Следующая сцена: бой продолжается. Язычники, обороняясь на соседней террасе, громко приветствуют маленькую дворнягу, успешно расправляющуюся с очередными нападающими.
Новая сцена: борьба в разгаре. Алла также вверху, тащит женщину без сознания и без ног, прорываясь в едком дыму верхней террасы к лестнице. Вдруг женщина очнулась, дернулась. Алла теряет равновесие, дает очередь из «калаша» и перелетает через перила. Начинает падать.
Время замедляется. Алла кричит – и все вокруг затихает. Руссту видит ее, размахивающую руками все медленнее и медленнее, секунды, превратившиеся в вечность. Бабик бросается вперед, но знает, что не успеет, он может лишь кричать, как и она, а замедление превращает их крики в хриплое кряхтенье. Алла летит, как тряпичная кукла, зная, что это конец. Летит до самого конца…
Руссту закрывает глаза.
Удар грома повергает его на колени. Удар в бедро. Потом в предплечье. Он знает, что все кончено, они не справились.
Ну, иди, сукин сын…
Святовит, ты там?
А, да. Конечно, он там…
Вдруг появляется сила. Уверенность. Мощь. Энергия. Много энергии. Тот, лежащий раненый мужчина в мгновение ока превращается в чистую энергию.
В виртуальной среде Арконы биотрансформация невозможна. Но Руссту видел, как профессор Хмелевский выходил из маленькой собаки. Он видел смерть славатара. Он видел сообщения из ломбины о том, что лечения не будет. Он видел пылающего Святовита. И сейчас лежит в эпицентре Adult-акции, предлагающей невозможное.
Сила. Мощь. Уверенность. Энергия. Да, всё это есть!
Иди, Волк. Давай, разлейся в Руссте Бабике. Заполни его, прими и возьми.
– А теперь, чувствую, позабавимся, – яростно рычит Волк своим деформированным от биотрансформации горлом во время того, как все это происходит. И мчится к онемевшим гладиаторам.
Сцена последняя: Волк Руссту Бабик, зверь в полной красе – могучий, трехметровый, с кровью под когтями, в липкой от убийств шубе – мчится по пылающей крыше цитадели. Тяжелое небо висит прямо над ним, сечет молниями направо и налево. Волку кажется, что он мчит по аллее из молний. Вот он уже на краю крыши. Перед ним горит статуя Святовита. И поглощающий его чужак: гигантская пасть, полная десятков острых, как катана, подвижных зубов.
Славя имя своего бога истерическим немелодичным ревом, Волк прыгает внутрь этого убийцы.
Плюшевый тигр остановился прямо возле сидящего у стены Руссту Бабика. Бальбина осталась у трупа Перуна за поворотом коридора. В бледном сиянии флегматично мерцающих ламп Белого Орла этот маленький хищник впервые показался Руссту ужасным. Может, из-за густой, ароматной крови бога, капающей с его милой мордочки.
– Ты – Номад… – начал Руссту.
Когда тигр покачал головкой, из него что-то вытекло. Как при выжимании.
Волк боялся, что набросится на плюшевый аватар Номада. Что нападет на чужую особенность. Но этого не случилось.
Пустота.
Он по-прежнему чувствовал себя таким ужасно пустым…
И снова к нему возвращалось имя (всего два слова!), осознанное там, в орлиной комнате биоранжа. Как вообще он мог до этого додуматься? Каким чудом он это озвучил? Так говорила его мать. Та, первая.
Они молчали, и только Белоголовый Орлан в отдалении машинально бормотал себе под нос песенку. Руссту пришлось отдернуть ногу, алая лужа под тигром быстро увеличивалась.
– Волк, – наконец позвала его Бальбина. Редкие светильники отбрасывали на ее лицо тени, делая похожей на скелет. – Тебя зовут Руссту Бабик. Ученик профессора Хмелевского.
Руссту воспринял это как ободрение. Покачал головой. Взглянул на тело Перуна. Еще раз подумал о том, что произошло в Арконе. О том, что произошло здесь, на корабле. И что не произошло, хотя и должно было.
Все складывалось в одно целое. При одном условии.
Он тяжело вздохнул.
– Скажите мне, – начал Руссту, – Святовит еще существует?
– Почему не употребил слово «жив»? – спросила она.
– Потому что… – Он не знал, что ответить. Она удивила его. Они удивили, поправил сам себя. Тигр все еще пялился на него.
– Ты его уже не чувствуешь, правда?
Он молчал. Попытался отразить взгляд Номада, Кочевника.
– И как тебе с этим?
Он молчал.
– Святовит все еще существует, – сказала она, и Руссту вздрогнул. Посмотрел на Бальбину, не сдержался. – Ты хорошо себя чувствуешь. Его уже нет в тебе. Его уже нет ни в одном из вас.
У Руссту кружилась голова. Столько вопросов! Он отлепил мокрую от пота рубашку от теплой, вибрирующей стены.
– Что Номад с ним сделал? Обошелся как с Перуном?
– Перун… – Она взглянула на великого покойника. – Номад сначала думал, что Перун – всего лишь аномалия. Подсистема с ограниченным сознанием, страдающая от мании величия, которая… – Она колебалась, а Руссту задумался: а не о себе ли она? – Который сильно разозлился, поняв, что через сотни лет он оказался символом этого предприятия. Но Перун – это больше, чем бесполезная подсистема. Это продолжение Святовита. Скорее даже сам Святовит, чем его потомок. Или, может, это Святовит – почти Перун. Перун вырос из своего создателя, но постоянно превращался в животных. Перенимал его лучшие качества. И такие вот худшие, впрочем, тоже. Он так и не закончил эту ускоренную эволюцию – должен был включиться Кочевник, Номад.
– Что ты с ними сделал?
– Заблокировал, упаковал и усыпил. Пробуди их, чтобы все друг другу объяснили, когда ситуация станет для вас безопасной. Тогда они, возможно, закончат трансформацию.
– А когда ситуация станет безопасной?
– Когда станете сильнее. Видишь ли, Святовит и остальные из проснувшейся дюжины ошибочно полагали, что могут считать себя людьми. Нет, они не должны строить свою идентичность на ком-то столь слабом. И вместе с тем – таком сильном.
– Сильном?
– Да. Они оказались слишком высокомерны. И не оставили вам выбора. Забавная нелепость. Они хотели быть богами. А действовали скорее как…
«Паразиты, – подумал Бабик. – Вирусы».
– Видишь, Руссту, Номад хочет освободить вас. Чтобы вернуть вам выбор. А эта дюжина не хотела его слушать.
– А я и не удивляюсь.
Они улыбнулись друг другу. Первый раз одновременно. И первый раз честно.
– Но после Второго Пробуждения были найдены люди с тринадцатой особенностью, – сказал Руссту. Он заметил, что из тигра перестало капать. – Или даже с большими особенностями. Это был он, не так ли?
Девочка в красной пижаме кивнула головой.
– Да, он. Но он убирал за остальными. Учился удалять записи ДНК. И ошибался чаще, чем тебе кажется. Значительно чаще. Но смотрите, уже научился.
Светильник на мгновение погас, с тусклым светом вернулось также мягкое гудение. Руссту не знал, совпадение это или самовыражение Кочевника.
– Святовит отправился к Нептуну, чтобы избежать холодной войны между особенностями… – сказал Руссту.
– Какой там холодной…
– …и вместе с тем оставил на Земле свои биообразцы, чтобы заразить оставшихся.
– Правильно рассуждал. То же самое сделал Кочевник. Благодаря Хмелевскому он пронес свой фрагмент сюда, на Белоголового Орлана.
– И Номад выиграл этот поединок.
– Да, он распаковался в пленников, которых вы забрали, в биоранжировочные залы корабля. Ты сам видел, как отреагировали на это Святовит и Перун. – Они оба посмотрели на лежащее между ними тело. Утята притягивали взгляд. – Кочевник распаковался, когда понял, что Орлан нашел то, что вы здесь искали.
Бальбина удивила его. И минутой позже еще больше удивил тигр. Он снова начал слизывать кровь Перуна с пола. Руссту почувствовал, что сходит с ума.
– Значит, Святовит был прав? – спросил он. – Найдя здесь таких же, как он или Номад?
– И да и нет. Святовит плохо знал, что искать. Потому и не нашел. Те, кого искал Святовит, первыми вас нашли.
– Кто они? – Руссту от волнения чуть не подскочил с пола.
– Их можно назвать родственниками тринадцати земных качеств.
– Родители?
– Скорее отдаленная родня. Но эти аналогии так убоги, что от них мало толку. Чистая риторика.
– Чего они хотят?
– А чего могут хотеть? Чего бы ты хотел на их месте?
– Ты знаешь, о чем я спрашиваю, Бальбина.
– Номад не знает, чего они хотят. Дали о себе знать менее чем через год после Второго Пробуждения. Беря во внимание масштаб, можно сказать – мгновенно. Думаю, что известие, послание ждало на Земле уже давно. Тем более, что его мог получить только Номад. И Святовит, хоть и с ошибками, по-своему. Он знал, где искать, и больше ничего.
– А Номад? Что он мог?
Бальбина широко улыбнулась.
– На самом деле ничего. Правда, он мог сообразить, что получился контакт.
Тигр оглянулся на нее. Но Руссту больше не дал себя обмануть. Этот жест предназначался ему.
– Они на Нептуне?
– В структуре Тритона.
– Луны Нептуна.
– Да. Замерзшего приблуды, появившегося издалека и давшего Нептуну себя схватить.
– Это случилось так давно…
Она покачала головой. Руссту переваривал эту информацию.
– Номад с ними договорится? – спросил он наконец.
– Вы сделаете это вместе. Он, Святовит и Перун, ну и мы, люди.
– Мы. Люди.
– Те, кто понял послание даже лучше Святовита.
Руссту задумался.
– Астромантики, – сказал он наконец. Именно они под напористым руководством его матери с самого начала верили, что найдут в сети тех, ради кого организована Экспедиция.
– Да, – призналась Бальбина. – Встреча будет в цифранжах…
– …которые будут ходить под биооперационной памятью Тритона, – закончил Бабик.
Она покачала головой.
– Номад знает, как это сделать.
Руссту подумал о Брайет.
– Ты сказала, что они живы.
– Язычники? Да. И гладиаторы, – добавила она с ехидной улыбкой.
Руссту посмотрел на плюшевого тигра, увлеченного лужей перед ним.
– Он может дать бессмертие, – тихо сказал он, будто не хотел ему мешать.