—Так что со сценарием?
—Что? Мы вместе его дорабатывали. Это такой дамско-хулигански-шпионский фильм.
—Что вы подразумеваете под словом «дорабатывали»?
—Это означает: работать над проектом, сценарием, продумать его финансирование, попытаться найти хорошего директора, актеров. Обычно Сай не приступал к разработке проекта, пока не получал сценарий, который устраивал бы его во всех отношениях. А мой сценарий — он назывался «На побережье меняется погода» — был сыроват. Так что Сай дал мне ряд дельных советов. И я переписывала эту вещь с учетом его замечаний.
—И потом он планировал поставить фильм по этому сценарию?
—Ага.
—Он вам хорошо заплатил?
—Да как вам сказать… Вообще-то он мне не платил. Но если б я попросила, он дал бы мне денег.
—Что же вы не просили?
—Я думаю, по той же причине, по которой я не хотела принять алиментов. Не хотела показаться жадной. Я знаю, что это глупость. Глупость и есть. Но Сай всегда беспокоился, что люди, я имею в виду женщины, встречаются с ним только ради его денег. Я не хотела, чтобы он и обо мне думал то же самое. В любом случае он бы поступил со мной по-честному, раз уж мы раскрутили все это.
—На какие средства вы живете? На родительские деньги?
Она засмеялась и оглядела кухню:
—Разве похоже, что у моих родителей есть деньги?
—Значит, вы весь год живете в Бриджхэмптоне?— По правде сказать, я был удивлен.
—Таки живу. А, понятно, вы подумали, что это мой скромный летний коттедж, куда я сбегаю из своих сорокакомнатных трехэтажных апартаментов. Нет, это все, что у меня есть. Я зарабатываю на жизнь писательским трудом. Веду колонку «Радостные известия» в местной газете. Идет нарасхват: свадьбы, рождения детей, годовщины. «Ренни и Рэнди Роллинс из Амангасетта отмечают девятнадцатилетие отеля «Уи Типи» с утонченной экстравагантностью и предлагают знаменитую на весь мир рыбную похлебку «пенни». А еще я пишу для почтового каталога. Всякую ерунду вроде «белоснежные кружевные изделия из рейонового шифона так и искрятся от люминесцентных пуговиц из искусственного жемчуга».
—Вы не были в обиде на Сая? Ведь вам пришлось отказаться от написания сценариев и от всяких светских удовольствий и заняться чем-то менее увлекательным?
—В обиде? Ну-у, знаете, женщины вообще-то склонны обижаться на человека, который им говорит: «Я тебя больше не хочу». А потом добавляет: «Как женщину, а не как личность». С точки зрения профессиональной, он же не виноват в том, что другие не восприняли меня в качестве сценариста. Мне отказали восемь киностудий и пятьдесят тысяч продюсеров, заметив, однако, что сценарии славные. Когда киношники собираются дать кому-нибудь от ворот поворот, они заявляют, что материал «славный». А в переводе на их язык читай: «некассовый». Но Сай всегда желал мне самого лучшего. Я никогда в этом не сомневалась.
—Случалось ли вам говорить о чем-либо, помимо проекта?
—Конечно. Я ведь знаю его друзей. И родственников.
—У него были братья, сестры?
—Нет, он был один у родителей. Они умерли уже после нашего развода. Остались тети, дяди, куча двоюродных братьев и сестер. Я была с ними знакома, мы поддерживали отношения. Когда я его встретила и пыталась поставить свой первый фильм, его офис все еще находился в здании Компании по производству кошерных продуктов Шпигеля.
—Шпигеля?
—Шпигеля. Это его настоящее имя: Симор Шпигель.— Она покачала головой.— Он поменял фамилию перед поступлением в Дартмут. Я так и не знаю, зачем. Представьте себе: выпускной вечер, и Сай объявляет: «Вот мои родители, Хелен и Мортон Шпигели. Их фамилия была Спенсер, но они ее «иудаизировали». К тому же, если уж он всерьез собирался поменять фамилию, почему бы не сделать это по полной программе и не назваться Бакки? Я имею в виду, что здесь не больше логической связи, чем между Саем и Симором.
Тут Бонни умолкла, и ее, видимо, захлестнула волна воспоминаний о Сае. Она широко раскрыла глаза, и на ее лице появилось то выражение, которое появляется, когда изо всех сил стараются не заплакать. Она встала и принялась тереть губкой совершенно чистую плиту.
И тут это случилось опять: она внезапно стала другой, она больше не владела собой. Что-то изменилось в ее поведении, вернее, в ее мотивах. Когда она вновь повернулась ко мне, она взяла себя в руки, но, казалось, это далось ей с трудом.
—У вас есть какие-нибудь соображения по поводу убийцы?— спросила она. Такая искренняя. Такая опечаленная. Преисполненная сочувствием. Преисполненная всяким дерьмом вроде этого.
—А у вас?
—Нет,— призналась она.
Для женщины ее возраста, похоже, у нее было неплохое тело. Я все пытался сообразить, где я мог видеть ее раньше. Скорее всего во время утренней пробежки. У нее были стройные спортивные ноги.
—Попробуйте припомнить последние несколько недель. Был ли Сай рассержен на кого-либо?
Она облокотилась на кухонную стойку и улыбнулась.
—Да на всех. Когда он снимал фильм, любой, кто ему мешал, мог стать его врагом. И это забавно, потому что он вообще-то казался чарующим и обаятельным, и очень сдержанным. Когда мы были женаты, и у нас случались скандалы, я орала, колотила кулаками по холодильнику, а Сай наблюдал за мной, как наблюдал бы за актрисой, импровизирующей на тему «Жена, которую вывели из себя». Но в процессе фильма,— не дай Бог,— это совершенно другой сюжет! Прощай, бездна очарования. К чертям шарм! На карту поставлены его деньги и репутация. Он никогда не орал — это не в его стиле, зато он умел устраивать разносы вкрадчивым и совершенно ледяным тоном. И это было страшно — ярость в форме ледяной вежливости. Уж поверьте, он своего добивался.
—Когда вы разговаривали в последний раз, он был на кого-нибудь рассержен?
—Думаю, на Линдси.
—Но, насколько мне известно, они жили вместе. И вроде бы любили друг друга.
—Ну знаете ли, должна вам сказать, что касается любви, тут вопрос спорный. Но даже если и так — кино есть кино. Продюсер не может любитьактрису, которая подвергает риску проект стоимостью в двадцать миллионов долларов. Сай сказал мне, что отснятое было просто ужасно, и это здорово меня удивило, потому что как раз она стала знаменитой отнюдь не из-за хорошенькой мордашки. У нее действительно талант.
—То есть, вы полагаете, Сай в ней разочаровался?
—Знаете, у Сая есть редкий дар с легкостью влюбиться и без проблем разлюбить.
—Давайте оставим пока любовь. Она его раздражала? Сердила?
—Он просто бесился. Он сказал, что она палец о палец не ударила, ни капли мысли и энергии не вложила в роль, потому что не считала этот фильм важным для себя. Именно это Сая и доконало. Он свято верил, что фильм, который сделан искренне и трогает зрителя,— пусть даже это эксцентричная комедия,— это фильм важный. Он верил в «Звездную ночь». А Линдси — нет. Хуже того: она такого высокого мнения о своей особе, что даже не способна понять, насколько плохо играет. Ну и естественно, она сознавала, что ее положение не ахти. Я думаю, если бы его не убили, он бы ей устроил такую преисподнюю!
—Значит, он уже решил избавиться от Линдси?
—Ага. И заодно от постановщика.
—Как его зовут?
—Виктор Сантана.
—А что за проблемы с постановщиком?
—Кажется, у Сантаны шуры-муры с Линдси. Поэтому он не мог или не хотел на нее повлиять.
—Кто-нибудь еще?
—Ну, его обычный список ненавидимых. Оператор, которого они наняли — какой-то гений из Франции,— тот снимал слишком пастельно. Другой, мультипликатор — тот чересчур рьяно катил бочку на профсоюз киномехаников. Сай на всех на них злился поочередно.
—Ну хорошо, а кто из киношников мог иметь зуб на Сая?
—Не знаю. Я же не имею отношения к «Звездной ночи».
—А как насчет Линдси Киф?
—Знаете, если актрисе, обласканной критикой, заявляют, что она играет отвратительно, не имеет никакого значения, насколько гениально она может скрывать свое неудовольствие. И потом, когда вечерние просмотры — полный караул, ну… дальнейшее можно мысленно предугадать. Но я ни за что не поверю, что она его застрелила из-за того, что он раскритиковал ее работу.
—Кто еще?
—Не имею понятия.
Я посмотрел ей прямо в глаза:
—Он был вашем мужем. Он ведь, наверное, посвящал вас во многое?
—Мы не так уж часто беседовали.
—Думаю, достаточно часто. О ком еще он часто упоминал?
—Он действительно не упоминал никого конкретно.
—Ну а все-таки?
—Только имейте в виду, что это моя интерпретация того, что он никогда не говорил.
—Ну-ну.
—Этот фильм — слишком дорогая затея, чтобы ни от кого не зависеть. Наверное, его заботило то, что могут забеспокоиться люди, оказавшие ему поддержку. Те, кто вложил деньги в картину, наверняка прослышали о проблемах на съемочной площадке и, вероятно, заволновались.
—Кто же эти люди?
—По именам? Сама не знаю. Наверное, кто-то из времен его кошерно-колбасного бизнеса.— Она умолкла.— Вы же догадываетесь, что в производстве кино завязаны крутые люди.
—Ага, мафиозные деньги.
—Из того немногого, что говорил мне Сай, я подозреваю, что это не какие-нибудь головорезы. Скорее что-то вроде бизнесменов, в костюмах и галстуках, но при этом — в золотых двухкилограммовых браслетах с монограммами.
—И все? Больше никаких недоброхотов?
—Почти уверена.— Я дал ей время подумать.— Не-а,— произнесла она наконец.— Больше никого. Точно.
Я встал и посмотрел на нее. Она опустила голову, и я увидел ее темные блестящие волосы. Она тяжело дышала. Я понял, что как-то на нее действую. Не как коп, а как мужик.
—Бонни, вы толковы и наблюдательны. К тому же вы очень славная, и это мой вам комплимент.
Она попыталась посмотреть мне прямо в глаза, стараясь держаться непринужденно. И вдруг покраснела.
—Но вы что-то от меня скрываете. У меня такое ощущение, что это «что-то» связано со мной лично.
—Я ничего не скрываю.— На мгновение слова застряли у нее в горле.
Я подошел ближе: