Варя вышла, хлопнув дверью.
Внезапно запищал приемник на столе. Сергей бросился к ному. Красногорск усиленно искал его. Он едва успел дать позывные. Передавали радиограмму Саламатова.
«Отправь лишних людей. Постараюсь отстоять твое дело. Поздравляю с большой радостью: наши войска перешли в наступление… Орел… Белгород…» — с трудом ловил Сергей. Послышался разряд, что-то захрипело в приемнике, все кончилось. Но Сергей уже не думал об этом. Он выбежал из палатки, закричал:
— Варя, Варя, наши войска перешли в наступление! Взяты Орел и Белгород!
— Спасибо, — сухо ответила она, не выходя к нему. — Пора спать, завтра у меня много дела.
Он не обратил внимания на ее вызывающий тон. Ему только хотелось разделить с кем-нибудь радость. От костра поднялся Иляшев. Сергей подошел к нему, чтобы рассказать о радиограмме.
Варя не хотела скрыть ожидаемый приезд Палехова на разведки. Результаты этого сказались на другой же день. Людьми овладело давно сдерживаемое и теперь проявившееся в полной мере чувство усталости и безразличия, как будто разведки уже были прекращены, и все ждали только отъезда. Головлев и Евлахов еще поддерживали дисциплину среди забойщиков, и те продолжали бить шурфы, но это были последние остатки мужества, на смену которому, казалось, вот-вот хлынет безнадежность и все рабочие бросят свои инструменты, чтобы начать укладывать пожитки. Девушки так и поступили. Даша еще сидела у бесконечной ленты рентгена, продолжая просвечивать непрерывно сыпавшуюся из бункера гальку, а Юля, которая должна была контролировать просмотр, и Варя, отвечавшая за всю работу аппарата, ушли в палатку и устроили стирку среди дня. Погонщики увидели, что геологи — а в их понятии все те, кто управлял сложными механизмами, были геологами — не работают, и сами стали придерживать подвозку, надолго отгоняя оленей к водопою, к пастбищу. Кое-кто ухитрился выпить и теперь слонялся меж палатками. Где-то играл баян Лукомцева.
Нестеров ничего не мог сделать. Казалось, у него из рук выпали вожжи и конь, не чуя управляющей руки, несется по косогору, норовя опрокинуть воз. Так как, кроме Нестерова и Головлева, никто не желал следить за дисциплиной, то нарушения стали обычными. С утра люди еще работали, а после обеда разбредались кто куда, и Нестеров никого не мог найти, чтобы перебросить промытый концентрат к рентгену. Ему приходилось самому брать оленей и везти ящики.
Однажды утром Головлев пришел к начальнику до начала работ. Посмотрев на хмурое его лицо, на согнутые плечи, Нестеров насторожился.
— Это что же получается, Сергей Николаевич? В святцы не глядим, душа сама праздник знает? Так, что ли? — спросил парторг.
— Люди устали, Артемий Иванович.
— Так-то так, да только кто вперед не бежит, тот никогда и не догонит. Я бы на вашем месте вышел сейчас к ребятам, сказал им два слова сладких да десять горьких. У кого совесть есть, тот сам прислушается, а у кого нет, ну, того и заставить можно!
— А если Палехов закроет разведку? — вдруг спросил Нестеров.
Тот подумал, пожал плечами:
— Коли воевать, я думаю, Сергей Николаевич, так не горевать, а если горевать, так не стоило и воевать.
Это иносказание, которое так точно выражало те мысли, что владели сейчас Нестеровым, вдруг придало ему бодрости.
— А вы меня поддержите?
— Что ж я? Вас люди поддержат, а один я или вы весь воз не вывезем. Пошли! — И направился собирать людей.
Нестеров, захватив карту участка работ, вышел следом.
Этот день работали хорошо. Даже Варя тщательно исполняла все приказания Сергея, ничем не показывая своего несогласия. Только по ее непокорному взгляду, который изредка перехватывал Нестеров, он понимал, что она даже рада его поражению, которого теперь уже не избежать. И в то же время говорила она с показным смирением, как будто хотела напомнить: «Мы сделали все, что можно, но ты обязан понять — пора сдаваться!»
В конце концов эта отравленная жалость стала ему противна. Он старался избегать встреч с Варей. Исподволь он опрашивал своих работников, кто из них согласится остаться, если ему удастся отсрочить закрытие разведки.
Больше всего он надеялся на Лукомцева. Но когда он спросил у Андрея об этом, тот вдруг нахмурился, глянул такими холодными глазами, что на Нестерова сразу повеяло зимой.
— С Дашей посоветуюсь, — только и сказал он.
И Нестеров понял, что они с женой уйдут.
Евлахов, во всем поддерживавший Головлева, ответил утвердительно. — он останется. Останутся и ребята из его бригады. Нужно только, чтобы это не походило на самовольство, а то потом и зарплаты не взыщешь!
Так Нестеров, еще не зная, что именно скажет Палехов, уже подбирал себе союзников, заранее решив, что добьется отсрочки.
Только Варе он ни слова не говорил. Он уже понял, что Варя ждет Палехова, как последнюю надежду.
Палехов появился неожиданно, на день раньше, чем предполагалось.
Нестеров услышал крик Тимоха, неведомыми путями узнававшего все новости первым. Тимох бежал вдоль поляны, на которой били шурфы, и звал начальника. Нестеров выпрыгнул из шурфа.
— Сергей Николаевич, сто граммов с тебя за новость. Начальство приехало. Илимки до Сполоха не дошли, так они пешком продираются. Однако всегда так бывает: пусти блоху на ногу, а она уже на голове…
— Прекрати, Тимох!
И пошел навстречу гостю.
Палехов, сопровождаемый лодочниками, как свитой, подходил к палаткам. Заметив Нестерова, он с деланным оживлением бросился к нему, горячо потряс его руку, отскочил, посмотрел на него — словом, проделал свой обычный, лицемерно-настойчивый ритуал приветствий — и заговорил:
— Похудел, похудел! Здравствуй, здравствуй! Что это у вас такое: музыка играет, гуляют все, одеты по-праздничному? Может быть, алмазы нашли?
Тут только Нестеров увидел, что Варя и девушки вышли из палатки переодетые, и услышал, как разливается тоскливой мелодией баян Лукомцева. Палехов обернулся в сторону леса и вдруг закричал:
— Игнатий Петрович, Игнатий Петрович, мы, кажется, с корабля на бал попали!
Нестеров увидел сердитое лицо секретаря райкома, вышедшего следом за Палеховым и оглядывавшего лагерь. Варя, стремившаяся навстречу Палехову, заметив секретаря, смутилась и пошла медленней. Девушки же остановились поодаль, приветствуя начальство кивком.
Саламатов прошел вперед, хмуро сказал:
— Здравствуй, Сергей. Что это у тебя вид такой унылый? Музыке не соответствует. Здравствуйте, Варвара Михайловна.
Было в словах Саламатова и Палехова такое противоречие, что Нестеров вдруг воспрянул духом. Если Саламатов отложил все свои дела и пробрался сюда, было же у него что-то на уме. Недаром Палехов так лебезит не только перед секретарем райкома, но даже и перед самим Нестеровым. И Сергей уже с большим спокойствием ждал продолжения разговора.
— Что значит это гулянье, Сергей? — спросил Саламатов.
— Измучились мы, Игнатий Петрович, — вмешалась Варя. — Ведь без выходных четыре месяца работали.
— Разочаровались, значит? — уточнил Саламатов. — Но ведь вы же подняли шум на весь район! В Красногорске алмазная горячка. Комсомольцы у меня пороги обили, сюда просятся… — Он говорил ядовито-возбужденно, вопреки своей обычной сдержанности, а Палехов, решив, очевидно, что пришло время подлить масла в огонь, насмешливо добавил:
— Главк уже требует оперативный подсчет запасов…
Саламатов, словно не слыша насмешливых слов Палехова, продолжал:
— Я сам собирался статью писать, чтобы до Лондона дошла. Хотел с алмазных королей спесь сбить. Тсенк ю вери мач[32] за ваши алмазы. Плиз ю[33], милорды, у нас свои есть…
— А у нас их нет, — раздраженно ответила Варя. — Вот наш единственный алмаз, — кивнула она на Сергея. — Он и в ошибках тверд! Можете смеяться, Игнатий Петрович, мы все стерпим, виноваты, не отрицаем!
— А я не смеюсь, — вдруг сказал Саламатов. — Я только хочу показать вам, какое место в мире вы занимаете. Разве это смешно? Что же ты молчишь, Сергей?
Но молчал и Палехов. Неожиданное окончание речи секретаря ему, видно, совсем не понравилось. Зато Нестеров, уловив надежду на помощь, заговорил возбужденно и быстро, как давно уже не говорил ни с кем:
— Варя горячится напрасно. Алмазы здесь есть. Подсчитайте, сколько их мы уже нашли? Девять кристаллов! Мы открыли ультраосновные породы. Осталось найти продукты их разрушения. Это, конечно, трудно, но не безнадежно!
— Надо бы самому посмотреть, — озабоченно сказал Саламатов, — да ведь я не геолог! Пойдемте, Борис Львович, — обратился он к Палехову.
Варя пренебрежительно сказала:
— А что там смотреть? Пустые отвалы да ямы с болотной водой?
— В которых больше миллиона утонуло, — съязвил Палехов.
Положительно, Варя становилась все нервнее. Она как будто предчувствовала, что ничего из ее попыток увести отсюда Нестерова не выйдет. И на Саламатова она смотрела с раздражением, не понимая, как он оказался на прииске.
— Все отчеты и образцы здесь, — сказала Варя, кивнув на палатку.
Палехов тоже попытался остановить Саламатова, но тот спокойно возразил:
— А мы на людей посмотрим. Ведь каждое дело от них зависит. — И пошел впереди Нестерова, старательно обходя разваленную землю, разглядывая вашгерды, отсадочные машины, коротко кивая знакомым людям. Варя и Палехов остались одни.
— Зачем вы привезли его? — спросила Варя.
— А вы бы попробовали отбиться! Едва я прилетел, как Саламатов сказал, что поедет сюда. Что же, я должен был бежать тайком? Нельзя ли где-нибудь тут искупаться, Варя? Жара невыносимая… Да еще где-то леса горят, мы чуть не задохнулись в дыму, пока добрались.
— А мы в Москве собираемся искупаться, — враждебно ответила Варя, — если вы позволите. Или вы тоже заодно с Саламатовым?
— Ну что вы! — засмеялся Палехов. — Ничего, Варенька, вы еще будете в Москве! Я вот все придумываю, как выручить Сергея. Вы знаете, ему грозит судебное следствие за самовольство.