Свирепый взгляд миссис Сток сменился злорадной ухмылкой.
– Хо-хо, и верно, сможет! – сказала она. – Пора этому овощному маньяку взяться наконец за работу, за которую ему платят! Умничка наш Шон!
Мысль о том, что мистеру Стоку придется теперь оторваться от Призовых Овощей, до того обрадовала миссис Сток, что она бросилась искать Шона, только и успев рявкнуть на прощание через плечо:
– Ленч на столе в столовой через полчаса. Пакеты в мусор.
Эйдан шумно вздохнул с облегчением.
Между тем Эндрю внизу сунулся в кабинет сказать Стейси, что за ней приехал отец. Стейси отвернулась от экрана, где так и плясали буковки, знаки и цифры.
– Передайте папе, мне нужно еще полчаса, – сказала она. – Надо доделать кусок, чтобы потом понимать, с чего начинать. Ума не приложу, что вы сотворили с этой машиной. Посадите папу куда-нибудь, где он вам не помешает. Он не будет против. Привык дожидаться разных конноспортивных воротил. – И сопроводила этот приказ ослепительной улыбкой.
Эндрю удалился с ощущением, что эта улыбка с размаху ударила его прямо в грудь. Хотя сегодня ему уже не казалось, что Стейси совсем сумасшедшая, он по-прежнему не мог решить, нравится ли она ему. Как верно подметила миссис Сток, у Стейси были начальственные замашки. А Таркина, наверное, часто бесцеремонно заставляли ждать, но Эндрю был вовсе не конноспортивный воротила и чувствовал, что лучше ему провалиться сквозь землю, честное слово, чем засунуть Таркина в угол с глаз долой.
Таркин оказался в передней – балансировал на костылях. Отрезанную ногу опять свело, Эндрю сразу заметил.
– Стейси просит полчаса подождать, – сказал Эндрю. – Проходите в гостиную, располагайтесь.
– Завязла там с компьютером, да? – усмехнулся Таркин, развернулся на костылях и заковылял за Эндрю. Добравшись до гостиной и устроившись вместе с культей на кушетке, Таркин проговорил, слегка запыхавшись: – В сырую погоду нога всегда хуже. Не обращайте внимания.
– Вы поэтому не делаете себе искусственную ногу, то есть протез? – спросил Эндрю.
– Да, поэтому, у меня на ампутированной ноге вроде бы нервы повреждены, – кивнул Таркин, – но я толком так и не разобрался. Доктора вечно говорят всякие ученые слова. Я уже привык.
Таркин повернул к Эндрю сморщенное бородатое лицо, на котором читались муки мученические. Однако Таркин был жокей, напомнил себе Эндрю, а жокеям к боли не привыкать. Решив отвлечь и себя, и гостя, он сказал:
– Что касается области попечения. Вы говорили, она более или менее круглая и миль двадцать в диаметре, но, как мне представляется, на самом деле она меньше и не настолько правильной формы…
– Да-да, скорее вроде зазубренного яйца, – согласился Таркин. – Думаю, вам имеет смысл уточнить границу.
– Непременно, – отозвался Эндрю. – Как выяснилось, юный Эйдан чувствует границу не хуже меня, поэтому я собираюсь взять его с собой и обойти все владения. Однако больше всего мне хочется понять, что происходит внутри самой границы. Что тут не такое, как везде? Что в Мелстоне происходит такого, чего не бывает, например, в Мелфорде?
– Ну, на то у меня свои теории! – с готовностью воскликнул Таркин. – Вы заметили, что у каждого, кто живет в Мелстоне, есть свой талант? Стокки растит овощи. Трикси Эпплби – ну, сестра миссис Сток, – говорят, стрижет лучше любого лондонского парикмахера. Только на главной улице живут пять мальчиков и две девочки, которым сулят карьеру футбольных звезд, а один из этих мальчиков еще и играет на корнет-а-пистоне, словно ангел. Рози Сток из булочной печет такие торты, что за них и умереть не жалко. И все такое прочее. Может, талант есть и у Триксиного Шона, надо только копнуть…
– Думаю, есть, – оторопело ответил Эндрю.
Он не мог оторвать взгляд от несуществующей ноги Таркина, которая лежала на кушетке и пульсировала. Это было ужасно. И несправедливо.
– А лично я, едва сюда переехал, обнаружил, что умею выращивать розы, – продолжал Таркин. – Не говоря уже о готовке – раньше-то я стряпать был не мастак. Сдается мне, наш край с оккультной точки зрения куда богаче прочих мест. Эта оккультная штука откуда-то прямо лезет – или просачивается, или переливается, вот уж не знаю, такие вот дела, а работа старика Джослина Брендона в том и состояла: оберегать этот источник, чистить его и следить, чтобы он никому не навредил. Да только, может статься, все куда сложнее…
Эндрю снял и протер очки. Глядеть на пульсирующую ногу было невыносимо.
– Да, но есть ли у вас какие-то соображения по поводу того, что именно делал мой дед, чтобы оберегать или контролировать это… это оккультное вещество? – спросил он. – Когда я бывал здесь в детстве, он вроде бы не занимался ничем необычным.
– Я тоже не замечал. Была в нем какая-то сила, и все тут, – сказал Таркин. – Все же что-то он да делал, это точно. Почему я так уверен? – Таркин всерьез задумался – и, забыв о боли, забыв, что у него только одна нога, пружинисто вскочил с кушетки и принялся расхаживать по комнате. – На ходу всегда лучше думается, – пояснил он. – Я…
Он осекся и застыл посреди комнаты, слегка покачиваясь. Эндрю отчетливо увидел под закатанной штаниной джинсов отсутствующую ногу – прозрачную, жилистую – и мощные мышцы голени.
– Что вы сделали? – тихо спросил Таркин.
«Применил метод Эйдана, сам того не заметив», – виновато подумал Эндрю. Взмахнул очками.
– Не понимаю. Просто она все равно была, и я прямо видел, как вам больно…
– Сейчас уже не больно, – проговорил Таркин, глядя вниз, туда, где должна была быть ступня. – Но я ее вижу. А вы?
Эндрю кивнул.
– А сколько это действует? – спросил Таркин.
Возможно, до тех пор, пока я не надену очки, подумал Эндрю. И медленно-медленно, осторожно-осторожно опустил очки на переносицу. Прозрачную ногу больше не было видно. Однако она, очевидно, осталась на месте. Таркин не покачнулся и не упал. Он стоял себе посреди комнаты без костылей, и вид у него был несколько оторопелый.
– Держите костыли под рукой, – посоветовал Эндрю. – Я правда не знаю, надолго ли этого хватит.
– Да мне и получаса выше крыши! – в восторге воскликнул Таркин. – Вы себе не представляете, какое это облегчение! Только вид у меня будет диковатый, если я стану разгуливать на невидимой ноге. Жуть берет, знаете ли, когда у человека только одна босая ступня.
– Можно опустить штанину, – предложил Эндрю, – и обуться.
– Пожалуй, – согласился Таркин. – И никто ничего не заподозрит. Однако она, скорее всего, снова превратится в культю, стоит мне оказаться в нормальных краях.
– Честно говоря, понятия не имею, – признался Эндрю. – Если что, приходите ко мне, я ее верну. – Он видел, что Таркин вот-вот расплачется от счастья, и ему от этого было неловко.
Между тем Эйдан сбежал по лестнице – он был весь в новом и чувствовал себя просто сказочным принцем. Прихватить и выбросить в мусор полиэтиленовую упаковку он, конечно, забыл. Только и мог думать, что про тот фонарь. А поскольку Эйдан был уверен, что Таркин уже увез Стейси на ленч, то беззаботно влетел в кабинет Эндрю.
– А, привет! – Сидевшая за компьютером Стейси повернулась к нему и ослепительно улыбнулась.
Эйдан замер как вкопанный. От этой улыбки у него прямо руки опустились. Лучше бы Стейси велела ему убираться вон.
– Я тут завязла по уши, – продолжала Стейси. – Сначала думала, у него система рушится, да где там, все гораздо хуже. Боже мой, как бы разобраться, что профессор сотворил с этой машиной! В конце концов пришлось все снести и переустановить заново. Ты в компьютерах разбираешься?
Эйдан страшно смутился. Он не привык, чтобы красивые девушки разговаривали с ним, будто с закадычным приятелем. Ему хотелось только одного – убежать и вернуться за фонарем когда-нибудь потом. Он видел фонарь, тот лежал на подоконнике за спиной у Стейси, большущий, будто старинная лампа.
– Мы в школе проходили, – промямлил Эйдан. – Они вечно ломаются.
– Тогда ты меня понимаешь, – вздохнула Стейси. – Мне теперь с ним до вечера возиться. А потом еще базу данных создавать, которую просит профессор. Я-то надеялась привести в порядок архив старого мистера Брендона, но об этом пока и речи нет. Слушай, ты не поможешь мне разбирать бумажки, когда до них дойдет дело?
Она держалась до того дружелюбно, что Эйдану волей-неволей захотелось согласиться, хотя он прекрасно понимал: разбирать документы будет скучища смертная.
– Наверное, – выдавил он.
Только как же фонарь? Нельзя, чтобы Стейси догадалась, зачем он Эйдану. Эйдан решил просто подойти к окну и взять фонарь.
Когда он проходил мимо Стейси, та одарила его еще одной дружеской улыбкой.
– О, новый наряд, – сказала она. – Очень стильно.
– Спасибо, – сказал Эйдан, нервно улыбнувшись в ответ.
И удрал. Очутившись наконец наверху, где ему ничего не грозило, он сунул фонарь под кровать, а потом, поразмыслив, напихал туда же гору полиэтиленовых пакетов от одежды. И снова помчался вниз.
В коридоре его ждало потрясающее зрелище: Таркин О'Коннор с костылями под мышкой шел на двух ногах – одной настоящей, другой невидимой. Рядом был Эндрю. Эйдан не удержался, застыл на месте и вытаращился. Таркин и Эндрю сияли. И поприветствовали Эйдана, словно старинного друга, который давным-давно пропал и вот нашелся.
– Слыхал, это тебя я благодарить должен, – сказал Таркин.
– Фокус с очками, – пояснил Эндрю.
Эйдан был потрясен. Он и не думал, что столь незатейливый трюк может привести к таким результатам.
Глава пятая
Остаток дня Эйдан исследовал дом и окрестности. Эндрю, склонившись над Стейси и компьютером, очень старался сосредоточиться и понять, что она ему говорит, глядел, как мелькает за окнами кабинета Эйдан, и живо вспоминал себя в его возрасте. В те дни ему казалось, будто в доме деда все пронизано волшебством.
Нет. Поправочка. В доме деда все и вправду было тогда пронизано волшебством. И отнюдь не исключено, что волшебство и сейчас никуда не делось. Глядя, как Эйдан шныряет по заросшей лужайке, Эндрю начал наконец припоминать, какие странные, очень странные дела творились в этом доме во время его визитов. Вроде бы была темная история с вервольф