхности перьев – только у совсем взрослых воронов перья отливают металлическим блеском. Вот эти молодые птицы встретились с такими же молодыми из других выводков. Вот они разбились на пары и устроили такие же игры, как Тимка уже видел у Коры и Корака. И вот молодые пары полетели в разные стороны.
«Но где же они будут делать гнезда?» – спрашивал себя Тимка, наблюдая, как после жестоких драк прогоняли молодых воронов уже давно жившие в разных местах старые.
Наконец одной из новых пар удалось построить гнездо на окраине небольшого городка, на ветвях древней липы городского парка. Две другие пары так и не нашли место для гнезда. Через некоторое время эти пары распались. Видно, прошло время, когда ворониха откладывает яйца: она, как и большинство птиц наших лесов и полей, может нестись только ранней весной. А если не отложит яиц весной, весь год остается без семьи.
Когда Тимку потом расспрашивали, как он все видел и узнавал, ничего толкового рассказать он не мог. Помнилось только, что скучать было некогда. Вот и сейчас, поеживаясь от весеннего прохладного ветерка, сидя в той же удобной развилке березы, он с интересом наблюдал, как Кора и Корак приводят в порядок свое старое гнездо, то самое, где пришлось переночевать ему в первый день. И снова, теперь уже в атом обновленном гнезде, Тимка увидел шесть зеленовато-голубых яиц.
«Все повторяется сначала. Прошел целый год, как я живу с вороновой семьей, и сколько же мне придется здесь оставаться? – подумал он и спохватился: – Что же я видел здесь за год? Только ли жизнь воронов? Интересно, за этим ли только меня сюда отправил Хранитель Вит, как его называет Кора – Лесовик? Этот хитрый старикашка, наверное, и задумал что-то хитрое! „Пускай посмотрит вашу жизнь“ – так, кажется, сказал он Коре про меня… Посмотрит жизнь… Жизнь как жизнь: отложили яйца, вывели птенцов, вырастили их, на следующий год снова то же самое! Едят в лесу что ни попадется, самих их никто вроде не трогает… Как не трогает, – перебил сам себя Тимка, – а одного птенца куница стащила – раз! А для самого маленького птенца корма не хватило и он погиб – два! А как молодые дрались со старыми за место для гнезда? Все получилось так, как сказала Кора. Только один молодой смог сделать себе гнездо, да и то неизвестно, выведет ли он птенцов на липе в городском парке. Вот так так! И у воронов – самых сильных птиц в лесу – так же трудно приходится молодым, как и у лягушки, как и у подорожника! Все! Я понял жизнь ворона! – И Тимка стал проворно спускаться вниз с березы. – Пойду теперь искать Хранителя Вита», – твердо решил он.
– А меня искать не надо – тут я, тут я и есть, – немедленно отозвался знакомый шамкающий голосок. Хранитель Вит сидел на березовом пеньке рядрм с Тимкиной березой. – Понял воронову жизнь, да не совсем! – пробурчал он. – Ну скажи, на милость, скажи: что ты понял? Плохо живется молодым воронятам? Так ведь? Плохо живется?
– Ну, так… – неуверенно протянул Тимка, ожидая какого-то подвоха.
– Так, да не так! Так, да не так!
И Тимка увидел, как старик распахнул полы своего берестяного плаща и показал на пояс, составленный, казалось, из сотни разных самоцветов.
– Я мог дать тебе свой большой браслет, и ты побывал бы у всех живых существ в моих владениях, и у всех бы ты увидел то же самое, то же самое: родится много, выживает мало, на место погибающего старого встает здоровый молодой. Но всегда один или вместо пары – пара. Остальные гибнут. Гибнут! Но вот почему? Почему?
– Кажется, знаю, – неуверенно начал Тимка. – Если подорожник займет весь участок, то не окажется места для других растений. Другим-то травам тоже надо жить, они, наверное, и не дают сильно размножаться друг другу…
– Ай, молодец! Не зря я тебя отправил посмотреть на настоящую жизнь в моем царстве! Не зря! – радостно закричал старичок. – Да из тебя, я вижу, получается толк! Толк получается!! Правильно, все в природе связано: сохранилась жизнь одного – потерялась жизнь другого. Это мой первый великий закон – закон сохранения жизни. Всем моим созданиям трудно живется: либо сам должен кого-то съесть или потеснить, либо тебя съедят или потеснят! – И повторил еще раз медленно: – Закон сохранения жизни! Но! Но! Но! Отнимать жизнь у других можно только для того, чтобы сохранить свою жизнь! Только для этого!
Хранитель Вит встал с пня, выпрямился и начал расти вверх. Вот он уже с березу величиной, вот его голова пропала в белых облаках… И вот его голос загремел сверху, и слова, как удары молота, отдавались у Тимки в голове:
– Иначе – жить – всем – вместе – будет – невозможно! Не-воз-мож-но! Понял? – Последнее слово Хранитель проговорил уже обычным голосом, сидя на пеньке, и, не давая Тимке ответить, продолжал: – Ну, считай, что первый класс в моей школе ты прошел. Но это только начало. Наш уговор помнишь? Не поймешь – пропадешь! – нараспев протянул он противным голосом. – Вот сделаю тебя маленьким птенцом да и посажу в гнездо к ворону! Сиди разевай рот да жди, когда тебя куница стащит! Ага, не хочешь? Ну ладно, ладно, – миролюбиво закончил он, заметив, как Тимка задрожал и переменился в лице. – Могу, конечно, это сделать, но не буду, пока не буду. Какой там следующий камень в твоем браслете? Янтарь? Ну вот и ищи янтарную дверку. А я пошел по своим делам… пошел по делам…
– Дедушка! Карр-каар! – по привычке закаркал Тимка, потом спохватился и с некоторым трудом перешел на человечий язык: – Я вас очень-очень прошу, предупредите всех, что я не пропал пока совсем… И пусть меня пока не исключают из школы, наверное, там идут занятия в пятом классе, – жалобно попросил Тимка, вспомнив, что с вороновой семьей он прожил целый год.
– Ладно, ладно, утрясем все как-нибудь, когда-нибудь! Ты, главное, смотри да ума-разума набирайся в моей школе. А там все утрясем, утрясем… – Голос становился все слабее. – Утрясем, потрясем, натрясем, растрясем, т…трясем…сем…
ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПРОДОЛЖАЮТСЯ
– Как ни крутись, а придется искать, видно, янтарную дверку! – говорил Тимка, вновь и вновь озираясь по сторонам в пещере Времен Года, где он очутился неведомо каким образом, и прикидывая, с какой стены начинать поиски. – Ну ясно, где такой цвет скорее всего можно встретить…
Тимка еще раз внимательно посмотрел на янтарный камень браслета. Камень отличался от других не только цветом, но и мягкостью, ведь он был не совсем камнем, этот кусочек окаменевшей смолы.
– Конечно, дверца должна быть на осенней стенке, – продолжал размышлять Тимка вслух, – очень уж похож янтарь на осенние желтые листья… Но откуда начинать искать? Стена такая большая.
Он медленно шел вдоль бесконечной стены, покрытой ярким осенним лесным нарядом. Вот красная осинка, вот буроватые дубовые листья, вот светло-желтые, почти белые листья липы, а вот эта яркая желтизна кленовых листьев, пожалуй, больше всего подходит для янтаря. Тимка подошел к стене и раздвинул переплетенные ветви с крупными, разрезанными на пять лопастей листьями клена.