женщины.
Мы разговаривали на пороге ее современного дома. Войти она меня не пригласила. Может быть, она просто была вредной стервой. А может, стеснялась: такие дома, как ее,— образчики архитектуры стоимостью в миллион долларов, построенные в строгом соответствии с законами геометрии,— на Южной Стрелке в последнее время вышли из моды. Их вытеснили забавные постмодерновые сельские дома, такие огромные, что, казалось, предназначались для племени великанов, а не для зубных врачей и книжных дизайнеров, которые на самом деле в них жили. Уэнди стояла, тесно прижавшись к дверному косяку, словно опасалась, что я оттолкну ее локтем и ворвусь в дом взглянуть, как живут богатые люди, или, что я возжелаю посетить ее безнадежно устаревшую кухню, оснащенную по последнему слову бытовой техники, и буду над ней издеваться.
—Да, это просто чудеса, что эти Спенсеры живут на одной с нами планете,— продолжала она.— То есть я вовсе не хочу ее очернять, но здесь такое несочетание стилей: он такой элегантный, а она такая неотесанная. Знаете что? Вот она бегает по утрам. Я, конечно, не дизайнер по спортивным костюмам. Но разве трудно подобрать вещи как следует? Я понимаю, что для вас это не имеет значения, но уж коли у нее дом в Хэмптонсе, а не у черта на рогах,— уж я не знаю, откуда она родом,— нужно же слегка позаботиться о своей внешности и не одеваться так, как будто ты стащила эти тряпки из школьной раздевалки. Ну хоть бы крупицу вкуса она переняла от Сая!
—А вы его знали?
—Ну-у, формально мы не были друг другу представлены. Но знаете, как говорят: весь мир, в общем-то, насчитывает триста стоящих людей.
Внезапно она сообразила, что говорит с человеком, относящимся к четырем миллиардам минус три сотни, и поспешила объяснить:
—Это такая нью-йоркско-хэмптонская концепция. Вы знаете, что в Саутхэмптоне или Ист-Хэмптоне можно запросто встретить Кальвина Кляйна [24], или Курта Воннегута [25], или Сая Спенсера. Так получилось, что Сай был приятелем одного моего хорошего приятеля. Тедди Ангера. Он занимается продажей недвижимости. Знаете, кто он? Он вообще-то владеет половиной Нью-Йорка. Доброй половиной. Поэтому, несмотря на то, что мы никогда не встречались, Сай, мой бывший муж и я — мы все в итоге принадлежим к одному и тому же кругу.
(Пожалуй, даже если беспредельно расширить определение Лучших Людей, Уэнди Морель туда никак не вписывалась.)
—Так что с его бывшей женой?— спросила она.— Она под подозрением?
—Нет. Рядовая проверка. Я пытаюсь прощупать, что за человек Бонни Спенсер.
—Ничем не могу вам помочь. Я с соседями не общаюсь.
Уэнди покосилась в сторону дома Бонни, потом — на собственную дорожку, где я оставил свой «ягуар», почти вплотную подогнав его к гаражу, так, чтобы Бонни не смогла заметить его из своего дома. Уэнди бросила подозрительный взгляд на мою машину, как будто та являла собой нечто неприличное, непристойное и, более того — непростительно наглое, поскольку это вовсе не та машина, в которой надлежит ездить копу.
—Но, может, вы что-нибудь замечали, просто краем глаза?— предположил я.— Как часто у нее бывали гости?
—Я бы рада вам помочь, но я очень занятой человек. Поверьте, у меня нет времени следить за Бонни Спенсер.
Она потрогала застежку молнии, которая — хвала небесам!— была застегнута. Застежка эта находилась как раз на том месте, где у нормальных — не истощенных голодовками — женщин должна быть грудь.
—У меня свой бизнес.
Она сказала про этот бизнес, как будто имела в виду «Дженерал моторс».
—А чем вы занимаетесь?
—«Супы Уэнди». Я президент и исполняющий обязанности директора.
Это тоже прозвучало как реклама по телевизору: «Кто не знает «Супов Уэнди»!». Ну, может, кто-то и знает, а я так — нет.
—Обо мне были статьи. В «Нью-Йорк таймс», «Вог» и так далее. В журнале «Элль»… Вы знаете «Элль»? Заметка там называлась «Превосходные супы!».
—Вы что, готовите эти супы?
Она улыбнулась. Ох, зря она это сделала! Бог одарил Уэнди Морель вставной челюстью.
—Ну что вы! У меня милая фабрика неподалеку от Куинс. Сорок шесть человек занято.
—Значит, вы не живете здесь постоянно?
—Нет. Я живу в Нью-Йорке, Ист-Энд, 81-я авеню. А здесь провожу выходные. Раньше приезжала сюда на весь август, но потом появилась эта статья в «Нью-Йоркс Вумен».
Я мысленно представил себе обложку журнала с фотографией: миска гороха, и горошины сыплются прямо в ее впалый живот.
—Мы пошли в гору. Представляете?
—Я понимаю, мисс Морель, разумеется, вы очень занятый человек, но именно занятые люди, как правило, являются источником наиболее полезной информации.— Она, разумеется, не могла с этим не согласиться.— Я отдаю себе отчет в том, что вы не лезете в чужие дела, но…
—Я ничего о ней не знаю. Мы здороваемся. Но не более. Даже когда я нахожусь здесь, я все равно скована по рукам и ногам. То телефон, то факс. Моя работа всегда при мне. И напряжение никогда не ослабевает. Мне приходится заставлять себя отдыхать. Я не имею возможности устраивать посиделки.
—А Бонни Спенсер устраивает посиделки?
—Понятия не имею.
—Меня интересует, есть ли кто-то, кто ходит к ней постоянно?
Она снова посмотрела на мой «ягуар».
—Мужчины в спортивных машинах?
—Мужчины в спортивных машинах. Мужчины в седанах. Мужчины в любых машинах. Что ж в этом странного?
Она задумалась.
—Однажды… Я видела грузовик. А почему я обратила внимание, было очень поздно. Будем называть вещи своими именами. Предположим, ей посреди ночи срочно понадобилось произвести какие-то строительные работы. Этому парню было не больше двадцати. В джинсах в обтяжку и в сапогах.
—Давайте говорить прямо, мисс Морель, думаю, поскольку вы директор предприятия, мы можем называть вещи своими именами.
Она приняла это как должное и оскалилась, сверкнув искусственными зубами.
—У вас не сложилось впечатления, что мисс Спенсер — распутная женщина?
—Ну как же, она ведь ведет колонку «Счастливые события» в местной газетенке. Может, она просто у каждого мужчины из Бриджхэмптона брала интервью для этой колонки? Вообразите: она однажды пришла ко мне и поинтересовалась, нельзя ли взять интервью у меня! Я пыталась быть любезной. Я сказала ей, что сейчас у меня совершенно нет времени, но когда выдастся минутка-другая,— ради Бога. В другой раз.— Она умолкла.— А вы точно из полиции?
Я показал ей жетон. Она поднесла его к самому носу, обдав своим зловонным, влажным амбре искусственных зубов и внимательно осмотрела. Потом вернула.
—Не замечали ли вы в последнее время около дома Бонни Спенсер черной спортивной машины?
—Детектив, простите, не знаю, как вас зовут…— Она опять улыбнулась.— Я знаю, о чем вы говорите. Я знаю, как выглядит «мазерати». Мой бывший муж водил «феррари 250 джити» шестьдесят второго года. Поверьте, у меня со времен замужества спортивные машины в печенках сидят.
Она опять уставилась на мой «ягуар».
—Я сразу узнала и вашу машину — «ягуар-родстер» типа «Е». Англичане, как вам известно, не называют это «откидным верхом».
Меня совершенно взбесило, что эта ведьма до таких тонкостей знакома с нежно любимыми мною машинами.
—А в ответ на ваш вопрос я скажу «да».
—Что «да», мисс Морель?
—У ее дома останавливался «мазерати». На прошлой неделе. Каждое утро, когда я была дома. Без четверти двенадцать. Как часы. И из машины выходил элегантно одетый мужчина.Постойте-ка, да это и был Сай Спенсер. Но я уверена, что он заезжал по самому невинному поводу. Наверное, она просто так рано завтракала.
—Возможно. Когда он уезжал?
—В два, три, четыре.
—Не слышали ли вы звуков борьбы?
Она покачала головой:
—Просто не верится! Он был таким приятным, таким утонченным человеком. Я хочу сказать, он имел возможность выбрать любую женщину. Как мог такой человек тратить время на ничтожество вроде нее?
—А может, она славная.
Уэнди Морель тряхнула головой, сдвинула брови, как будто впервые услышала сенсационную новость.
—Славная?
8
Милая Бонни Спенсер.
Да пошла она к растакой-то матери вместе со своими проблемами! Как пить дать, с ней нечисто. Как пить дать, про Сая она мне все наврала. И все же где-то в глубине моей души теплилась надежда — впрочем, все слабее и слабее,— что она хороший человек, что даже если она и якшалась со своим бывшим мужем — это касалось кино, и только кино. Как назло, Бонни была из породы как раз тех женщин, с которыми мне всегда хотелось подружиться. Она показалась мне такой искренней, что, невзирая на все свои сомнения, когда Уэнди Морель отверзла свой поганый рот, я был уверен, она скажет: «Черная спортивная машина? Да Бог с вами! Единственная машина, которую я видела у ее дома,— это геодезический фургон, да и тот не задерживался дольше, чем на полторы минуты!»
К чертям собачьим эту Бонни! Я переключил на третью скорость.
От Бриджхэмптона до нашего управления в Яфанке — около шестидесяти километров, и большая часть пути пролегает по прямой, как стрела, четырехполосной трассе номер двадцать семь. Когда-то я использовал эту дорогу в качестве своего личного скоростного полигона. Правда, с тех пор, как я бросил пить, я стал трусоват и не гонял быстрее, чем сто двадцать километров в час.
Но сейчас, перемещаясь вдоль побережья на запад, я решил наддать жару. Ну никак я не хотел верить, что так накололся, что потаскухой оказалась вовсе не Муз, а ее хозяйка, что не Муз, а мерзавка Бонни трахалась с кем попало. Я переключил на четвертую скорость и услышал утробное урчание двигателя, а на тахометре стрелка перевалила за красную линию. Дойдя до ста семидесяти, я немного сбавил. К черту Бонни Спенсер! Скорость дарила фантастическое ощущение! В большинстве спортивных машин на последней передаче чувствуешь, как отрываешься от земли, преодолевая силы тяготения. А приземистые твари типа моего «ягуара Экс-Ка-Е» сливаются с дорогой. Высшая форма единения с матушкой-землей.