— Так, с этим ясно, — кивнул офицер в мою сторону. — Что ещё за оружие и как оно там оказалось?
— Кусок кроватного каркаса, — осторожно пояснил дежурный, продемонстрировав испачканную преимущественно в моей крови заточку. — Видимо, дефект сварки.
— Сказал бы я, у кого дефект…
Поделка оказалась меньше ладони в длину вместе с рукоятью, обмотанной куском бечёвки. Никакого лезвия не имелось и в помине, эта штука скорее напоминала толстое и неуклюжее шило. У меня от одного только взгляда на неё снова заныл пробитый в нескольких местах бок. Чёртовы уроды не просто собирались отправить меня на тот свет — они хотели, чтобы я перед смертью как следует помучился. Правда, немного не рассчитали мою живучесть.
Ещё эта непонятная вспышка ярости, ненадолго придавшая мне сил. Точнее, выдавшая их в кредит, под солидные проценты. Откат до сих пор не отпускал, и страстно хотелось по-русски прижаться к берёзке или какому-нибудь другому растению. Лишь бы у него были жизненные силы, которые можно высосать. Увы, с растительностью здесь туговато, а до подводных водорослей моя аура не доставала.
Меня уже не раз пытались укокошить, но такого прежде не случалось. Я поначалу даже подумал, что снова в демона превращаюсь, но тело осталось всё таким же, не считая зубов. Но они у меня и в обычном состоянии тот ещё кошмар стоматолога. Если продолжат так расти, скоро перестанут во рту помещаться. Вот так зевнёшь нечаянно, и у неподготовленного человека может обморок случиться.
А вот ребята с района не испугались злобного «зелёного человечка». Может, моя внешность и послужила последней каплей, подтолкнувшей их к ночному нападению. Но наглость всё равно зашкаливающая, даже учитывая их якобы привилегированное положение.
Другое дело, как надзиратели умудрились проглядеть сразу четверых здоровенных лбов, что кучковались возле чужой кровати. Это же вопрос возник и в начальственной голове, но в ответ дежурный лишь что-то невразумительное проблеял. Мол, виноваты, сами не понимаем как так случилось. Халтурят ребята на посту, одним словом. Да и заключённые вполне могли перемещаться ночью по одному, к тем же туалетным кабинкам или к бутылям водички попить.
Может, это снова проделки моего недоброжелателя? Если не добъют одни, то наверняка прикончат другие, почти на законных основаниях…
— Значит так, — решительно прервал офицер мучительные попытки дежурного объясниться. — Этих вниз. Караул усилить, и никаких больше хождений в тёмное время суток! Отвечать будешь головой.
— Всех? — растерялся надзиратель.
— Нет, через одного! — в голосе начальника лязгнул металл. — Каждого пристегнуть, чтобы лежали смирно. Завтра со всеми разберутся. А если за ночь случится ещё что-то, можете сразу рядом с ними ложиться.
Я незаметно выдохнул, поморщившись от боли. Высшая мера пока откладывалась, но в целом военные вели себя странновато. То пугали всех немедленной карой за любой проступок, то спускали на тормозах явную попытку саботажа. Мне это, как ни странно, только в плюс, потому что местное следствие не вызывало к себе ни малейшего доверия.
Как бы так не получилось, что меня обвинят ещё и в нападении сразу на четверых бедненьких зеков с оружием в руках. А что такого — я же теперь не человек, и вполне могу оторвать кусок каркаса и сварганить из него за полдня заточку. Мне всё по плечу, а то и ниже!
Ладно, ещё не вечер, точнее — не утро. А вообще происходящее мне всё меньше нравилось. Слишком нервно вели себя окружающие, будто сами не понимали до конца, что происходит. Тот же дежурный явно рассчитывал немедленно расправиться с драчунами, а теперь он выглядел, будто ему в любимый суп плюнули. Я, признаться честно, тоже этого не понимал. Зачем таким драчунам сохранять жизнь, чтобы они снова на кого-нибудь напали, но на этот раз с летальным исходом?
Когда начальственный разнос закончился, нас действительно отправили обратно, включая тяжелораненых. Целитель подлечил каждого, а дальше дело за естественной регенерацией, которая у всех инициированных людей стабильно высокая. Раньше с такими травмами им бы выдали больничный на несколько месяцев, а сейчас это всё зарастало за пару суток естественным путём. У меня и того быстрее, но обратной стороной этой медали был повышенный аппетит. Уже сейчас я чувствовал себя, как будто голодал неделю.
Однако никто меня сверхурочно кормить не собирался, а наручники, которыми пристегнули левую руку к металлическому изголовью кровати, ставили под вопрос ещё и завтрак. Благо, хоть мне позволили поменять постельное бельё, изгвазданное в крови. Неплохо первая ночёвка прошла, что тут скажешь. Я почти не удивился, не обнаружив моего разговорчивого соседа. Да и другие предпочли откочевать куда подальше. Единственной живой душой поблизости осталась та самая темноволосая девушка, что просидела весь прошлый вечер, уставившись в одну точку. Сейчас она продолжала мирно спать на своём месте, сняв потрескавшиеся очки.
Мне бы такой крепкий сон…
Я же засыпал с огромным трудом из-за проклятого чувства голода и непрекращающейся рези в пробитом боку. Найти положение, в котором почти ничего не беспокоило, оказалось не так уж просто. В итоге я свернулся едва ли не в позу эмбриона и провалился в муторное и беспокойное забытье.
В себя пришёл лишь поздним утром, когда большая часть заключённых была уже на ногах. Зона отчуждения вокруг меня осталась без изменений, хотя я стал сосредоточением всеобщего внимани. Кто-то смотрел на меня с сочувствием, а кто-то с откровенным злорадством. Само собой, тащиться к моей кровати раздатчики не собирались, и быть мне сожранным собственным желудком изнутри, если бы не сердобольная соседка. Она мало того, что никуда не сбежала, так ещё и принесла с собой пайку в пластиковой коробочке. Специально для меня.
Я прям растрогался от такой заботы. Не перевелись ещё добрые люди на свете!
Звали её, судя по надписи, Софья Каганович. Восьмой уровень между прочим, класс — берсеркер. Хотя на воительницу она не походила совершенно, особенно в узких брюках и свободной клетчатой рубашке, будто снятой с чужого плеча. Невысокая, белокожая, будто никогда не загорала, и довольно худощавая. Тёмные, слегка вьющиеся волосы девушка стянула в хвост простой резинкой, чтобы те не лезли на лицо. Очки внушали уважение толщиной треснувших линз, за которыми прятались глаза цвета спелых оливок. Но снимать повреждённые окуляры она не собиралась.
— Держи, — соседка протянула мне контейнер с едой и кивнула на мои побуревшие от крови бинты. — Сильно болит?
— Да не особо, — признался я, помассировав заживший бок. — Кое-кому и посильнее прилетело.
— Ты молодец, — неожиданно похвалила она меня. — А то эти уроды совсем обнаглели, задирают всех и каждого. Раньше такого не было. Даже они себя тихо вели.
— Чувствуют безнаказанность, — предположил я, пристроив коробочку между коленями.
Чёртовы наручники не позволяли задействовать вторую руку, так что пришлось выкручиваться. Сегодня в меню была слипшаяся перловка с лёгким запахом тушёнки. Самого же мяса не наблюдалось, хоть под микроскопом рассматривай. Содержимое я всё равно проглотил меньше чем за минуту, и ни черта не наелся. Голод продолжил точить меня изнутри, но хотя бы уже не так сильно.
Добродушная соседка, увидев такую ненасытность, поделилась со мной всем своим хлебом.
— Мне всё равно много не нужно, — пояснила она.
Я хотел было возразить, что здесь не самое лучшее место для диеты, но проклятый организм упорно подталкивал к тому, чтобы попробовать пластиковую упаковку на зуб. Как метко подметил в своё время Терещенко: «Легче тебя прибить, чем прокормить».
Вот уж кто сейчас бы запросто разрулил ситуацию с местными законниками. Увы, Комиссар сейчас был далеко, и помочь мне ничем не мог. А Солод как в воду канул, наводя на самые нехорошие подозрения.
Так что сидеть мне тут ещё неизвестно сколько. Скоро это уже традицией станет, попадать в заключение в каждом новом поселении. Но что поделать, если я категорически не вызываю у людей доверия? Это ещё со времён беженцев с Илютино пошло, и никак не хочет прекращаться.
После обеда в трюм снова спустился вооружённый отряд, но вовсе не по мою душу, как я решил поначалу. Законники перевернули всё верх дном, обыскав всех и каждого, после чего неожиданно стали принимать новеньких заключённых. Их оказалось так много, что спускали их партиями по нескольку человек. На платформе просто не хватало место.
В итоге новичков набралось не меньше полусотни, что сразу сократило количество свободных мест. Ко мне тоже подселились, хоть и с явной неохотой. Одних смущал цвет моей кожи, других — то, что меня зачем-то пристегнули к кровати, как особо опасного преступника. И вот эту проблему нужно было решать как можно скорее.
Я окликнул одного из надзирателей, что проходил мимо, но тот предпочёл меня проигнорировать. И лишь когда приём новоприбывших закончился, ко мне подошёл кто-то из матросов с ключами. Но взамен наручников он нацепил на меня уже знакомый ошейник с короткими металлическими шипами. Такими же «модными» аксессуарами вскоре обзавелись все остальные обитатели трюма, без исключений. Даже на мою тихую соседку нацепили чокер, изрядно пошатнув её образ скромницы. Хотя ей это внезапно оказалось к лицу.
Софья осталась далеко не в восторге от обновки, но нашим мнением никто не интересовался. Я тоже спорить с примеркой не стал, потому что где-то в глубине трюма как раз наглядно охаживали дубинками тех, кто не хотел добровольно надевать на свою шею кожаный хомут. А у меня ещё после ночного побоища не всё зажило. Другое дело, откуда у местных такое огромное количество артефактов контроля? Люди в чёрном всё это точно привезти с собой не могли — столько в их баулы просто бы не поместилось. Значит, ошейники изготовили уже здесь, по готовым чертежам.
И заниматься таким производством могли только артефакторы. Ага, вместо того, чтобы клепать как можно больше пирамидок. Меня от таких приоритетов едва не перекосило, но всё равно это выглядело странновато. Мы тут и так, словно рыбки в пуленепробиваемом аквариуме, никуда не денемся. Зачем нужна ещё одна дополнительная перестраховка?