—Хорошие новости!
Истон засучил рукава своей пижамы, словно я и есть тот, кто будет проводить с ним собеседование.
—Ужасно рад за тебя. Мне было жаль, что со смертью Сая у тебя все сорвалось. Так все хорошо складывалось, я тебя никогда не видел таким радостным.
Брат удостоил меня снисходительным кивком, и я почувствовал, что в его душе уже воцарился светлый образ Филипа Шоле.
—У меня к тебе просьба.
—Какая?
—Дай мне список лиц, участвовавших в съемках «Звездной ночи». Можешь?
Истон вылез из постели, нащупал ногами кожаные шлепки и погреб в соседнюю комнату — кабинет. Задники тапочек шлепали по пяткам.
—А зачем тебе?— поинтересовался он.
—Я проверяю все по прошлой пятнице: кто где был…
—Например, кто?
—Например, все, с кем мы беседовали. Рядовая проверка.
Но Истон упрямо и недоверчиво покачал головой:
—Линдси?
—Линдси.
—Стив, поверь мне, ты не там ищешь.
—Ист, поверь мне, если уж ты в нее втюрился, ты не способен судить о ней объективно.
—Ну, возможно. Но ведь и Сай к ней так же относился. Он бы никогда с ней не расстался.— Он заволновался.— Я же говорил тебе.
Он открыл ящик письменного стола и вытащил скоросшиватель с оранжевой наклейкой. Его движения были точными, он хорошо знал, где и что искать. Забавно: здесь мы были очень похожи. Всякая вещь должна знать свое место. Даже в дни выхода из тяжелого запоя я находил порожние бутылки и банки аккуратно выстроенными около раковины. А в последний год своей пьяной жизни, начав находить пивные банки на полу около кресла, где я смотрел телевизор, а в один прекрасный день обнаружив пустую бутылку в ванной, в раковине, я вдруг осознал, как низко я пал.
Истон вручил мне список участников съемок.
—Я помню, что ты мне говорил про Линдси, но у нас появилась масса доказательств того, что ты был не прав — Сай все же собирался дать ей коленом под зад.
Взгляд Истона выражал недоверие, казалось, его поразила наша бесцеремонность. Я решил его приободрить.
—Понимаешь, не исключено, что она была в своем трейлере с четырех до семи, с дюжиной свидетелей, заслуживающих доверия. Но недавно выяснилось, что у них с Саем в последнее время жутко испортились отношения. К тому же она от него шлялась…
Мой брат запрокинул голову — словно не желая этого слышать.
—… С Виктором Сантаной.
На лице Истона не отразилось никаких чувств — ни удивления, ни печали.
—Да еще оказалось, что она умеет стрелять из винтовки. Ее обучали, когда она снималась в «Трансваале».
Истон швырнул папку в стол, будто бы хотел прихлопнуть огромное мерзкое насекомое.
—А как же бывшая жена Сая? Черт побери, я думал, она уже в тюрьме.
—Мы пока в этом сомневаемся. Да, кстати, Сай поручал тебе купить для нее компьютер с принтером?
Истон на секунду обалдело на меня уставился. Потом перевел взгляд на потолок, словно искал там ответа на вопрос. Я перепугался. А вдруг она и на этот раз наврала? Наконец, он выдавил из себя:
—Точно. Вспомнил. Я купил и компьютер, и принтер со скидкой. Сай сказал: Ай-Би-Эм не надо, это слишком дорого. Он слышал, что корейские тоже неплохие, и хотел уложиться за все про все в тысячу долларов.
—Он объяснил тебе, по какому поводу этот подарок?
—Нет. Я решил, что это ей в утешение, поскольку он отказал ей со сценарием.
—А у тебя есть копия ее сценария, «Перемена погоды»?
—Нет.— Он помолчал.— Стив, я не собираюсь тебя учить, но у нее были все основания для убийства.
—Почему?
—Он отказался от ее сценария.
—Ты читал какие-нибудь его записки, письма, где он прямо говорит: «Я отказываюсь»?
—Нет. Он такие вещи диктует секретарше по телефону, иногда она пересылает их обратно по факсу — на одобрение, а подпись на такие случаи у нее уже заготовлена. Так что до его кабинета такие пустяки даже не доходили.
—Так значит, ты наверняка не знаешь, что он завернул ее сценарий?
—Ну зачем ему налаживать с ней отношения, с какой стати? Он прогнал ее с с площадки. В очень резкой форме. Думаю, это было для нее страшным унижением.
—Даже если так, это еще не мотив для убийства — если только она не сумасшедшая, а мне кажется, она не сумасшедшая.
—Значит, тебе нужен другой подозреваемый, и на этот раз ты избрал Линдси.
Что за черт? Мой брат, Мистер Сдержанность, вел себя совершенно несдержанно. У него покраснели шея и уши. Он из кожи вон лез, защищая свою зазнобу.
—Почему? Объясни мне, зачем ваш отдел убийств за ней охотится? Славы жаждете?
—Не пори чушь.
—Мне кажется, ты ведешь себя в высшей степени отвратительно!
Я пожал плечами. Истон доковылял до кожаной кушетки и рухнул на нее. Закрыл ладонями лицо и начал качать головой туда-сюда. Я было собрался вмешаться, но он вдруг поднял голову.
Настроение у него изменилось. Он сделался спокоен и задумчив. Как будто решил согласиться с моими доводами.
—Не знаю, хоть я и не могу судить объективно. Но, возможно, ты прав.
—Прав относительно чего?
—Что Линдси была ему неверна… И даже не слишком его любила. Вполне вероятно, что она ему изменяла. Отрицать не стану. Но видишь ли, при мне никто об этом не заговаривал, потому что я был человеком Сая, так сказать. И все-таки я слышал пару сплетен про нее и Сантану.
—Сай мог об этом знать?
Истон глубоко задумался. Ну это перебор: времени у меня было в обрез. Я заглянул в список, а потом посмотрел на часы. Большая часть съемочной группы проживала в ист-хэмптонском мотеле. Может, удастся кого-нибудь застать. На уик-энд некоторые могли податься в город, но вряд ли все до одного по доброй воле покинули место, считавшееся современнейшим курортом Америки.
—Ист, мне пора идти.
—Сай принимал это очень близко к сердцу,— со значением сказал Истон, не расслышав меня.— Но я помню одно. И, возможно, это очень важно. Каждую субботу, за неделю до и первые две недели съемок Сай преподносил Линдси разные подарки. Он оставлял их в ее комнате на столе, чтобы она, придя выпить кофе, сразу их обнаружила. Я говорю не о коробке конфет. А о дорогих бриллиантовых серьгах. О кашемировых шалях всех цветов радуги по пятьсот долларов каждая. Как-то он подарил ей сразу семь или восемь таких шалей. Они висели на стуле, и это было незабываемое зрелище. Картина Пиаже. Он не дарил ей вещей дешевле чем по две-три тысячи долларов, а в среднем это была сумма в пять тысяч. Но в последнюю субботу он оставил только записку: «Ушел играть в теннис. Увидимся вечером».
—Ты видел эту записку?
—Да. Она лежала на столе. Без конверта, даже не сложенная. Я, в общем, не так уж щепетилен, как притворяюсь. Думаю, тебе хорошо это известно. У меня нет предубеждений на предмет чтения чужой корреспонденции — особенно, когда она адресована Линдси.
—Он что, действительно пошел играть в теннис?
—Сомневаюсь. Он играл неважно. У него слабая подача, он быстро устает. И знаешь, Стив, когда Линдси спустилась, я там был. Я ее видел. Она посмотрела на то место, где обычно лежали подарки. А там — ничего. Ни на стуле, ни под столом. Ничего. Она прочитала записку. И вылетела вон из комнаты.
С недавних пор я посещал бары только с деловыми целями. В противном случае возникал риск, что я войти-то войду, а вот трезвым не выйду. В нарушение всяких правил, переступив порог бара мотеля «Саммервью», я немедленно схватил стакан содовой и жадно начал пить.
Водители машин, их было шестеро, все как один ирландцы с огромными животами, напоминали безбородых Дедов Морозов. Среди них оказались парни, чьи братья или сыновья работали копами, и, стало быть, питавшие уважение к полицейскому жетону. Поэтому первым делом надо было с ними закорешить. Водитель Линдси оказался жирнягой с румяными щеками, по имени Пит Дули.
—Так значит, нет у нее лимузина с шофером?— спросил я.
—Не-а.— Классическое бруклинское произношение.— Это, знаешь, у какого-нибудь Сталлоне. А у Линдси есть я и трейлер.— Он скосил глаза на мой стакан.— Хочешь чего-нибудь покрепче?
—Мне нельзя.— Он понимающе кивнул.— Ну и что она за баба, Пит?
—Я и похуже возил. Она стерва. Обычное дело. Даже не понимает, что с людьми надо здороваться и прощаться, спасибо говорить. Но с другой стороны, не нюхает кокаин, не пристает, не орет и не просит пристегнуть чулок к подвязке.
—Она вообще с тобой разговаривает?
—Не-а. Только говорит, куда и чего ей надо.
—Какие у нее были дела в тот день, когда застрелили Сая Спенсера?
—Ничего особенного. Я забрал ее в шесть утра. Домой не повез. Плохие новости ей сообщил агент, он же и доставил ее домой.
—Так ты ее днем вообще не видел?
—Ну, так, знаешь, издали. До обеда она прислала мне ассистента с запиской. Чтобы я забрал ее покупки из магазина белья на Хилл-стрит в Саутхэмптоне. Заплатить, взять счет и тщательно пересчитать сдачу. Ну и стерва! Поэтому я подождал до обеда, выполнил поручение и вернулся.
—Покупки были упакованы?— Он кивнул.— На ощупь это действительно было белье или что-нибудь более увесистое?
—Белье. Четыреста шестьдесят три бакса и восемнадцать центов за белье, да еще для бабы, у которой сиськи болтаются туда-сюда. Она же не носит лифчик. Что такое, черт побери, может стоить четыреста баксов?
—Сдаюсь. Ну, может, какая-нибудь кружевная фигня. Она тебе деньги наличными дала, Пит?
—Да, двадцатками.
Я взял еще один стакан содовой. Мы вместе с ним и другими водителями просмотрели список съемочной группы. Они сказали, что гримерша Линдси, Барбара, на уик-энд уехала в город, а парикмахер и костюмерша скорее всего остались. Они указали их имена и сказали, что они, наверное, сейчас в мотеле.
Я в жизни бы не догадался, что парикмахер Линдси — это именно парикмахер, а не таксист и не водопроводчик, если бы у него в комнате не висело четыре или пять «линдси-подобных» блондинистых париков на безглазых пластмассовых болванках. Стильности в нем оказалось не больше, чем в разводах соуса, кусочках сыра и красного перца, усыпавших его рубашку. Он и еще несколько мужиков (он представил их рабочими ателье) смотрели один из тех тягомотных, тупых и похабных фильмов из жизни стюардесс, которые всегда крутят в мотелях по кабельному. Он поведал, что в сцене вечеринки, которую они в тот день снимали, Линдси, как героиня, маскирующая ранимость души под внешней беззаботностью, разодетая в пух и прах, бросается в море. В это время по телевизору стюардесса — в короткой юбчонке, но без трусов — наклонилась подать бокал вина пассажиру, и парикмахер весь извертелся, чтобы получше разглядеть ее, словно никогда в жизни до этого не видал голой задницы и не знал, какое это дивное зрелище.