— Большая часть «Аконита» принадлежала некоему Андерсону.
— А кто владеет той частью, что простирается до самых гор? Мне показалось, этот кусок со всех сторон окружен землей Андерсона.
— Им владеет человек по фамилии Леннинг. Он откажется от своего участка, когда новые хозяева вступят во владение «Аконитом».
— Интересно, кто они? — поинтересовался Клив.
— Группа инвесторов из нашего города и из Боузмена.
— Возможно, мне стоило бы с ними встретиться и обсудить, не захотят ли они продать землю. Я представляю интересы одного банкира из Канзас-Сити, который владеет большим стадом длиннорогих быков.
— Вокруг Майлз-Сити лежат отличные пастбищные земли, территория к северу от Хелины тоже не занята.
— Он предпочитает земли вдоль реки Йеллоустон. Вы уверены, что нет никакой возможности приобрести «Аконит»?
— Ни малейшей. Новые хозяева вступят во владение в самые ближайшие дни.
— А этот… как вы его назвали… кажется, Леннинг? Может быть, он продаст свою часть?
— Его земля для ваших целей не очень подходит. Чтобы туда попасть, придется всякий раз пересекать «Аконит». Кроме того, участок Леннинга орошается водами ручья, протекающего через территорию «Аконита».
Клив отвернулся от карты. Перехватив полный ненависти взгляд Диллона, обращенный на Форсайта, он решил, что, пожалуй, лучше уйти, пока Диллон не взорвался. Конечно, это не имело сейчас особого значения, но если им удастся еще какое-то время выдавать себя за других, это пойдет только на пользу делу.
— Что ж, нет, так нет. Спасибо, что уделили нам время, полковник.
Клиа подтолкнул Диллона к выходу и пошел следом за другом. Полковник открыл дверь и отступил в сторону, пропуская гостей.
— Сожалею, что не смог вам помочь.
Диллон задержался в дверях. Оглянувшись, смерил Форсайта взглядом, полным презрения.
— Да уж, уверен, что сожалеете.
Столь явное проявление неприязни со стороны молодого человека озадачило полковника. Он спросил:
— Как, вы сказали, вас зовут?
— Я не представлялся.
— Почему? — Полковник уже начинал выходить из себя. — Вы стыдитесь своего имени?
— Нет, я им горжусь. Просто считаю, что это не ваше собачье дело.
— В таком случае вон из моего дома! И не возвращайтесь!
— О нет, полковник, я еще вернусь, можете поставить в качестве залога свою жалкую душонку.
Диллон вышел вслед за Кливом. Едва он переступил порог, как Форсайт с такой силой захлопнул дверь, что стены задрожали.
— Сукин сын, заносчивый ублюдок, будь он проклят, — бормотал Диллон.
— Ну-ну, успокойся, сынок. Не стоит он того, чтобы так заводиться.
— Как мне хотелось сорвать с его физиономии эту маску высокомерия, а еще лучше — свернуть его жирную шею!
— Ничего, если все пойдет по плану, мы ударим его так, что ему станет по-настоящему больно. А сейчас давай-ка побродим здесь, может, еще что-нибудь разузнаем.
Форсайт кипел от гнева.
— Щенок! Наглец! Попал бы он ко мне па службу на месяц-другой, уж я бы его обучил хорошим манерам! Он бы у меня узнал, как уважать старших! Рут!
— Я здесь. Кайл. — Рут вышла на веранду и остановилась у перил.
— Что ты там делаешь? Прячешься?
— Кайл, мне совсем не хочется демонстрировать свои синяки.
— В таком случае постарайся впредь меня не провоцировать. Что они сказали, когда пришли?
— Кто?
— Мужчины, которые только что ушли, бестолочь! Рут вспыхнула.
— Они сказали, что хотят поговорить о приобретении земли.
— И это все?
— Все.
— Сходи за Ли, пусть придет сюда.
— Вы хотите, чтобы я в таком виде ходила по улице? Кто-нибудь обязательно спросит, что у меня с лицом.
Полковник с минуту молча смотрел на экономку. Женщина выдержала его взгляд.
— Тогда пошли того болвана, который вечно болтается без дела в каретнике, да скажи ему, чтобы поторопился. И еще одно, Рут. Я видел, как ты кралась к нему черным ходом с тарелками в руках. Он ел то же, что и я, — так дело не пойдет.
— Я вовсе не кралась. Вы ему не платите. Кайл, он работает за пропитание.
— Ладно уж, время от времени бросай ему кость.
Кайл Форсайт плюхнулся в кресло. Старк и этот наглый щенок вызывали у него смутное беспокойство. Что-то с ними не чисто. Если некий банкир из Канзас-Сити действительно заинтересовался разведением быков, то он, полковник, обязательно узнал бы об этом.
Эти двое — конечно же, наемники. Но кто их нанял?
Глава 15
По случаю похорон Бак побрился а надел свежую рубашку. Когда он возвращался из конюшни в дом, его внимание привлек черный шарф, привязанный к крюку возле двери. Это лишний раз напомнило Баку о разнице между ним и Кристин: из уважения к памяти дяди Ярби она вывесила у двери знак траура, что самому Баку никогда бы не пришло в голову.
Хотя Бак был очень привязан к старику и искренне горевал по нему, он бы просто завернул тело старика в одеяло и похоронил. Но Кристин настояла, чтобы обмыть его и обрядить в черные бриджи и свежевыглаженную белую рубашку. Она также причесала старика и сложила ему руки на груди.
За ночь Джилли сколотил из досок от старой повозки гроб; утром его выстелили одеялом и уложили туда тело покойного. Теперь гроб стоял в фургоне, который Джилли подогнал к заднему крыльцу.
— Кристин, можно ехать, все готово.
Девушка вышла из дома, прижимая к груди Библию. Она была в черной юбке, а поверх белой блузки накинула черную шаль. На бледном лице выделялись глаза — покрасневшие, обведенные темными кругами после бессонной ночи. Кристин уложила косы венцом вокруг головы. Она была прекрасна даже в скорби, и Бак то и дело поглядывал на нее: она притягивала его к себе, словно магнит.
— У меня нет черной шляпки, — сказала Кристин. Казалось, она вот-вот расплачется.
— Старику было бы приятно видеть вас такой, помните, как он любил трогать ваши волосы?
Бережно поддерживая Кристин под локоть, Бак подвел ее к фургону.
— Разве это далеко?
— Вообще-то не очень, но в таком состоянии вам туда не дойти пешком. Мы поедем в фургоне.
Он подсадил ее, потом запрыгнул сам. Когда фургон проехал мимо флигеля и загонов и выехал на зеленую равнину позади хозяйственных построек, они увидели индейцев. Несколько женщин, бросив свои дела, смотрели на них. На траве между двумя вигвамами играли двое малышей. Тут же, прислоненная к шесту вигвама, стояла деревянная доска-колыбель (Индейцы использовали в качестве колыбели плоскую деревянную доску, к которой привязывали младенцев).
Кристин помахала женщинам рукой, но те никак не отреагировали, только молча смотрели на нее.
— У них что, не принято приветствовать соседей?
— Они просто относятся к вам… несколько настороженно.
— Почему? Я такая же женщина, как и они.
— Они стесняются. Вряд ли им доводилось видеть женщин с такими волосами, как у вас. А еще… я думаю, они втайне восхищаются тем, как вы держались, когда Быстрый Бег собирался отрезать вашу косу.
— Я смогла выдержать это только потому, что со мной были вы. Фургон подпрыгивал по неровной земле прерии, трава была такой высокой, что почти наполовину скрывала колеса. Ноги Кристин и Бака свисали и рассекали траву. Джилли правил к одинокой сосне па вершине холма. С первыми лучами солнца Бак и Джилли уже побывали там и подготовили последний приют для Ярби Андерсона.
— Почему вы выбрали именно это место?
— Его выбрали еще до нас. Вскоре после моего появления на ранчо мы обнаружили на этом холме маленькую могилку, засыпанную камнями. По-видимому, какой-то поселенец похоронил там ребенка. Спустя несколько лет мы: похоронили там погонщика, а вскоре после этого — одного неизвестного мужчину, которого копь принес в седле уже мертвым. Мы так и не узнали, кто его застрелил и как он ухитрился удержаться в седле. Вероятно, парень держался до последнего, чтобы только не умереть одному в горах.
— А тот погонщик, он был индейцем?
— Нет. Сиу сами заботятся о своих покойниках. Этот парень был бродягой, который мотался по свету и работал за пропитание где придется. В то время мы еще не могли себе позволить нанимать постоянных работников из индейцев.
— Кажется, вы хорошо ладите с индейцами.
— Да, вообще-то они неплохие люди, просто хотят жить по-своему, следовать своим традициям. Но и среди них всякие попадаются, как и среди белых.
— Расскажите мне о дяде Ярби… каким он был раньше.
— Ярби был маленький, жилистый и юркий, всегда спокойный, добродушный. А в работе мог заткнуть за пояс и более сильного мужчину, отличный был работник. Я уже в шестнадцать был и выше, и крепче Ярби, но мне стоило немалого труда поспевать за ним. А еще он мог часами рассказывать байки, и хотя я знал, что он сочиняет, все равно слушал раскрыв рот и не хотел, чтобы история кончалась. — Бак посмотрел Кристин в глаза. — Это из его рассказов я узнал о жизни за пределами Монтаны.
Бак почувствовал угрызения совести: лучший друг лежит в гробу у него за спиной, а он наслаждается обществом Кристин. Он никогда не отличался разговорчивостью, привык держать свои мысли при себе, но с Кристин было так легко говорить, что слова лились сами собой.
— Когда я встретил Ярби — вернее, когда он меня нашел, — я почти не умел читать. Он подсовывал мне под нос газеты, книги, каталоги, даже плакаты о розыске преступников и заставлял читать, пока в конце концов я не освоил грамоту настолько, что мне понравилось это занятие.
Фургон остановился. Бак спрыгнул вниз и, обхватив Кристин за талию, опустил па землю. Солнце светило вовсю, в кроне сосны шелестел ветерок. Мужчины уложили рядом с могильной ямой веревки и опустили на них гроб.
— Пожалуйста, похороните его лицом на восток, — попросила Кристин.
Гроб осторожно повернули. Бак и Джилли медленно опустили его в могилу, выдернули веревки и отошли в сторону. Кристин раскрыла Библию, и мужчины сняли шляпы.
Встав у изголовья могилы, Кристин прочла отрывок из Писания, закрыла книгу и, прижав ее к груди, тихим дрожащим голосом произнесла слова молитвы. Закончив, она обратила лицо к небу и запела духовный гимн.