В это время где-то далеко и как-то страшно захохотала какая-то птица. Все даже вздрогнули. Как будто кто-то их подслушивал.
Где-то на верхнем этаже отбивали чечетку танцоры. А внизу ритмически скандировали скороговорки. Было похоже на упражнение на внимание, которое любил задавать им мастер.
Невольно ребята стали разбирать ухом круги: ближний – что происходит в комнате, средний – что происходит в здании, большой – в городе, в стране, в мире.
Везде воровали. В Америке, в Ватикане, в газетном ларьке.
На следующий день староста Рома подошел к мастеру:
– Федор Федорович, у нас беда. Сначала думали, сами справимся. А теперь поняли, что никак не получится. Нам камера нужна.
Божко слышал о пропажах, но надеялся, что будут лучше прятать деньги и все обойдется.
– Соберите деньги и купите, – одобрил Федор Федорович.
– Не пойдет. Нам же схватить надо, а не упредить. А как соберем деньги – все узнают. Я хочу установить тайно и никому ничего не сказать.
– А куда?
– Есть идея.
Федор Федорович немного помедлил, потом сказал:
– Ладно, дам. Сколько надо?
На следующий день весь институт уже знал, что у первого курса в раздевалке стоит камера. Кражи прекратились.
Полина, перекрашенная в брюнетку, потянула связки на пластике. Боль адская. Сидит на мате, плачет.
– У меня это уже было на одной ноге, теперь на другой. Это месяц без движения. Из деканата прибежала секретарша Катюша, осмотрела ногу и сказала:
– Срочно ехай (так и сказала!) в Новосибирск и делай операцию. Нам каждый человек дорог.
Поля отлежалась в реквизиторской, потом ребята снесли ее вниз к такси и помахали вслед. К Новому году вернулась, не могла без ребят, без института, без актерства.
Настя подбежала в буфете к Саше:
– Там, кажется, твоя мама приехала, она тебя спрашивает. Что сказать?
Саша жевала невкусную котлету и чуть не подавилась.
– Ой, – сказала она, – она меня заберет. Скажи, что меня нет, скажи, что не знаешь, где я. Что я в библиотеке.
– Но ведь мама приехала.
– Какая разница. Приехала – уехала. На «Ласточке» четыре часа.
По лестнице кто-то шел. Сашенька рванула вверх по лестнице, влетела в пустую аудиторию, забралась на подоконник и скрылась за окном на совершенно невидимом балконе, которым студенты пользовались для эпатажа, пугая несведущих людей внезапным вылетом из окна. Там она сжалась в комок и замерла.
– Да она только что была, – сказала Ксюша из Юрги, – ну вот только что…
Маленькая, как Сашенька, женщина в косыночке и немодном плаще смущенно оглянулась:
– Я сама виновата, не предупредила. А как она?
– Она хорошо, – неуверенно начала Ксюша.
Но ее перебила вошедшая Настя:
– Саша уехала в библиотеку готовиться к зачету и будет поздно.
– А хотите с Федором Федоровичем поговорить, он сейчас будет, – предложила Ксюша. – Ну раз уж приехали.
– Можно, – согласилась Сашенькина мама.
– А мы сейчас позовем, – Ксюша быстро выскочила из аудитории. Настя помялась, не зная, что еще соврать. Вошел Божко, подошел к маме. Они стояли у самого окна, за которым пряталась Саша. И ей пришлось выслушать весь диалог. Мама говорила о том, как они с мужем волнуются за дочь, как они сомневаются в ее таланте, а Федор Федорович говорил, какая она способная, как с каждым днем раскрывается все больше и больше.
А Сашенька с каждой минутой замерзала все больше и больше.
Кто-то захлопнул окно изнутри. Судя по всему, мама ушла. Подождав немного, Саша с трудом разогнулась и постучала в стекло. Там появилась испуганная Настя, понятия не имевшая, где Саша, и открыла окно. Курс грохнул. Сашенька неловко задом перебралась через подоконник, развернулась и увидела в первом ряду рядом с Федором Федоровичем и Ангелиной Семеновной удивленную маму.
– Молодец, – не моргнув глазом, сказал мастер, – задание выполнила отлично. Вы знаете, – разъяснил он гостье, – у нас сегодня задание – показать неожиданность. Кто сделает ярче! Ну как, – спросил он курс, – по-моему, удалось?
– Удалось, удалось, – закричали ребята, – здорово.
Мама уехала по-прежнему недовольная, но притихшая, все же такой знаменитый артист, Дзержинского играл, похвалил ее дочь, это дорого стоит.
На Изаксоне висли все девочки с его курса, разве что, кроме Тамары, но Тамара, наверно, была лесбиянка, сама того не зная: любовь с мужиками была ее работа, причем нелюбимая. Но теперь к Изаксону подтянулись девочки с параллельных курсов, и восторг, с которым он привык к себе относиться, несколько притих – стало утомительно.
А кроме того, надо было предъявлять себя на занятиях. Например, Божко дал задание показать любое животное, и это оказалось совсем непросто. Денис честно сходил в зоопарк по совету мастера, походил среди клеток, где в пожизненной неволе маялись две сотни несчастных зверей, – и вынес только одно: чудовищный запах от неубранных нечистот. День показа приближался – животное не находилось. Ни змеи, ни крокодилы не годились, нужна была гибкость. Конечно, его привлекал царь зверей, он старался передать его гордую походку, но, скорее, копировал мультфильм, чем настоящего льва, он не смог его разглядеть в зоопарке, лев болел и не показывался в открытой части вольера.
Вспомнил соседскую выборгскую собаку – она была дворняга, хотя звали Арчибальд. У Арчибальда был гонор не соответствовавший его дворовому статусу. Денис вспомнил, как пес злобно оберегал жалкую помойную косточку, обглоданную до блеска: это было его, Арчибальда, богатство. Но когда выводили на прогулку сенбернара Чудика, вполне добродушного, Арчибальд приносил ему свое обглоданное сокровище, клал перед ним, виляя хвостом, и с недоумением наблюдал, как брезгливо нюхал Чудик этот подарок. Сенбернар ел только специальный корм из дорогого магазина «Собачий вальс».
На роль этого Чудика он пригласил Рому, просто положил перед ним это богатство: играй, это же Чудик! Рома вежливо, но твердо отказался. А как показать Арчибальда без партнера?
И Денис прогулял этот урок. Трусливо прогулял. Потом сказали, что мастер был на съемке и перенес показ на следующую неделю.
Задание – сыграть ожидание свидания, когда время идет, а его (или ее) все нет и нет. Студенты играют, как могут: смотрят на часы, нервно ходят, встают на цыпочки, чтобы увидеть подальше. Тамара встала и стояла минут пять, а это очень много – в ее неподвижном ожидании была сначала надежда, потом отчаяние, потом безнадежность. Тамара сыграла свою будущую жизнь, за которую она так дорого заплатила. Она прожила то, что нельзя сыграть, то, что никогда не сбудется. Потом повернулась и ушла.
С утра новость – нет больше секретарши Катюши, заменили немолодой тетенькой из Подольска. Она ничего не знает, все путает и за это всех ненавидит. Где Катя? За что? Тайна.
Денис и Рома вышли из «Гоголь-центра», потрясенные спектаклем «Кому на Руси жить хорошо». Пока шли к метро, молчали, каждый думал о своем: Денис о том, как бы найти ходы к Серебренникову, Рома о том, что надо уходить из этой профессии, потому что так он никогда не сможет. Вот Кукушкин – он и комик, он и трагик, он гимнаст, он просто чудо. И ведь все ему легко, будто родился в этой посконной рубашке, как черт из табакерки выскочил на свет божий – вот это артист! На следующий день он написал заявление об уходе из института и пошел с ним на подпись к Божко. Федор Федорович прочитал, негромко ругнулся и разорвал на мелкие куски. Потом сказал: «Иди заниматься, Кукушкин!»
Предлагается этюд – проводы на вокзале. Трагическое прощание. Ксюша из Анжеро-Судженска не сводя глаз смотрит на Дениса, который стоит на кубе. Она почти плачет, ей ведомы эти расставания, и маме ее, и бабушке, да любой русской бабе. Денис смотрит на свою Настю. И в этот момент они вдруг оба четко понимают, что им не суждено быть вместе. И что это все скоро кончится. Кончится это счастье занятий, показов, экзаменов, настоящей студенческой жизни. Откуда это? Ведь ничто ничего не предвещает.
Сашенька Скрябина, как ни странно, совсем не заливается слезами, а, напротив – хохочет.
– А что такое? – спрашивает мастер. – Почему такая реакция?
– А моя бабушка так провожала деда в Чернобыль.
– Он жив?
– Сейчас нет.
– А тогда?
– Тогда выжил. Ненадолго.
Приближаются зимние экзамены.
Срабатывает усталость. Прогулы «шелупони» усиливаются. Нельзя рассчитывать на массовые этюды. Но есть костяк в каждой группе.
Ангелина Семеновна приходит в первую группу: полное уныние, все ворчат и жалуются друг на друга. Один с гитарой что-то наигрывает.
– Так, сели вокруг костра. Вы – туристы. Митя играет, все поют, сейчас сами сообразите, что петь. Потом на вас нападет медведь.
Уходит в преподавательскую, дает ребятам время на подготовку. А тут чей-то день рождения. Оказалось, англичанки, которую все любят. Торт, чай, хохот. Педагоги тоже люди. Англичанка предлагает книги: кому интересно, но по-английски. Ангелина в себе не уверена, но берет одну, называется «Зоя» автор Даниэла Стил.
Пока все пируют, открыла – да это же русская история. Семнадцатый год в Петербурге. Девочка Зоя – дочь придворной дамы попадает туда в самый чудовищный момент гибели империи. Ангелина читает, не отрываясь, и вдруг понимает, что читает на английском. Это ее буквально потрясает. Она никогда не думала, что достаточно знает язык.
В дальнейшем для нее не существуют ни долгие поездки в электричке, ни длинные эскалаторы, ни ожидания в поликлинике. В книжных магазинах бежит к полке с книгами на иностранных языках и хватает всё подряд.
Обогатившись этим пониманием, Ангелина возвращается в аудиторию. Там что-то невероятное. За короткое время сделан целый мюзикл. Все живые, талантливые, веселые, красивые.
Пришлось и второй группе дать подобное упражнение.
На зимнем показе это будет хит.
На этот курсовой экзамен приходят толпы родственников, некоторые с маленькими детьми, которые создают в этом сплошь настороженном пространстве живую жизнь. Счастливые студенты несут новые и новые стулья. Взрослые смотрят придирчиво, им хочется понять, за что они платят огромные деньги. Отсмотрев своего отпрыска, немедленно уходят. Ряды редеют. Очень скоро приходится уносить лишнюю мебель. Последней показывается Тамара, ее смотрят только педагоги. А жаль, на нее интересно смотреть.