– Да.
– По какой причине?
– Из эгоизма.
Взглянув на разделявшую их решетку, ксендз прикрыл ладонью рот и тихо откашлялся.
– Говори.
Адам вынул из кармана листок и развернул его перед глазами.
– Не желая путать очередность, я записал грехи по заветам.
– Записал, чтобы воспользоваться самой легкой дорогой, – вздохнул исповедник. – Впрочем, она твоя.
Адам ощутил на лице жар стыда. Прикусив губу, он решил не затягивать неприятный момент.
– Имею перед собой иного бога. Идею. У меня этап продвижения к концепции безличностного бытия мира. Вижу, скоро стану последователем новой идеи, которая приведет меня в лагерь приверженцев борьбы с креационизмом. Она станет для меня новым богом.
– Когда это случится?
– Вижу снег. Будет зима. Думаю, следующая.
– Что тогда будешь чувствовать?
– Удовлетворение, поскольку нашел смысл жизни. Избавлюсь от осознания, что все окружающее предопределено от начала до конца.
– Раскаиваешься в своих мыслях?
– Не сейчас. В далеком будущем – буду. Вижу себя стариком, сожалеющим, что пошел этой дорогой.
Адам передвинул в ладонях бумажку и прищурился. Из-за тусклого освещения буковки можно было разглядеть с трудом.
– Упоминаю каждый день и стану упоминать имя Господне всуе. Даже когда перестану в Него верить.
– О да. Без передышки, – подтвердил исповедник. – Не задерживайся на этом. Рассказывай дальше.
– В святой день по-настоящему никогда не праздную. И не стану.
– Так, – поторопил исповедник.
Адам понимал почему. Главное знал с первой минуты.
– С матерью и отцом. Ксендз, видите…
– Нет желания – скажи, что уходишь. Не за тем встал на колени, чтобы я трудился за тебя. Поведай, что учинишь. Иначе исповедь не зачтется.
Голос исповедника был твердым, уверенным, он словно пригнул Адама до земли. Не нашлось у него силы противиться.
– Они заболеют, а я не стану им помогать.
– Как это получится?
– Я буду отговариваться неотложными обстоятельствами. Заграничными командировками и отсутствием денег.
– А их будет не хватать?
– Нет.
– Что они на это?
– Надеются сейчас, что мои мысли изменятся. На мое понимание… любовь к ним.
– И как?
Адам замолчал. Он узрел собственное самодовольство, осознал, что серьезно к той проблеме в будущем и не приготовился. Увидел, как не отвечает на их телефонные звонки. А когда ему позвонит женщина из социальной службы, устроит ей скандал. Назовет ее лентяйкой, охотницей за халявными деньгами. Увидел, как прервет разговор.
– Мать меня простила, отец – нет. И никогда этого не сделает.
– Станешь ли ты с этим бороться?
Адам почувствовал огромную печаль, ощутил болезненные угрызения совести.
– Сейчас намерен, и очень серьезно… Однако знаю, ничего не получится. Вижу, мои мысли тогда станут иными.
– В первый раз чувствую твое раскаяние. Перейди далее.
Поскольку буквы исчезали за сгибом бумаги, Адам повернул лист, придержал его другой рукой.
– К счастью, никого убивать не стану. Лично.
– Гордыней грешишь, – тотчас отметил исповедник. – Только этого и не делал, а чувствуешь себя словно получил отпущение. Уверен в своем праве?
– Грешу и сожалею, – покорно сказал он. – Отказ от совершения зла не делает меня лучше. Только деяния добра.
Он произносил эти слова лишь для проповедника, осознавая свое неверие в них. А тот, Адам ведал, все прекрасно понимает.
– Ну… дальше?
– Буду убивать… не своими руками.
– Как?
– Обожаю мясо и кушанья из него. Для моего удовольствия в течение ближайших двух лет зарежут множество животных.
– Отречешься от такого миропонимания?
– Уже отрекаюсь… – поспешно сказал Адам.
– На сколько?
Он прикрыл глаза. Увидел себя на корпоративном приеме в роскошном ресторане. Были там его шеф из института и приглашенный французский гость.
– На две недели, – тихо сказал он.
Ксендз кивнул. Адам знал, что исповедник видит это событие и заметил еще одну сидящую за столиком особу. Значит, он поступил очень хорошо, записав грехи на бумаге. Иначе не смог бы дойти до конца исповеди.
– Далее, – шепнул исповедник.
– Не прелюбодействуй… увы, я это совершу.
– Женат?
– Да.
– Как это будет?
Исповедник придвинул голову к решетке, и Адам отметил, что тот продолжает говорить тихо.
– Не сразу, – уточнил он. – Меня будет грызть совесть. Да только недолго… она перестанет. Соблазню женщину, которая придет на деловую встречу вместе с моим заграничным гостем.
– Зачем это сделаешь?
– От вожделения и из тщеславия.
– Тебе хватит силы воли отказаться от этого?
– Сейчас она есть. И будет у меня еще несколько недель. Потом произойдет нечто, и я передумаю.
– А именно?
– Я почувствую, что, если ее не получу, моя жизнь потеряет смысл. Это будет сильное желание, противиться ему я не смогу.
– Будет в этом настоящее чувство?
– Нет, не вижу его.
– А что с ее мужем?
– Я нанесу ему обиду, но жалеть не стану. Я сделал так однажды в прошлом, и…
Исповедник поддался гневу.
– Прошлого нет! Прошлое – это ушедшее будущее! Время, которое ничему не учит, поскольку в нем ничего нельзя изменить. Только люди ленивого ума любят себя в событиях, уже не существующих… Они не повлияют на их судьбы. Воспоминания – это бегство от будущих событий.
Он устроился на сиденье поудобнее. Отодвинулся от решетки, чтобы поправить воротничок, потом опять приблизил лицо к окошку.
– Сын мой, Христос сначала показал, что будущее существует, а потом дал людям возможность смотреть в него, подобно Ему. Не для того, чтобы ты оборачивался назад. На нашу жизнь влияют только будущие поступки, которых еще нет. Только уготовленные для нас. Как твой грех.
Подсознательно Адам этого слышать не хотел. Крики птиц с площади перед костелом значили для него больше слов ксендза. А тот продолжал вещать:
– Минувшие события мертвы. Прошлое исполнено низости, поскольку оно не вернется. Никогда оно не принесет тебе того, что можно пережить. Не поставит тебя перед выбором души. Безвозвратное прошлое является пустыней. В нем ты уже не испытаешь свою волю на поступке, который предстоит совершить. Человек является самим собой только по отношению к будущему. Только в будущем есть его человечность.
Он замолчал, чтобы отдышаться. Адам подумал о том, что его слышно далеко за пределами исповедальни, а интонации голоса наверняка уловили ожидающие своей очереди.
– Будешь ли ты когда-нибудь жалеть о своем поступке? С той женщиной…
– Вижу, что нет. Стану только беспокоиться…
– По какому поводу?
– Я обманул ее мужа. Буду бояться его мести.
Неосознанное ощущение заставило его ненадолго прервать исповедь. Желая его описать, Адам попытался подобрать необходимые слова, но ксендз не дал ему такой возможности.
– Все-таки постарайся не допустить такого греха.
Адам подумал, что очень этого хочет. Быть уже в грядущем и свободным от вины. В этот момент он чувствовал тень отвращения к будущему себе, но знал: с течением времени оно исчезнет.
– Сегодня, вскоре после выхода с исповеди, позвонит ее муж Фердинанд, мой будущий партнер, и подтвердит время нашей встречи, на которой я с ней познакомлюсь. Он сообщит, что будет один, но это неправда. Когда он позвонит, я не отвечу. Дел с ним вести не собираюсь.
Исповедник одобрительно кивнул.
– Посмотри, как будет, если не познакомишься с этим человеком, и скажи мне, какой станет твоя жизнь.
Адам напрягся так, что заболела голова.
– Останусь с женой. Только ненадолго. Она от меня уйдет…
– Почему?
– Познакомится с кем-то иным.
– И поэтому допустишь ее уход?
Он узрел, как разводится. Зал суда, адвокатов, молодую секретаршу, ведущую протокол процесса. Он заметил, что исповедник тоже это видит.
– Возможно, но я еще в том направлении не думал.
– Хорошо… – Ксендз снова вздохнул. – Идем дальше.
– Двигаясь по моему жизненному пути, я завладею принадлежащими Фердинанду документами. Они принесут мне славу и деньги. Она поможет мне их присвоить.
– Ты хотел отказаться от встречи и не знакомиться с ней. Тогда не совершишь грехов, в которых сейчас признаешься, – напомнил исповедник.
– Мои желания искренни. Ничего не скрываю.
Немного подумав, исповедник кивнул.
– Хорошо. Говори дальше.
– Через два года она сообщит мне, что беременна… что стану отцом. Я предложу ей сделать аборт. Пожелаю взять на себя расходы. Однако она не согласится, поскольку захочет свадьбы и создания семьи.
– Твои действия?
– Стану ее убеждать, что еще к этому не готов.
– И что видишь?
Адам увидел ее слезы и злость. Некий внутренний голос издал в его голове почти невыносимый крик, слышимый только ему, ее крик.
– Вижу, она протестует…
– Это разбудит твою совесть?
Он поджал губы.
– Сейчас я слышу ее… но тогда она не проснется.
– Скажи, что сделаешь. Узнай это. – Исповедник был тверд.
– Откажу ей… не испытывая угрызений совести.
– Сожалеешь о том сейчас?
– Да. Искренне и глубоко.
Исповедник кивнул.
– Что еще совершишь?
– Женюсь на ней.
Адам забыл о бумажке и посмотрел в будущее. Увидел тот разговор, важнейший в его жизни, и полученный ультиматум.
– Она окажется сильна и безжалостна, – сообщил он. – Сильнее меня. Выберет шантаж. Пригрозит, что сообщит о моей краже. Выхода у меня не останется. Я соглашусь на женитьбу и… та исповедь… вынужденная… только это будет через два года, не теперь… не теперь.
Он почувствовал усталость.
Наступила тишина. Немного погодя ксендз взглянул на Адама. Тот опустил голову и посмотрел на бумажку. Остальная ее часть была пуста.
– Нет у меня сил открывать дальше свои грехи. Очень жалею о тех, которые совершу. Отрекаюсь и отбрасываю их. Отдаюсь на Божью справедливость, пусть Он снимет с меня вину, поскольку я сейчас так поступать не намерен.