– Вот, – сказал он хрипло. – Что просил, атаман.
«Да он же, падла, небось, всё испортил, пока из оружейни нёс», – подумал Кат.
Он хотел высказать эту мысль вслух, но тут Кила близоруко наморщился и спросил:
– Р-работают?
– Наверно, работают, – ответил Чолик и дёрнул щекой.
– Ну, проверь, – велел Кила и хлебнул из бутыли. – Ух, крепкая, стерва… Пров-веряй давай.
– Дык это… – Чолик беспомощно обернулся. – На себе проверять, чо ли?
– А то на ком же, – отозвался Кила.
«Пьян-то он пьян, – подумал Кат, – а соображает… Ну, поглядим сейчас».
Чолик сглотнул и взял со стола дубинку. Глаза у него были глупые от страха. Нащупав ребристую кнопку, он робко поднёс оружие торцом к груди.
– Да не палицу на себе проверяй, дурень! – рявкнул Кила.
Протянув массивную, как свиной окорок, руку, он отнял у Чолика дубинку. Умело перехватил, надавил кнопку. В потолок шарахнуло молнией. Взвизгнула случившаяся рядом прислужная девка, одобрительно заревели ватажники. Кружась в воздухе, на пол спланировали обугленные куски расписной штукатурки.
– Вишь – работает! – Кила ухмыльнулся Кату. Затем обернулся к Чолику: – Обманки п-проверь, да не м-мешкай. Дёме спешить надо.
Чолик нырнул головой в ременную петлю, щелкнул переключателем на коробке. При этом он неловко повернулся. Маска, увлекаемая проводом, поползла к краю стола, но Чолик успел её подхватить. Так, с маской в руках и ремнём через плечо, он и застыл – словно не знал, что полагается дальше.
– Ну чего встал, дубина? – рыкнул Кила. – Парсуну твори!
– А с кого? – спросил Чолик.
– Да хоть с него! – Кила махнул ручищей в сторону Петера.
Наблюдавшие за этой сценой ватажники, как по команде, повернули головы. Петер, не догадываясь, чем вызвано такое к нему внимание, удивлённо хлопнул ресницами.
Чолик, сохраняя покорный вид, двинулся в обход вокруг стола, держа маску перед грудью, как хлеб-соль. Сидящие тянулись к нему, пошучивали. Кто-то для смеху чокнулся с маской: зеркальный металл загудел.
Петер, по-прежнему не ведая, что его ждёт, следил за приближавшимся Чоликом с тревожным интересом.
«Нехорошо, – подумал Кат. – Кила, видно, тоже что-то подозревает».
– Отче, – вполголоса начал он, подавшись к Киле, – пацан мне живой нужен…
Кила дёрнул ухом:
– Живой и будет. Мы ж только орудование… оборудование проверяем. Верно, Чолик? – гаркнул он через всю трапезную.
Чолик, оглянувшись, выдавил улыбку – одновременно подобострастную и глумливую. Подобострастие предназначалось Киле, глумление – Кату.
– А я ведь мальчонку знаю, – с пьяным удивлением сказал вдруг Кила, приглядываясь к Петеру. – Это ж чернь из этой… Из урманской слободки. Я его давеча для твоей крали присылал. П-перед тем, как ты отчалил.
Кат молча склонил голову.
– Думал – н-не увижу больше, – задумчиво продолжал Кила. – А мальчонка-то живох… живёхонек. Везучий, значит.
Кат нагнулся к Петеру.
– Приготовься, – сказал он тихо. – Сейчас на тебя маску наденут. Пару минут надо будет посидеть и не двигаться.
Петер нахмурился:
– Это… больно?
– Не знаю, – сказал Кат.
Чолик уже был рядом. Всё так же ухмыляясь, он прислонил маску к лицу Петера. Тот вздрогнул, а Чолик гадко хихикнул и затянул на его затылке узкий кожаный ремешок.
Обманка негромко загудела.
«Ну, всё, сука, – обречённо подумал Кат. – Сходили к атаману за диковинами».
И ему тут же стало легко – причём лёгкость эта прихлынула как-то внезапно, словно ждала, затаившись, нужного момента, и вот дождалась. «Да и хрен с ним, – прозвенело в голове. – Оно к лучшему». Мстительный Чолик придумал какую-то каверзу? Ладно! Сейчас неуёмный сопляк свалится замертво, и Кату не надо будет исполнять его каприз – лезть в рейдерское логово, выручая девчонку. Петер ведь сказал правильную вещь: он больше Кату не нужен. Эндену осталось собрать бомбу, Кату – доставить её к оазису и взорвать. Это можно сделать и в одиночку. Если бомба не сработает, времени на поиски другого способа покончить с Разрывом всё равно не останется, и никуда идти не придётся. И кормиться духом – соответственно, тоже. Петер больше не нужен.
«Ну, а если всё-таки бомба сработает, как надо, то можно будет вернуться домой, сюда, в Китеж, – подумал Кат. – Уж на один-то переход пневмы хватит. Да, спокойно вернуться и жить с Адой, пока… А, ну да. Это мы уже проходили. Врёшь, сволота. Не возьмёшь».
Скверная лёгкость испарилась. Её место с готовностью заняло привычное раздражение и столь же привычная тревога. Кат прочистил горло и уставился на Петера, ожидая, что вот-вот случится нечто плохое.
Но всё было нормально. Обманка гудела. Петер не дёргался, не вопил, дышал спокойно и терпеливо. Поглядывал сквозь глазные прорези на Ката. Блестящая сталь маски отражала сидевших за столом людей – виднелись лица, превращённые выпуклой зеркальной поверхностью в кувшинные рыла. Стояла сосредоточенная тишина: всех полностью захватило наблюдение за магическим процессом.
Потом обманка щёлкнула и смолкла.
– Готово, – прокомментировал Кила. – Теперь сам н-напяливай…
Чолик с неохотой отстегнул маску от головы Петера. Тот выглядел озадаченным, но не испуганным.
– Это всё? – прошептал он Кату. – Уже закончилось?
Кат повёл подбородком. «Знать бы, – подумал он, – закончилось оно, или только начинается…»
Чолик надел маску, справился с ремнём на затылке.
Обманка снова щёлкнула.
Ватажники наперебой заорали. Кто-то свистнул.
– Оп-па! – гаркнул Кила. – Зашибись, работает!
Петер медленно встал с места и сделал шаг назад.
Другой Петер – тот, что стоял перед ним – оглядел себя и ухмыльнулся.
Ухмыльнулся подобострастно и глумливо, знакомой усмешкой Чолика, особенно гнусно смотревшейся на бледной мальчишеской физиономии.
Обманка и впрямь сработала как надо: полностью скрылась сама и поменяла облик того, кто её надел. Перед Катом стояли два совершенно одинаковых худощавых паренька пятнадцати лет в совершенно одинаковых куртках и штанах, на которых виднелись совершенно одинаковые пятна.
– Отче, всё ли хорошо? – спросил Чолик. – Можно снимать, или ещё как проверить?
Обманка изменила даже его голос. Не справилась только с заискивающими интонациями. Ну, и запах он него шёл совершенно не Петеровский: смердело водкой, тухлым потом и гнилыми зубами.
– С-сымай, – разрешил Кила. – Да вторую испытать не забудь.
Раздался щелчок. Чолик принял родное обличье, полностью соответствовавшее запаху, и снял маску. Ухмылка так и не сошла с его лица, даже стала почему-то шире.
Настоящий Петер вернулся за стол.
– Ничего себе, – сказал он дрожащим голосом. – Как в зеркало посмотрелся…
Кила отхлебнул из своей четвертной бутыли – там оставалось на самом донышке.
– Ну ш-што, доволен, Дёма? – спросил он. Глаза у него были белёсые от водки и распускались врозь.
– Благодарствую, отче, – сказал Кат.
Кила повёл ушами и наклонился, попирая стол огромным животом.
– А крале-то помочь не надо? – спросил он громким шёпотом. – Голодная, поди, с-сидит? Ты скажи, я всё понимаю.
Кат провёл рукой по волосам.
– Благодарствую, – сказал он снова. – Ей никак не поможешь.
XVII
Человеку свойственно думать о себе. Это просто, разумно и приятно. Это помогает выжить в опасной ситуации и способствует процветанию в ситуации благополучной. Это, в конце концов, естественно: думать о себе каждый умеет с детства.
Думать о других – занятие, напротив, довольно трудоёмкое и зачастую безрадостное. Тот, кто думает о других, впустую расходует собственное время. А если он что-то для других ещё и делать начнёт, то рискует лишиться имущества, свободы или жизни. Притом, в большинстве случаев он не получит за свои деяния никакой благодарности. Наоборот: те, ради кого он старался, упрекнут, что старался слишком мало. И вскоре даже имя его забудут. Да, думать о других – неразумно, а делать что-то не для себя – верх глупости.
Но Земля ещё цела только потому, что находятся придурки, которые поступают наперекор разуму.
Лучший Атлас Вселенной
Ночь в Разрыве была холоднее всех ночей, что мог припомнить Кат. Не спасал даже плащ из ткани-самогрейки: стужа просовывала ледяные щупальца за воротник, забиралась снизу под полы, втягивалась в рукава.
Но Петер донимал Ката куда сильнее стужи.
– Видишь, – бубнил он, плетясь позади, – тебе действительно не нужно будет никого убивать. Обманка… Обманка снимает копию только с живых. Как вы говорите – «творит парсуну»?
Он старательно произнёс на чужом языке последние два слова.
Кат сплюнул под ноги. Плевок затрещал от мороза.
– Это самое глупое из твоих требований, – луч фонаря рыскал по земле, высвечивая кусты песчаного винограда. – Мы идём грабить настоящих душегубцев. Людей, которые нас застрелят, не моргнув глазом. И ты говоришь мне никого не убивать? А если не будет другого выбора?
Петер дышал тяжело, с присвистом.
– Просто… Если кто-то умрёт, чтобы Ирма выжила, – он кашлянул, – пусть даже совсем никчёмный человек… Она сама не стала бы…
– Хватит, – сказал Кат. – Считай, тебе повезло. Обманка не работает с трупами. Всё.
Пневма толкала и толкала вперёд, и не было никаких признаков, что они приближаются к точке перехода. Плащ, казалось, вовсе утратил способность греть.
– А ты можешь пообещать, что не станешь никого убивать, если…
– Тебе повезло дважды, – перебил Кат, повысив голос, – поскольку полмесяца назад я принёс с Кармела для Килы вот эту игрушку. Ей можно завалить человека насмерть, а можно только оглушить. Нам нужен, стало быть, второй вариант.
– Я имею в виду – потом, – робко сказал Петер. – Ну, после того, как мы снимем копии…
– Трижды! – Кат развернулся и ткнул пальцем в грудь Петеру. – Трижды тебе повезло. Потому что я оказался таким олухом, что согласился помочь. Сейчас советую помолчать, потому что ты меня достал до кишок. Ещё одно слово – и я, клянусь духом, отдам тебе эту палицу вместе с масками. И ты попрёшься туда в одиночку. Духом клянусь!