На свою крошечную зарплату она собирала раз в месяц посылку из вещей секонд-хенд и относила всё на ту же почту. Там на нее смотрели с подозрением, и это ей было неприятно. Но кто их разберет, этих американцев, – «с волками жить, по волчьи выть».
Дашку отдали в «прескул» – дошкольный класс и безмятежно забыли на какое-то время о ней: столько было забот! А Дашке тяжело приходилось, хотя считается, что дети легко учат языки и адаптируются в чужой среде.
Маленькая девочка мужественно терпела все обиды, не подавала виду – дома и так было неладно. Отец вдруг начал пить, а это сразу превращало его в зверя. Куда девалась белозубая улыбка, куда пропадала харизма – он вымещал на Гуле свои комплексы, а иногда и на Дашку поднимал руку. В уютном собственном домике становилось неуютно.
Гуля очень старалась. Язык учила истово. Дома на стенах висели «дадзыбао» – неправильные глаголы, исключения из правил, прошедшее в будущем или, наоборот, будущее в прошедшем. У нее был упорный характер. Ходила в местную библиотеку, где американский учитель давал бесплатные уроки для начинающих свежим эмигрантам. В группе была девушка из Ирана, с которым велась война, семья индусов-беженцев, украинская девушка, заинтересованная в скором замужестве для решения своих проблем, и маленького росточка молчаливый араб с такой кашей во рту, что на его фоне Гуля казалась буквально легко болтающей на английском языке.
После урока Гуля и украинка Света шли в кафе выпить кофе и пообщаться. Света крутила головой в поисках одинокого миллионера с внешностью киноартиста. Но такие тут не водились.
– Ты понимаешь, – говорила Света, – они же тупые, так Задорнов сказал. Их вокруг пальца окрутить ничего не стоит. Просто кадр не подворачивается.
Действительно, вокруг попивали кофе престарелые ковбои в высоких сапогах и широких шляпах. И никто даже не косился в их сторону.
Потом они шли в магазин секонд-хенд и там наслаждались выбором. После Страны Советов эти поношенные вещи казались верхом изыска. Светка всегда хватала что подешевле, а Гуля отыскивала дорогие стоящие вещи по бросовой цене – уму непостижимо, как это ей удавалось среди гор барахла? Инстинктивно Гуля брала вещи модных трендов, понятия не имея, что это за тренды. Она обладала врожденным вкусом.
Однажды она сидела в этом кафе в одиночестве – отдыхала от мытья посуды и бесконечно ломающейся посудомоечной машины.
К ней подошла ухоженная дама средних лет и что-то спросила. Гуля ослепительно улыбнулась – она училась быть позитивной, хотя ничего не понимала. Но дама была упорной и стала повторять с помощью жестов – то показывала, как подносы носят, то месила воображаемое тесто, то считала деньги. Гуля поняла, что ее приглашают работать, и радостно закивала головой, а потом просто бросилась даме на шею. Американцы – народ простой, дама ее тоже обняла – так Гуля начала работать в кафе.
Виктору не понравилась смена места работы, хотя денег светило больше. Ему вообще все не нравилось здесь. Хотелось назад, на родину, – там вроде жизнь налаживалась, враги постреляли друг друга. Бизнес раскручивался под надежной уголовной крышей, а уж там у него все схвачено. И язык свой родной, матерный.
Гуля привела Дашку из школы. Девочка сразу села у телевизора, поставила любимую кассету с русскими мультиками и утонула в них, не прислушиваясь к очередному скандалу.
А скандал разгорался нешуточный.
Гуля уперлась и сказала:
– Я никуда не поеду, мне здесь нравится.
Виктор не выносил, когда на допросе ему перечили. Разговоров он не признавал, он признавал выполнение приказа. Но не только – в его воспаленном мозгу засветилась мысль, что не так все просто: нравится ей тут!.. Ничего тут нравиться не может. Стало быть, завела себе кого-то – вот нравится же кому-то татарка убогая. Еще бы! На фоне американских уродок и татарка может показаться кинозвездой. Его методы допроса были простые – сразу в ухо!
Но татарва была крепкая – ни звука. Тогда ее по носу – кровянка хорошо пойдет. Пошла. Молчит.
А у Дашки мультики чирикают – сю-сю-сю.
Тогда руку сломать. Удалось. Только слабо заскрипела, монгольское иго.
– Я тебе покажу, монгольское иго!
Неприятно заныла рука, неправильно ударил, надо было ребром, – Виктор сам боли не выносил и сразу труханул: может работу потерять.
Сунулся за льдом в холодильник, не нашел – еще бы, нет у этой суки понимания, что лед необходим в доме.
Выпить тоже не было.
Рванул куртку с вешалки и кинулся прочь из дому.
Мультик продолжал чирикать.
Гуля застонала и попробовала встать. Добралась до телефона. Единственный телефон, который она знала, был телефон Суламифь.
Суламифь моментально поняла ситуацию и появилась через пять минут на машине.
– Быстро, – сказала она, – документы с собой и, если есть, деньги.
– Нет, – простонала Гуля.
– Я помогу девочке собраться. До машины дойдешь?
– Попробую.
Когда Виктор вернулся, уже успокоившийся и даже несколько смущенный происшедшим – погорячился с этой дурой! – дом был пуст. Разбросанные вещи так и валялись по полу. Дашки тоже не было.
– В госпиталь, дура, пошла, тут близко, за углом.
Надо было как-то поворачивать ситуацию в свою пользу. Мысль билась, но ничего не приходило в голову. Черт, с нее станется – она и в полицию пойдет, тоже за углом.
Но самому соваться с повинной не хотелось.
Ждал до утра.
Никто не пришел.
Тогда побежал к Дашкиной школе. Он там никого не знал и к учительнице не подошел. Посмотрел со стороны – нет Дашки.
Пошел на работу. По дороге сообразил – рука у него болит, да это же самооборона. На него напала эта сумасшедшая, и пришлось обороняться – ну не рассчитал сил, виноват.
Но в ресторане ему никто ничего не сказал, и пришлось взяться за привычное дело – таскать ящики.
Прошла неделя, но он ничего нового не узнал. Потом не выдержал и позвонил Суламифь. Та ему сухо сказала, что Гуля и Даша в шелтере и с ними все в порядке.
И положила трубку.
В библиотеке узнал, что такое шелтер. Это вроде приюта для женщин, потерпевших домашнее насилие. Новое дело, никогда о таком не слышал.
Узнал адрес там же, в библиотеке.
Отыскал, подъехал на машине. Подбирая английские слова, подошел к запертым воротам.
Нехорошего вида негр выслушал его английский лепет и сказал «no».
Потом его вызвали в полицию. Пришлось взять с собой Суламифь. Она была максимально неприязненно настроена. Переводила сухо. Сказала, что ему запрещено общаться с жертвой, и любая попытка будет стоить ему заключения под стражу. Эти слова Виктор хорошо понял и не выступал. Молча что-то подписал.
Это был весьма внушительный штраф и подписка о невыезде.
Гуля была поражена – как к ним отнеслись в этом шелтере. Накормили, поселили в отдельной комнате, дали одежду, Дашке – книжки и игрушки. Девочка скучала без русских мультиков, но уж тут ничего нельзя было поделать. Пришлось смотреть американские. В этом убежище они провели почти год. Суламифь им звонила и рассказывала, что происходит с Виктором.
Первым делом он попросил ее продать дом, но поскольку дом был на имя Суламифь – она сказала, что это ее дело и ее деньги.
Тогда Виктор попросил продать машину – Суламифь ее просто отобрала.
У Виктора ничего своего не было.
Он сделал попытку повидать дочку, но предупрежденная учительница немедленно увела девочку и пригрозила полицией.
Тогда он наплевал на подписку и, забрав у подруги Максима его колымагу, уехал в неизвестном направлении. Подруга немедленно известила полицию. Тогда было изменено наказание – был наложен запрет на проживание в данном штате под страхом тюремного заключения.
Неизвестно каким образом Виктор узнал об этом постановлении, но на долгое время он исчез из города.
Гуля мечтала, чтоб навсегда.
Некоторое время он еще ей мерещился. Прямо на углу. Или в кафе, где она работает – стоит за прилавком и рекомендует разные пирожные. Научилась коротким фразам. И вдруг – входит и идет прямо к ней. Подошел ближе – не он, симпатичный пожилой фермер в ковбойской шляпе и показывает на пирожные. И пальцами – две штуки. Гуля быстро положила на красивую тарелочку и взяла деньги. Но фермер отказался от сдачи, взял тарелочку и подошел к столику рядом, где Даша готовила уроки. Поставил перед ней тарелочку и, махнув рукой Гуле, вышел. Даша смотрела на пирожные равнодушно – сладкого было много и Гуле разрешали брать просроченные булочки, а также хлеб, плохо пропеченный из-за неисправности хлебопечки. Она с благодарностью брала и дома готовила из него вкусные татарские блюда.
Из убежища они переехали на новое место – им выделили двухэтажную квартиру за мизерную цену. Это было специальное жилье для беженцев, которые только начали тогда наводнять Америку.
И Гуля начала улыбаться, потому что жизнь начала ей улыбаться.
Даша стала заниматься в детской танцевальной студии рядом с домом. В этом маленьком университетском городе можно было обходиться без машины, просто ходить пешком. Редкая, даже уникальная ситуация для американского образа жизни.
Гуля проводила дни в кафе. А школьница Даша вела совершенно привычный советский образ жизни – всюду одна и была настолько самостоятельна, что учительница, увидев ее из окна своей машины, встревожилась: как это восьмилетняя девочка может находиться на улице без взрослых. Гуля звала дочку «маленький гимназистик» – с ранцем за спиной и в брючках.
Пожилой фермер по имени Джон, тот самый, который угощал Дашу пирожными, однажды пригласил их на родео: конные показательные выступления местных фермерских хозяйств. Не очень понимая, что такое родео, Гуля вырядилась и Дашке бант привязала над ухом. Но когда Джон привез их на манеж, Гуля поняла, что открытое платье и каблуки – не самая подходящая одежда для спортивного мероприятия. А Джон в ковбойской шляпе был как рыба в воде – жал руки, перекрикивался приятелями, расположившимися на некотором отдалении, купил девочкам – Гуле и Даше – сладкую вату, отыскал хорошее место на трибуне и усадил их как самых дорогих гостей. Гуле понравилось, что Джон так расположен к девочке. Не пошлый ухажер, а добрый друг, да еще и по возрасту как ее отец.