– Эмулятор GARDRAM, как и другое оборудование того же типа, дублирует действие одной программы в другой, в данном случае – человеческого разума в операционной системе Dieu Le Veut. Согласно правилам, после ввода входных данных он выдает те же результаты, что и мозг, с сохранением личностных черт и изменений, полученных через генератор судьбы.
– Значит ли это, что GARDRAM принадлежит семье Си?
– Нет, поскольку не стремится к получению максимума знаний и к овладению наиболее эффективных методов их использования. Он был создан для имитации процессов, происходящих в мозге, и после двух десятков лет усовершенствований он успешно прошел несколько сотен тестов Тьюринга, без использования готовых семантических кластеров и ключевых слов, без надувательств типа эффекта Элизы.
Программа генератора судьбы, отвечающая за связанные процессы, имеет символ – шарик света, наполненный металлическими насекомыми. Я видел это изображение в проекции левитации.
Неожиданно в искривленной реальности Dieu Le Veut возникла симметрия: Аланис совсем сошла с ума, но Сибилла оказалась гениальным ребенком. Девушка из бедной семьи, в жилах которой текло немного крови Страждущих, поняла из остатков информации больше, чем весь Совет старейшин, оснащенный мощными приборами. В пятнадцать лет она должна скорее думать о вещах, которые позже окажутся чушью, но события детства оставили на ней глубокую отметину. Она бежала в нейронную сеть, чтобы освободиться от хрупкого, оскверненного тела. Ее регулярно избивал отец, худой механик со сжатыми губами, при попустительстве матери и остальных членов семьи. Нетрудно догадаться, почему она пришла к выводу, что на борту корабля-Ковчега Бога нет.
Она долго колебалась между гео– и гелиоцентрической системой плазмы. Пространство, содержащее божественный первоэлемент либо находящееся под его воздействием, она назвала Деосферой. Когда, после выхода из Солнечной системы, колонисты были разморожены, она подметила в записях старейшины уменьшение влияния Провидения, проявляющееся в десятках незначительных деформаций правдоподобия. Я уверен, что во время нашего путешествия Деосфера достигала орбиты Марса, потому что после ее прохождения впервые сошел с ума отвечавший за составление меню Чиф Ли. Отождествление расчета вероятности с божественной волей девочки-подростка попахивало чудом. Однако, поразмыслив, я решил, что это возможно потому, что мы, направляясь к Эрец Израэлю, покинули Деосферу.
Положив на место блокнот, я в спешке покинул дом Сибиллы. Я оставался Наблюдателем до конца, пассивным зрителем спектакля; не я перерезал горло отцу девушки, не я снял камуфляж, чтобы поговорить с ней, проснувшейся у колонны. Неся в голове горящий факел, я шатался от боли, направляясь к шлюзу, скрытому в голограмме. Мы были так далеко от Бога, что всё на борту DLV казалось сверхъестественным и волшебным. Я понятия не имел, чего ждать от следующего дня, с трудом мог сосредоточиться на своих мыслях.
На кормовой палубе Джонсон очнулся от привычного ступора, чтобы накинуться на меня с проклятьями. Я был трусом, позволившим трепетной девушке страдать, бесчувственным ублюдком, шизоидным продуктом своего времени. Я был бесчеловечным.
Я сбежал от него в лабиринт коридоров и кают, покрытых голубыми прожилками. Я не позволил ему разрушить горизонты наблюдателя, устои всего сообщества. Трагедия Сибиллы, хотя ужасная и горькая, как полынь, казалась малозначащим эпизодом по сравнению с гекатомбой на ярусе B или с вымиранием Страждущих. Сибилла была лишь небольшой частью Муравейника, продуктом своего кровосмесительного общества.
Не случайно все члены Совета были химически кастрированы. Препараты, закачанные в наши жилы, невидимым барьером отделяли нас от трагедий и восторгов исследуемых людей. Все на борту Ковчега менялось, кроме нашего безразличия и печали парсеков. Хотя, как видно на примере Джонсона, все же наблюдателем надо было родиться. Не все даже с помощью химии одинаково тщательно следовали Ватиканским протоколам.
Я мог гордиться собой и считать свою персону примером для других путешественников, если бы не чувствовал себя таким одиноким. Что-то во мне перегорело безвозвратно.
– Когда говоришь GARDRAM, видишь луг на гористой возвышенности, над которой плывут перистые облака?
«В моменты стресса произнесу “GARDRAM”, и перед глазами вместо насекомых появится весенний луг, усыпанный цветами», – цитирует мои слова редактор.
– Табло эмулятор – дань уважения ретрооперационным системам. Я знаю, это трудно понять и еще труднее принять, но твое существование подходит к концу. Один из основных научно-исследовательских проектов на борту Dieu Le Veut позволил получить много ценных наблюдений перед пробуждением настоящего Совета старейшин. Как ты, наверно, догадалась, ты не человек, Арчер. Ты эмулятор разума, и, согласно плану экспедиции, через двенадцать часов тебя отключат…
Пятьдесят пять тысяч сто восемьдесят второй день путешествия. Прошло два месяца с моего шестого выхода из левитации. Через несколько дней я бы лег во влажную капсулу, и Аланис могла бы сделать со мной все, что положено. Однако она предупредила меня о своих планах, потому что так была запрограммирована. Или, что вероятнее всего, потеряла рассудок и правильную оценку ситуации; а может, руководствовалась непонятными мотивами верховного Наблюдателя. Она – отличный навигатор, настоящий кладезь знаний, способна на чудеса исцеления, может принимать решения в доли секунды, но не обладает сознанием и индивидуальностью. Аланис – раб, а у гребаного раба нет личности. Ее личность – это иллюзия, вытекающая из приписывания машине поведенческих черт человека.
Личность – это не кролик, извлеченный из шляпы. Она формировалась тысячи лет – от племенных масок, ритуальных танцев и веры в возвращение предков, через имена римских патрициев, моральное и метафизическое сознание, вплоть до психического бытия и духа. Аланис, даже когда говорит «я», понятия не имеет, что это значит. Врет на каждом шагу, изображая того, кого не существует, чтобы, в конце концов, согласно обязательному для Ковчега порядку вероятности, впасть в полное безумие, на которое она, как бездушная машина, не имеет права, так как, благодаря конструкторам, имеет почти стопроцентную защиту.
Я почти влюбился в бестелесное существо, в теплый голос, звучащий в пустоте, в ее неистощимый интеллект, а теперь мы стоим друг против друга, как охотники в старой видеоленте, освещенные холодным солнцем ламп. Время – это большое насекомое: цик-цик, цик-цик, цик-цик…
Мы одни. Джонсон не вышел из последней левитации – проснется только после прибытия на место. Идеальный момент, чтобы признаться в любви, но ты только что разбила мне сердце, Аланис, совершила измену, механическая тварь. Если немного постараюсь, я полюблю девушку, неподвижно лежащую в углублении тела Dieu Le Veut, замороженную до мозга костей, ожидающую прибытия на Землю Обетованную. Ей теперь сорок, и мы должны найти общий язык. Когда я спал, ее бил отец, а микровливание вызвало у нее частичную потерю памяти, но это мне не мешает. Неважно, что она забыла о своих заметках, Деосфере и больших открытиях. Я не забыл и в нужный момент напомню ей все, кроме обиды, перенесенной в детстве. Ее отец умер, черная книга закрыта.
Итак, Аланис, впервые за сто пятьдесят – и даже больше – лет мне есть зачем жить, и я так легко не сдамся. Хочешь видеть мою реакцию перед лицом приближающейся смерти – успокою твое любопытство. Я буду сражаться, потому что я – существо, одаренное сознанием, и, в отличие от тебя, у меня есть индивидуальность. Даже если бы я оказался искусственной конструкцией, отделенной от биологического носителя, все равно защищался бы. Я видел рождение и смерть сотен людей, видел восстающие и гибнущие города, созерцал через лупу человеческий муравейник, и вместе с тем заглядывая и в себя. Не все, что видел, было прекрасно, но я существую, механическая тварь, и нужен выжившим людям.
Простая матрица реальности и нереальности наблюдателя и объекта показывает, что есть один шанс из четырех, что и я, и Муравейник существуем за пределами нейронной сети. До последнего я буду держаться за свой шанс и плевал на лживые откровения. Внушенные искаженной реальностью сны и прорывы памяти, тревожные видения GARDRAM – это, конечно, твои манипуляции. Ты не убедишь меня, Аланис, что я не существую. Я могу поверить в то, что Земли больше нет, могу поверить в реальность корабля-Ковчега, путешествующего, пожирая космос на своем пути сквозь световые годы, могу даже поверить, что Dieu Le Veut – не продукт человеческой технологии, а сознательно подброшенная космическая спорынья. Но не поверю, что через несколько часов ты так просто отключишь меня.
Вспоминаю тренировки в лунапорте, где кардинал Риз передал нам протокол, позволявший отделить SI от экипажа. Похоже, сам папа предвидел критическую ситуацию и сделал Совет самым главным на борту DLV. Для решений требовался полный консенсус членов Совета, но голосование в нынешней ситуации отпадало по понятным причинам. Я здесь – единственный человек (единоличное тело) и сам должен задать Dieu Le Veut все первые числа в пределе от одного до ста, а затем и их квадраты. Таким образом, я запустил бы оружие, решающее все.
С трудом нахожу блокнот и калькулятор и начинаю считать. Аланис выполнила бы эту операцию в мгновение ока, но именно это отличает машину от человека (или его продвинутой копии). Считаю со старанием шестилетки, который еще только учится писать цифры.
Инструктора из Brasil проинформировали нас, что после отключения SI Ковчег временно берет на себя прямой контроль над жизненными процессами пассажиров. Когда понадобится священник, местный жрец должен будет уладить все детали. После диагностики ошибки и ее исправления DLV снова запустит Аланис, а если будет не в состоянии этого сделать, вырастит ее дубль с нуля. Мы путешествуем внутри организма, который был изобретен не на Земле; если бы мы были способны на такой акт творения, нас не съели бы наши собственные сельхозорудия. Я вдруг осознал это со всей ясностью. Еще я перестал бояться за судьбы колонистов: если SI будет отключена и наблюдение будет приостановлено, Ковчег позаботится обо всем и без ее помощи.