Вот зачем так сильно сердиться, здоровье себе портить? Неужели настолько жаль ложечки сливок для бедной кошечки, которыми она с утра подкрепилась?
— Выходи-иии, паршивка!
Кухарка, точно не знавшая, где прячется воришка, палила наугад. На этот раз досталось цветнику перед окном: от удара «снаряда» что-то обречённо хрустнуло, самый большой и красивый цветок бессильно уронил свою головку.
Кошка даже не посмотрела в ту сторону: она как раз уселась на задние лапы и тщательно вылизывала свой живот. Сейчас Менузея, небось, по грядкам лупить начнёт. Неужели она думает, что глупая Хрыська будет сидеть внизу, ожидая, когда и её достанет шальной ухват?
— Буммм! — вдруг тихо загудела калитка.
— Ой!!!
Похоже, Менузея всё-таки попала. Интересно, в кого?
Из-за трубы ничего не было видно, поэтому кошка неторопливо прошла к краю крыши и посмотрела вниз. Кухарка стояла у калитки, осторожно выглядывая на улицу. В руках она всё ещё держала несколько корнеплодов — с крыши было плохо видно, каких именно.
На дороге, держась за лоб, сидел какой-то парень.
— Вам чего? — угрюмо проворчала Менузея.
— А вы… чего? — плаксиво прогудел в ответ парень.
— Я вижу, вы уже познакомились, — вдруг раздался откуда-то сбоку скрипучий голос старухи-знахарки, на которую работала Менузея.
— Познакомились… — тихо пробормотал парень.
Дальше кошка не смотрела — исчезла побыстрее, пока её убежище не обнаружили. Менузея — тётка добрая, хоть и вспыльчивая не в меру. К вечеру успокоится, можно будет к ней подойти, молочка себе на ночь намяукать. А сейчас, пожалуй, стоит на охоту сходить, проверить, что соседи в своих кладовках хранят.
«Аль племянник какой приехал? Что ж он раньше никогда здесь не бывал?» — удивлённо думала Менузея.
Незнакомец был совсем небольшим: уж на что хозяйка невелика — годы-то к земле гнут, да и толстой никогда не была — а он за ней полностью спрятался, когда во двор входил.
За все те годы, что она у знахарки прислуживала, бабкина родня здесь ни разу не объявлялась. Старуха всегда говорила: «одинока я, сама как перст». Кухарка кивала ей в ответ, сочувственно вздыхала. А про себя думала, что, если кто и есть, то, наверное, не особо хотят старуху признавать. Слава ведь у хозяйки не лучшая — ведьма, магичка городская, за неведомо какие грехи сюда сосланная. Конечно, многое брешут, да кто ж там разбирать будет, где правда, а где ложь?
И характер, скажем честно, у бабки не сахар. С Менузеей они мирно ладили, но больше прислуги в доме и не было — не выдерживали девки, сбегали. Соседи тоже старались лишний раз со знахаркой не встречаться. Не зря вокруг их двора ни единого просвета нет — сплошные стены да заборы, один другого выше.
— Доброго дня, доброго хлеба вашему дому! — поздоровался гость, стаскивая с головы потрёпанный картуз.
Он уже совсем успокоился, плаксивые высокие нотки исчезли, и голос стал очень низким и густым. Хоть на лбу у него и наливалась немаленькая шишка, незнакомец заметно повеселел, с любопытством оглядывая двор.
— Драсьте… — растерянно пробормотала Менузея, пристально вглядываясь в его лицо.
Да ведь не подросток он, а взрослый мужик! Росточком-то совсем не вышел, ещё и худоват, но руки вон какие большие — рабочие, жилистые.
Лицом, правда, тоже не больно удался. Мало того, что некрасив, ещё и рябой — всё лицо то ли в веснушках, то ли в мелких оспинах. Волосы редкие, прилизанные, лишь над ушами давно не стриженные кудряшки торчат. Да под носом усы короткой щеточкой топорщатся. Пожалуй, он ненамного моложе самой Менузеи, молодым ей показался лишь из-за своего роста.
— Ну что, Менузея, просила помощника? Встречай! — «обрадовала» старуха.
Кто? Помощник??? Этот?!! И где она его только нашла?!
Работник, конечно, им нужен. Не зря Менузея о сухих дровах который день забывает — работы вокруг полно, не справляются они вдвоём со старухой. Двор, колодец… Да на что не посмотри — всё мужских рук просит. Менузея, где может, сама ремонтирует, но она ведь многого не умеет. Где гвоздиками подобьёт, а где и верёвочками подвяжет.
Только разве от такого помощника им будет толк? Там не дотянется — высокое, то не поднимет — тяжёлое. Это что же, Менузее за ним везде ходить, помогать и подавать?
— Не смотри ты на него так горестно. Откормишь! Ежели не ввысь, так вширь, — хихикнула хозяйка.
— Ага, — подтвердил гость. — Я хваткий! Что в работе, что в еде, что в чём другом.
И… подмигнул, развязно ухмыльнувшись. Менузея от неожиданности аж оторопела.
А старуха, наоборот, засмеялась — залилась дребезжащим колокольчиком:
— Ты посмотри на него! Только увидал, а уже сватается. Жа-ааних!
— А что?! Я могу! — не растерялся «жених». — Что тут думать — кобылка-то видная!
Сказал — и быстренько присел. Да как вовремя!
Снаряды, которые «кобылка» всё ещё держала в руке (не успела метнуть в Хрыську), просвистели у него прямо над головой, чудом не зацепив. Ишь, шутник нашёлся! Ей не шестнадцать, поди, такое о себе выслушивать.
— Не достала! Зря только запал пропал, — радостно объявил незнакомец.
— Ой, не могу!.. — бабка прямо зашлась в новом приступе хохота.
Менузея зыркнула на обоих сердито да спиной к ним повернулась. Хотят — пусть гогочут, а у неё работы полно. Полная кухня дыма, горшки ещё и не начинала в печь ставить… Так они могут и без ужина остаться, не только без обеда.
— Насмешили вы меня, — отхохотав, подала голос старуха. — Не думала, что в своей жизни ещё раз так веселиться придётся…
— Мы могём! — гость довольно погладил тощенькие усы. — Надо будет, кого хошь рассмешим — хошь мага, хошь мертвяка.
А вот эти его слова знахарке явно пришлись не по вкусу — скривилась так, будто дичку неспелую попробовала.
— Да я, на счастье, ни то, ни другое… — уже другим тоном проскрипела.
Уловив недовольные нотки в её голосе, Менузея насторожилась. Ану, доведёт он хозяйку до сердитости али нет? Она в гневе страшна, не посмотрит, что мужик. Правда, мужика там того — меньше половины.
— Так я ж и не об вас, — нашёлся гость. — Вы, как раз, женщина интересная…
— Ты говори да не заговаривайся, — совсем уж вспылила бабка. — Ишь, разошёлся как драный самовар. Жа-ааних! Иль уже забыл, чего пришёл?
«Хозяйка-то голодная! — вдруг сообразила Менузея. — От того и сердитая вдруг стала. Покормить бы её сейчас, она бы вмиг подобрела».
А вслух сказала:
— Надо работу ему показать. Мы же не знаем, чего он умеет. Языком-то молоть все мастера. Пусть для начала калитку посмотрит. Да и дров наколотых, щепы сухой совсем нет.
— Правильно! — поддержала её хозяйка. — С калитки пускай и начнёт.
После завтрака знахарка и впрямь пришла в благодушное настроение: сидела на лавке довольная да глазками лукаво поблескивала.
— Вижу, не по нраву тебе новый работник… А жаль, мужичонка-то неплохой, покладистый…
— Оно-то так, да одного этого мало. Хватит ли у него силёнок для работы? Может, кого покрепче найти?
— Те, кто покрепче, ко мне даже подойти боятся. А чтоб работать у меня… Иль забыла, как предыдущие сбегали?
Кухарка не нашлась, что ответить. Ведь и правда, бабку в городке откровенно побаиваются, ведьмой считают. Конечно, как припечёт — всё равно к ней бегут, знахарка она толковая. Да только, если бы не её чудодейственные зелья, выжили бы их давно отсюда, не к месту они здесь.
Работники из простых, какого они сейчас ищут, пуще всего магов боятся, стараются их стороной обходить. Потому и перебирать не приходится, хоть такой мужичонка попался — на том спасибо. Но уж очень ей не по нутру пришлись грубые шуточки с намёками, так и хочется взять «молодца» за ухо да в ведро с водой макнуть, чтобы поостыл маленько.
— А где ж вы его откопали, такого болтливого?
— Да на рынке и откопала, — хихикнула бабка. — Помогал одному хозяину воз товаром загружать. Я и приметила, что он коробки да корзины не просто так швыряет, старается аккуратно складывать. И увязывал хорошо, ловко у него получилось.
— Ладно, — проворчала Менузея. — Коль лениться не станет да мастеровитый окажется, можно взять. Только язык свой пускай придержит и под горячую руку не лезет. А то зашибу ненароком — плакать не стану.
— Всё-таки хорошая ты девка… — вздохнула старуха. — Незлобливая. Жаль только, судьба у тебя не сложилась. А может, найдём тебе ещё кого?
— Может и найдём… Да только посерьёзнее, не такого как этот… «жа-ааних»!
— И чем же он тебе не такой? — ехидно хихикнула бабка.
— А тем, что не мой коленкор! Мне его разве что под мышкой или в кармане носить, чтобы среди моих чугунков да кастрюль не затерялся.
— И-и-и… — хозяйка вновь затряслась-засмеялась.
— Да у вас снова веселье! — раздалось от двери. — А я думал работу свою показать. Примите аль нет?
— Ну пошли посмотрим, коль не шутишь, — вмиг посерьёзнела бабка. — И ты, девка, иди с нами. Тебе им командовать, ты первой работу и принимай.
Калитка была сделана ладно — это Менузея сразу увидела. Доски все на своё место вернулись, не будет теперь чужая птица к ним в огород как к себе домой ходить. И петли подтянуты да смазаны, не станут верещать застрявшей Хрыськой, соседей пугая. И земля внизу ровнёхонько срезана, калитка за траву не цепляется. Даже задвижка — и та лучше закрываться стала, норов свой перестала показывать.
Но хвалить мастера она особо не стала. Работу хорошо сделал, по совести — да так ведь и должно быть, другого от него не ждут.
— Нормально, — буркнула ему. — Дров теперь наруби. За углом сухостой свален, его измельчи да под навесом сложи, чтобы высыхал. Но вначале на розжиг мне заготовь — щепы, коры да прочей мелочи. Пошли, покажу, где пеньки лежат.
— Подожди! — вмешалась старуха. — Так берём его? Не будем гнать?
— Посмотрим ещё, — уклончиво ответила Менузея. — Пока пусть остаётся, но коль бездельничать будет да фулюганить — вмиг прогоню!
— Тогда покорми его, он тоже не евши! А до обеда ещё далеко.