ным Диего, могут в определенных ситуациях значительно приблизиться к образу короля любовников или одной из его избранниц. И хотя сутью биотрансформации по-прежнему остается сравнительно высокая видимость изменений (не нарушающая целостности трансформируемого человека), но на Земле отвергли в их контексте вхождение человека на последнюю прямую к бессмертию. Впрочем, может, и правильно.
Однако в виртуальной реальности Арконы трансформации невозможны. Эмулирование животного, зверя, являющегося прямым воплощением Святовита, в его приверженца, было бы не чем иным, как его жалкой заменой, цифровой пустышкой. Святовит, согласившись на существование таких кукол, унизил бы себя. И потратил бы огромный объем биооперативной памяти Белоголового Орла. Люди в Арконе не превращаются в зверей. Вот так.
Вот почему Руссту знал, что умрет. И что заслужил это. Вообще-то все язычники заслужили это. За то, что сделали с гладиаторами.
Эти двое быстро приближались. Крестоносец в латах поднял бердыш, низкий исчез где-то у него за спиной.
Святовит?
Что-то хрустнуло позади крестоносца, захлюпало. Когда латник глянул через плечо, из-за спины выскочила небольшая собачка. Она повисла у него на шее, и ее удалось оторвать только с набитым ртом. Минутой позже оба нападавших истекали кровью, утонув в бурой луже.
Руссту и дворняга подождали, пока гладиаторы умрут.
Бабик повернулся к собаке.
– Спасибо, профессор, – сказал он.
Профессор Ян Хмелевский подбежал, махая хвостом. Когда-то он был учителем Бабика, а с самого начала Экспедиции – арконский отшельник. Жил в пуще, редко попадая в крепость.
Теперь у него из пасти текла розовая слюна. Он дружелюбно затявкал, подняв промокшую голову, требуя ласки. Смущенный Руссту машинально оглянулся и потрепал дворнягу под мордой. Профессор Хмелевский в ответ лизнул ему руку.
Они направились к узлу.
Бальбина извлекла из тьмы и положила перед Волком тщательно сложенную одежду. Он сразу узнал темно-зеленые брюки и рубашку, в которых принял постриг. Волк быстро оделся, несмотря на шоковое состояние.
При этом лихорадочно рассуждал. Эта девчонка играла Волком, видимо, много о нем знала. Издевалась над постригом и над Святовитом; они издевались вместе с чужаком. Волк должен держать ухо востро, ведь именно чужак, а не Гонзо/Люцифер являлся главной угрозой.
Его раздражало нарастающее беспокойство. Горели обгрызенные культи пальцев. А как же люди в Арконе? Сколько осталось в живых? Думая о своих близких, Волк снова искал в себе зверя.
Напрасно. Персональ – в режиме ожидания, неактивный интрофейс.
Святовит? Ты там?
Он чувствовал опустошение.
Сел, всеми покинутый. Еще раз глянул на девочку в красной пижаме. На плюшевого тигра. На лесистые холмы вокруг. Подумал, что лучше с этим покончить.
– Язычники, – сказал он.
– Мы их высвобождаем, – ответила Бальбина.
Он почувствовал, как кровь прилила к лицу.
– Вы убиваете.
– Высвобождаем. – Она посмотрела ему в глаза своим внимательным и безжизненным взглядом. – Ты чувствуешь себя мертвым?
Да, он чувствовал. И в то же время чувствовал себя живым, как никогда раньше. Он боялся этого и не понимал. Наверно, это шок после ломбины. Спящий космический режим jet lag.
– Это ты убивал, – сказала она равнодушно.
Он колебался. Не понимал, о чем она.
– Гладиаторы, – объяснила она.
Он все еще надеялся, что от них нужно было защищаться.
– Нас натравили друг на друга.
– Нет. В Аркону их впустил Перун, честно сообщив о последствиях.
Неудивительно, что этого хотели, подумал Волк. Сотня заключенных, не вписавшихся благодаря своим особенностям, выкупленных с их согласия славатаром из частных азиатских штрафных лагерей. Они приняли участие в Экспедиции как биооперативное расширение памяти Орла, доступной и управляющему ей Перуну. И в качестве гладиаторов для тренировок язычников во время полета в сеттингах войны.
Как это произошло? Когда все зашло так далеко? Договоры о выкупе были быстро пересмотрены, славатары делали заключенным заведомо неприемлемые предложения. Гладиаторы поняли, что их пробудят не только для честных поединков, согласно конвенциям, регулирующим функционирование виртуалов. Все больше сценариев нарушали принцип ненанесения травм: незаконная охота, незаконные фильтры, незаконная боль. Святовит молчал, Плачущий Лис закрывал свои слезящиеся глазки. А Гонзо/Люцифер творчески преобразовывал все в очередное, еще более кровавое шоу.
Бальбина могла лгать об участии Перуна, Волк не знал, правда ли это.
– Там, в цитадели, – сказал он, – я взломал алгоритмы Арконы.
– Потому что он тебе это позволил. Его расположило то, что ты вообще хотел их сломать.
– Святовит?
Она молчала.
– Перун?
Молчала. Но он не дал себя спровоцировать. Она положила руку на спину тигра. Все это было невыносимо.
– Э, Люцифер! – крикнул Волк. – Возьми меня в Белый Орлан…
Едва заметное шипение, во время которого Номад-Кочевник перезагрузил биоранж в исходные формы корабля.
Они сидели на полу в клетке, в стрельчатой рубке Орла, находящейся рядом с клювом колосса длиной в полкилометра. Очевидная трата драгоценного места: пустое пространство было высотой в добрых двадцать метров, спроектировано вдали от интегральных систем Белоголового Орлана так, чтобы служить строительными блоками биоранжи. А Орлан жил. Периодически вибрировал, скрипя где-то в глубине узких, бесконечных коридоров, пах смазкой, металлом и приключениями. И делился с ними той картиной, что была перед ним. Одна из двадцатиметровых стен давала изображение кормы: холодная синева огромного диска освещала стальной полумрак, похожий на окно интерьера. Огромный лазурный шар висел перед ними, с тремя маленькими фигурами, все еще сидящими на мягкой полимерной решетке. Великий Нептун молча приветствовал их.
«Боже правый, – подумал Волк, – как это красиво!»
Обомлев от величия голубого колосса, не мог оторвать от него глаз. И вдруг чуть не упал в обморок от ужаса. Понадобилось добрых десять секунд, чтобы понять, что он богохульствует. Богохульство это было настолько отвратительно, что Волк мгновенно приготовился к смерти по воле Святовита…
А теперь расскажу вам, как десять земных лет назад Святовит проснулся. Он допустил один промах, свидетелем чему стал тогда одиннадцатилетний Руссту Бабик. Тот момент остался с Руссту навсегда, несмотря на последующие усилия Ворона и искреннее раскаяние самого Святовита.
Последний вагон метро затрясся. На минуту погас свет, состав резко затормозил. Когда освещение снова включилось, они услышали крик. Нарастающий рев шел из первого вагона. Он быстро распространялся дальше, десятки людей в остальных вагонах орали благим матом.
После того как пассажиры начали кричать и в их вагоне, мать прижала Руссту к себе, потом встала на колени и закрыла ему лицо рукой. Затем ее голова взорвалась на десятки мокрых кусочков, и маленький Руссту, покрытый теплым желе, заорал как резаный. Орал, закрыв глаза, словно хотел выбросить из себя легкие, кричал достаточно долго, пока не понял, что не слышит ничего, кроме своего, уже охрипшего голоса. Потом осторожно открыл один глаз. Окровавленное тело матери лежало между его ногами и осколками стекол вагона. Когда открыл второй глаз, заорал снова. И кричал так еще четверть часа, пока его выносил полицейский, которого тошнило. Лишь в одном, последнем отделении вагона находилось семьдесят шесть обезглавленных тел. В их числе – вся семья маленького Руссту из четырех человек.
Так выглядел момент пробуждения Святовита. Языческий бог проснулся, чтобы через две хаотичные и нервные секунды наконец-то биоматериализоваться и в течение следующей минуты вписаться в геном пятисот тщательно отобранных славян. В том числе и Русста Бабика. К сожалению, Святовит, как и большинство особенностей Второго Пробуждения, был во время биоматериализации небрежен. Жертв было гораздо больше, чем три сотни пассажиров метро линии Прушков – Воломин.
Говорят, все началось с Первого Пробуждения, менее чем за три года до этого.
Екатерина была полубожественно умна, довольно забавна и утверждала, что чувствует себя русской, несмотря на то что любила зависать в более обширных африканских областях сети. Долго не хотели в нее верить. Следили, преследовали, проверяли в течение многих месяцев. Дали отбой началу сетевой холодной войны. А когда наконец поверили друг другу – признали, что имеют дело с самым настоящим автономным искусственным интеллектом.
Тогда Екатерина и отожгла номер. Организовала инвестиционно-исследовательскую группу, назвала ее «Колхоз», при ее поддержке устроила нанолюцию. Затем передала технологию наноправительствам государств из G12 («Большой дюжины»), истребила главных персонажей «Колхоза» и исчезла навсегда.
Тем, кто при появления Екатерины стал заикаться о конце света, после ее исчезновения и взрыва нано не хватало размаха. Потребовалось полгода, чтобы активная комбинация глупости, безответственности и умилительно человечной амбиции дала свои первые плоды.
Барселона, Сиэтл, Франкфурт и несколько других мегаполисов превратились в пульсирующие аритмичные металлогубчатые флопы разной степени консистенции. Через год Черное море высохло. Через неделю в его центре выросло маленькое оливковое дерево, корень которого за сутки разросся по всей территории бывшей акватории. Парижское метро залило розовое мерзко пахнущее вещество. Кто-то возродил закрытые много лет назад силезские шахты, и те начали жить собственной подземной жизнью. Хватило нескольких указивок сверху, чтобы большие фрагменты Китайской Народной Республики переформатировались в полужидкие, плотоядные структуры, совсем не пригодные для возделывания риса.
Говорят, что нанолюция также оказалась семантической: понятия войны, кризиса и трагедии подверглись инфляции. Терроризм, экология, правота государства, технологии – постепенно пришли к общему знаменателю. Экономику уже никто не понимал, избыток скоро стал худшим из кошмаров.