ла недоделанную работу и даже не забрала «Апокрифы».
– Тетя Лили… – пробормотала Роз.
– Где?
Гус мгновенно выпустил только что начищенные когти и, прищурившись, окинул взглядом комнату.
– Она работала здесь, в «Лучшесс». Задолго до того, как нас похитили. – Присев у стены возле комода, Роз обратилась к первой странице «Апокрифов» с рецептом капкейков «Черный дурман». – В 1717-м году на крошечном шотландском острове Тайри Альбатрос Чудс вознамерился помешать свадьбе своего брата и изобрел этот жуткий рецепт, в состав которого входили слезы чернокнижника.
Однажды Роз довелось использовать слезы чернокнижника. Она помнила это отвратительное зрелище: законсервированное глазное яблоко в банке, для надежности обмотанной проволочной сеткой.
– Проволочная сетка! – воскликнула Роз.
– Чего? – недовольно переспросил кот. Он закончил намывать левое ухо и перешел к правому.
– Дома, в секретном подвале, все самые опасные ингредиенты хранились в зеленых банках, укрепленных проволочной сеткой!
– И что?
– Лунный сыр хранился в красной банке, и она тоже была обмотана сеткой!
– Зеленое плюс красное равняется Рождество, – буркнул Гус.
Роз осторожно перелистала ветхие от времени страницы «Апокрифов». В уголке одной их них ее внимание привлекла гравюра: полумесяц и крохотный человечек с лопатой, вонзенной в лунную поверхность. Рецепт выглядел так:
ЗАВАРНОЙ КРЕМ «ВЕЧНАЯ ПРЕДАННОСТЬ» волшебная гарантия притока постоянных покупателей
И случилось так, что лета 1745-го в румынском городе Драгомирешти подметил Богдан Бурешту, дальний родич Альбатроса Чудса, что все меньше народу стало посещать его пекарню, после того как он придумал разбавлять муку опилками, дабы увеличить прибыль. И сотворил он сей заварной крем, и начинил им все фруктовые пироги, и возжелали тогда все его выпечку и сделались его постоянными покупателями.*
И смешал сэр Бурешту в медном чане два кулака свежайших сливок из коровьего молока с одним кулаком сахара. И добавил в чан шесть желтков и три ореха пшеничной муки. И когда охладилась смесь, призвал он своего цепного волка Дракулу взвыть над сосудом с лунным сыром и вмешал четыре ореха мягкого лунного сыра в заварной крем.
– Вот рецепт, который Лили взяла за основу, – сказала Роз. – Только лунный сыр она добавила не в заварной крем, а в зефирный. И с пропорциями напутала.
По всему выходило, что лунный сыр – не фабричный продукт, а волшебный ингредиент из запасов семейства Чудс, причем ингредиент с особыми условиями хранения – в отличие от, например, первого осеннего ветра держать его в обычной банке из синего стекла было нельзя. Лунный сыр требовал более прочного контейнера, подходящего для ингредиента, который можно активировать только с помощью волчьего воя. Или криков боли.
На полях Роз прочла приписку, сделанную красивым, легко узнаваемым почерком Лили: «Добавила в зефирный крем четыре ореха лунного сыра. Консистенция не та. Волчьего воя не было, пришлось разогревать в микроволновке. Сыр комковатый и вонючий. Фу-у».
Роз невольно улыбнулась. Она сумела сделать то, чего не удалось Лили: определить верное количество лунного сыра, сообразив, что четыре ореха для зефирного крема слишком много. Ну и повезло, конечно, что жалобные вопли Мардж растопили твердый лунный сыр. Роз дочитала рецепт до конца:
*И обуяла жителей Драгомирешти неодолимая тяга к выпечке сэра Бурешту, и требовали они все больше и больше, пока не настал наконец тот день, когда не смог он насытить их утробы. И набросилась голодная толпа на сэра Бурешту, и растерзала его в ярости, и сожгла пекарню дотла. И выжил лишь цепной волк Дракула.
В то время как Роз читала, снизу показалась голова Мардж: старшая пекарша поднялась по винтовой лестнице к ней в комнату. Женщина обливалась потом и лихорадочно чесалась.
– Хочу еще «Лунастиков»! – причитала она, выпучив глаза. – «Лу-на-а-а-астики»! Если этот восхитительный зефирный крем не окажется у меня в желудке прямо сейчас, я кому-нибудь выцарапаю глаза-а-а!
Гус в ужасе застыл, притворившись статуей скоттиш-фолда.
«Вот спасибо, помог», – подумала Роз, взглянув на кота, затем улыбнулась Мардж:
– Ладно, давайте так: вы приготовите сахарное печенье, две дюжины, и шоколадную глазурь, а я сделаю зефирный крем.
Мардж кивнула и тут же скрылась из виду, топоча по ступенькам, как целый отряд пекарей.
– Ушла? – Гус вскочил на комод. – Ох, батюшки. Чокнутая! Совсем помешалась на «Лунастиках».
– Если корпорация «Лучшесс» запустит этот рецепт в производство, на «Лунастиках» помешается вся страна, – сказала Роз. – И тогда пиши пропало.
– По-моему, для начала тебе надо бы помочь ей. – Пушистой серой лапой Гус указал в сторону кухни.
За прозрачной стеной было видно, как внизу Мардж носилась туда-сюда и, выставив миски в ряд на разделочном столе, смешивала ингредиенты, пытаясь делать все сразу.
– Как? – вздернула брови Роз.
– Во время перевода Балтазар обычно бормочет себе под нос. Если я правильно расслышал, он говорит: «К любому яду всегда есть противоядие», – сказал кот. – Просто переверни страницу.
Роз последовала совету и на обороте листка прочла текст, написанный мелким шрифтом:
АБРИКОСОВЫЙ ДЖЕМ «ДРАГОМИРЕШТИ» для отмены действия заварного крема «ВЕЧНАЯ ПРЕДАННОСТЬ»
И вслед за тем, как обезумевшая толпа растерзала Богдана Бурешту и подожгла его пекарню, а также иные постройки в городе, сварил славный пекарь Николай Чудс абрикосовый джем и начинил им фруктовые пироги Богдана. И, отведав того чудесного джема, охладели жители Драгомирешти к заварному крему Бурешту и горячо полюбили абрикосы. И отстроили они свой город заново и сделались главными поставщиками абрикосов во всей Румынии.
И смешал сэр Чудс в медном чане два кулака абрикосового пюре с одним кулаком сахара. И добавил в смесь одну историю, рассказанную тем, кто познал СТРАСТНУЮ ЛЮБОВЬ, и сварил джем, и остудил оное варево.
– А толку? – простонала Роз. – Ну кто, кто познал страстную любовь? Уж точно не я. – Самый пылкий момент между ней и Девином Стетсоном произошел в «Пончиковой», когда Девин случайно коснулся ее руки, возвращая сдачу.
– Я. – Гус мечтательно облизнулся. – Неси банку.
Всю ночь из пекарского крыла доносился мерный храп, а девочка и кот так и не сомкнули глаз. Желудок Роз громко урчал, словно требовал: «Накорми меня!», однако вскоре она обнаружила пакетик с крекерами, оставленный ею в первый вечер. «Хрустики от Кэти Киган» – значилось на пакетике. Роз опасливо разгрызла один крекер и с удивлением обнаружила, что вкус очень даже неплох. Конечно, к печенью не хватало молока, но в любом случае эти крекеры оказались вкуснее всего, что Роз пробовала с той минуты, как очутилась на фабрике. Парочка крекеров на время утолила ее голод.
В кладовой на экспериментальной кухне Роз обнаружила пустую банку из красного стекла. Девочка смазала ее изнутри тонким слоем миндальной пасты, после чего принесла наверх, и скоттиш-фолд принялся рассказывать – разумеется, над банкой, – историю своей первой любви.
– Ее звали Изабеллой, – начал Гус, – и была она итальянкой породы мэнкс с изумительно красивой пятнистой шубкой. Эта пушистая искусительница вскружила голову немалому числу котов, но оставила в их сердце лишь шрамы от своих острых когтей. Однажды я увидел, как она нежится в лучах солнышка на кирпичной стене римской церкви, и с первого взгляда влюбился по уши. Я поклялся, что покорю ее, даже если ради этого придется погибнуть. – Гус выдержал театральную паузу, почесал шею и продолжил: – И в самом деле чуть не погиб.
Гус поведал о своем путешествии в Америку, о женихе Изабеллы – состоятельном, но жестоком сиамском коте, и о нескончаемых переглядываниях влюбленных на палубе корабля. Когда он умолк, Роз еще долго молча таращилась на него.
– Ничего себе, – наконец произнесла она. – Так что же стало с Изабеллой?
– Какое-то время мы провели вместе, – вздохнул Гус, – но судьба оказалась против нас. Мэнксу и скоттиш-фолду не ужиться вместе: оба чересчур горды, чересчур упрямы. И все же мы чувствовали себя счастливыми. Наша любовь была похожа на печь для пиццы: днем раскалена докрасна, а ночью пуста и холодна. Страсть к Изабелле разбила мне сердце, и я стал тем скоттиш-фолдом, которого ты сейчас видишь перед собой.
Роз захлопнула банку, сунула ее под мышку и помчалась к металлическому столу, где стояла миска с абрикосовым пюре – малопривлекательной сопливо-вязкой субстанцией. Роз долго смотрела на оранжевую массу, после чего аккуратно открыла банку из красного стекла, наполнила миску эссенцией страстной любви Гуса и стала ждать.
– Ой, божечки! – вскрикнула Мардж. Занятая приготовлением печенья, она продолжала носиться по кухне, и ее пухлые щеки мелко тряслись на бегу.
– Что случилось? – Роз оглянулась на старшую пекаршу – та откинула со лба пряди взмокших от пота волос.
– Ничего! – крикнула в ответ Мардж. – Просто я ужасно волнуюсь. Выпечка доставляет мне огромное удовольствие! Чувствую себя маленькой девочкой, которая вот-вот будет открывать подарки рождественским утром: моя мечта – новая Барби, и я точно знаю, что она спрятана в одной из коробок… – Пекарша остановилась посреди кухни, держа в одной руке три яйца, а в другой – чашку сахара. Нижняя губа у нее вдруг задрожала. – Только Барби у меня никогда не было… Не для меня такие подарки, Роз, не для меня.
– Ох… Мне так жаль, Мардж, – сказала Роз и снова посмотрела на миску с абрикосовым пюре.
От удивления глаза у девочки полезли на лоб. Пюре уже не было сопливым и неподвижным. Благодаря любовной эссенции оно загустело и приобрело ярко-красный цвет. Пюре шипело и бурлило, плевалось пузырьками и едва не выплескивалось через край. Внезапно раздался сердитый хлопок. Фруктовая масса начала вращаться; она двигалась все быстрее и быстрее, как торнадо в миниатюре, и через считаные секунды приняла форму большого красного сердца. Роз оглянулась на Мардж, которая в эту минуту загружала в духовой шкаф противень с сахарным печеньем.