– Ох, мама, – прошептал Петер. – Мама, мама…
Буря окружила их со всех сторон. В широкую трещину, визжа, рвался ветер. Уши вдруг заложило до боли. Кат отступил от входа, тряся головой. Свет почти померк, но было видно, что снаружи с бешеной скоростью несутся обломки, камни, картечью летит щебёнка. Сверкнула молния, шваркнул сухой раскат грома. Потом ещё. Бункер вздрагивал и стонал на разные лады, как живой.
«Взять у мальчишки пневму, – стучало в голове Ката. – И уходить. Но мальчишка-то погибнет… Твою-то мать, а если я здесь вправду не могу дух пить? Тогда и сам сдохну, когда в Разрыв выйду. И даже если не сдохну – что потом? Как без него сюда вернусь, без донора? Ада, Ада, во что мы вляпались, ети эту жизнь, ети твою болезнь, ети всё подряд!»
– Лицо! – закричал вдруг Петер, указывая пальцем. – Там лицо!!
«Рехнулся с перепугу», – подумал Кат. Он глянул туда, куда смотрел Петер, и неожиданно для себя тоже увидел лицо. Кипящие потоки щебня и песка складывались в призрачную, искажённую злобой физиономию. Черты её текли и менялись, но Кат всё равно различал два тёмных пятна на месте глазниц – каждое размером с тележное колесо – и оскаленную, исходящую грязной пеной пасть.
Это было так дико и страшно, что хотелось проснуться. С криком.
Задыхаясь, щуря глаза, Кат протянул руку и зачерпнул невидимое в воздухе. Он понимал, что это не поможет. Просто хотел защититься – единственным способом, который знал.
«Дуй, ветер буйный, свей росу медвяную....»
По бетонной стене залпом простучали камни. Бункер тряхнуло. Вой урагана стал пронзительным, сверлящим. Нахлынула темнота, будто что-то заслонило щель извне.
«Пойду из дверей в двери, из ворот в ворота, выйду в чистое поле…»
Внезапный порыв ветра ударил в грудь. Петер задавленно вскрикнул. Кат, не удержавшись на ногах, грохнулся, приложившись копчиком об пол. Перекатился, подобрался, встал. Убрал с лица спутанную паклю волос. Посмотрел вперёд.
В прореху медленно возвращался свет. Было видно, как проносится по воздуху какая-то рванина, щепки, всякая мелкая дрянь.
Лицо исчезло.
«Воля мне, свобода, дивная дорога».
Ветер вроде бы утихал. Может, вихрь уходил дальше – терзать и без того истерзанные руины, бесноваться над пустой землёй. А может, это была короткая передышка перед очередным ударом. В любом случае, оставалось только одно: ждать, забившись под ветхую крышу бункера, и надеяться, что та не обвалится.
Пол под ногами вдруг принялся ощутимо вибрировать. Одновременно откуда-то послышался новый звук, непохожий на всё, что они слышали раньше – громкий шорох.
– Это что? – прошептал Петер.
Кат встряхнулся и наклонил голову, прислушиваясь. Шорох нарастал, теперь ясно было, что он доносился снизу: что-то скреблось там, под землёй, шелестело, ворочалось.
Пол содрогнулся, поддав в ступни.
Петер ойкнул.
Кат выругался.
Толчок повторился, снова и снова, с каждым разом всё сильней.
«Не понос, так золотуха, – обречённо подумал Кат. – Валить отсюда надо… Да только куда?»
Раздался глухой взрыв. В трёх саженях от них бетонные плиты пола вспучились, затем какая-то могучая сила ударила снизу, взломав их и подбросив обломки на аршин вверх.
Кат шагнул назад. Петер тоже попятился, споткнулся и, чтобы не упасть, схватился за Ката.
В проломе между плитами мелькнуло нечто большое, тёмное. Послышалось сиплое фырканье, ворчание, хлюпающие вздохи. Выгибаясь в немыслимых местах, выросла мосластая лапа. Ухватила когтями бетонную плиту, откинула, точно картонку.
И вдруг сгинула. Исчезла в глубине, откуда появилась.
Петер громко сглотнул.
– Всё, – сказал Кат, хватая мальчика за плечо. – Уходим.
– Ага, – тот мелко закивал, потом вскинул перепуганные глаза. – Так а там же торнадо…
– Похер, – оборвал Кат и боком, чтобы не выпускать из вида яму, двинулся к выходу.
«Эта уродина пострашней любого вихря будет, – подумал он. – Вон когти какие. С одного удара пополам порвёт».
Над ямой забрезжил свет. Слабый, желтоватый, очень мирный с виду.
– Не бойтесь! – крикнул кто-то по-божески. – Идите сюда!
Кат остановился. Свет стал ярче, на стенах качнулись тени. Из ямы показался человек. У него было круглое одутловатое лицо, самое обычное, и обычные руки – никаких когтей и лишних суставов. Над головой человек держал фонарь.
– Идите! – повторил он. – Буря сейчас вернётся, времени мало! Ну?
Словно подтверждая его слова, за спиной у Ката завыл, набирая силу, ветер. Бункер отчаянно заскрипел.
– Пойдём? – спросил Петер неожиданно спокойным голосом.
Кат хотел сказать, что это не лучшая мысль. Что ему никогда не нравились люди, которые начинают знакомство со слов «не бойтесь». Что этот человек появился из-под земли подозрительно вовремя – как раз тогда, когда им грозила смерть от разбушевавшегося вихря. И что обстоятельства, сопутствовавшие его появлению, не внушают доверия ни на вершок, а внушают только ужас.
Но Петер уже топал вперёд, к яме.
– Добрый день! – крикнул он. – Спасибо, что выручили! Дела у нас шли совсем плохо!
– Здесь у всех дела идут плохо, дружок, – отозвался хозяин фонаря. – И уже довольно давно. Меня зовут Фьол Юханссон, я тут вроде как за службу спасения.
Произнеся эти слова, он принялся вылезать наружу. Сперва показалась его грудь, потом – туловище, а затем – ноги.
Если их можно было так назвать.
«Держите меня семеро, – подумал Кат. – Ну и срань».
Петер остановился. Не отрывая взгляда от человека с фонарём, сделал пару неверных шагов в сторону.
– Извините, – пролепетал он.
А потом нагнулся и выблевал всё, что съел полчаса назад.
X
Рождение первого поколения людей-богов, сильных и могущественных, было подобно рождению сверхновой звезды. Терраформирование, возведение городов, обустройство промышленности – всё это делалось нечеловечески быстро и с невиданным размахом. Часто – при содействии самого Основателя.
Столь же нечеловечески быстрыми оказались и первые войны, закончившиеся почти мгновенной гибелью населения планет, на которых они возникли. Те, кому повезло уцелеть, свидетельствовали: Основатель пытался остановить враждующих. Но это было ему не под силу.
Однако нашлись счастливые миры, где никто не воевал. Там благополучно родилось второе поколение, за ним – третье и так далее. Правнуки первопроходцев были неизмеримо слабее своих предков. Если они затевали свару, то в дело шла не смертоносная магия, а примитивное оружие: пороховое, реактивное, метательное.
В эти войны Основатель уже не вмешивался, считая их, по-видимому, чем-то вроде естественного отбора. А может, он попросту наблюдал вырождение своих подопечных и постепенно разочаровывался в эксперименте.
Постепенно разочаровывался.
Лучший Атлас Вселенной
Они шли.
Они шли по бесконечному подземному тоннелю.
Они шли по бесконечному подземному тоннелю очень долго.
Со стен, шелестя, пластами опадала глина, под ногами чавкала холодная грязь. Фонарь тихо умирал и всё никак не мог умереть совсем. Слабел, позволяя теням сомкнуться вокруг путников, затем разгорался вновь. Тогда впереди становился виден Фьол: его лысина, ниже – обтянутая стёганой курткой спина, и ещё ниже – блестящее, кольчатое, пульсирующее месиво. Смотреть на Фьола не хотелось, поэтому Кат по большей части разглядывал землю, из которой состояло всё вокруг.
Земля была разной. Стены походили то на слоёный пирог, то на морщинистую кожу, то на слежавшийся печной шлак. Временами тоннель изгибался, обходя скальную породу, в которой посверкивали угодившие под луч фонаря искорки кварца. Тут и там виднелись чьи-то норы, веером расходились следы от лап, когтей, ползучих тел – земельную толщу населяла всевозможная жизнь. И странно было порой видеть торчавшие из стен обрывки кабелей, металлические штыри, балки. Похоже, катастрофа, о которой говорил Джон, случилась так давно, что останки цивилизации успели погрузиться в землю на десяток саженей, а то и больше – Кат не представлял себе глубину тоннеля.
Было невыносимо душно.
Рядом шагал Петер. Шёл ссутулившись, бросал за спину короткие взгляды, желая рассмотреть того, кто двигался позади – и одновременно страшась этого. Кату тоже хотелось оглянуться, но он сдерживался, потому что знал: ничего не изменится от того, что он снова увидит крота.
Его лапы-ковши с когтями, растущими отовсюду, как попало, прямо сквозь роговую кожу.
Его покатые, усыпанные грубой чешуёй плечи.
Его голову с костяным тараном на конце вытянутого рыла.
Его глаза, запрятанные в складках век. Разумные, недобрые. Голодные.
Крот заполнял телом весь просвет тоннеля. От него волнами расходился вонючий жар, как от разгорячённого коня. И он не переставая бормотал, всё время повторяя какие-то слова на своём языке. Голос звучал утробно, будто коровья отрыжка. «Ы-ру-ху-бо, га-гы-бу-ра, хэ-го-гу-ду» – не то брань, не то заклинание, бесконечное, злобное.
Короче, крот действовал Кату на нервы.
А впереди топало ещё одно такое же чудище – на случай, если тоннель просядет, и потребуется быстро устранить преграду.
Кротами этих существ называл сам Фьол. Видно, подобрал самое подходящее слово на божеском языке для обозначения создания, которое передвигается под землёй и хорошо для этого приспособлено. Как себя называли сами кроты, Кат не интересовался.
Ни Фьолу, ни его подопечным свет не требовался, поэтому фонарь отдали Кату. Не сказать, чтобы от фонаря делалось намного светлее, но всё-таки он разгонял темноту. Шагать неизвестно куда под землёй в компании гигантских страшилищ – малоприятное занятие, и оно стало бы ещё менее приятным во мраке.
– Прошу прощения, сударь, – хрипло произнёс Петер, – нам долго осталось идти?
– Почти пришли, – ответил Фьол, не оборачиваясь. Голос у него был старческий, чуть дребезжащий. – Мы уже в городе. Скоро будем на месте. Скоро-скоро…