Верес оглядывался по сторонам, ища, куда они могли деться, но «память стен» вновь перетасовала колоду. Еще минуту назад яркие, картины начали выцветать, пока совсем не исчезли.
Вместе с видениями исчез и холод.
Оперативник шумно выдохнул, адреналин бурлил в крови, а его хваленое хладнокровие куда-то исчезло.
Увиденные картины перевернули что-то внутри, дом, еще недавно казавшийся теплым и уютным, теперь давил сводами, напоминая о минувших жестоких событиях.
Но больше всего Вереса смущало странное совпадение, почему именно снежные барсы, почему именно сейчас проявилось это видение в стенах? Есть ли связь увиденного с Василисой? Не может же ее кровное родство с этим видом оборотней оказаться странным стечением обстоятельств?
И хотя этому аспекту ее биографии в деле была посвящена всего лишь пара строчек, нужную информацию Верес помнил очень хорошо.
Загадок становилось больше – а ответы пока не появились.
Несомненно, радовал тот факт, что магические записывающие линзы все это время были на оперативнике, а значит, передать запись уникального магического явления в управление он сможет. Зато не радовала перспектива заново разворачивать спутниковый терминал и выходить на незапланированный сеанс связи.
Будь эта ночь спокойной, терминал Верес до утра не включил бы точно. Но вышло как вышло, а значит, придется работать.
Аналитикам наверняка будет интересно ознакомиться с записью такого редкого явления.
Для сеанса связи уже было все готово, оставалось лишь поместить линзы в контейнер.
С радостью сняв оные, Верес с чувством протер ладонью глаза. Невероятный кайф!
Какими бы продвинутыми ни были эти артефакты, но раздражали слизистую они знатно, а спать в них – еще то удовольствие. Морально мужчина уже приготовился, что утром в копилку его несуразной внешности добавятся еще и красные от раздражения вампирские глаза. Он утешал себя лишь тем, что, едва примет в конце задания настоящий облик, весь дискомфорт уйдет вместе с прежним телом в небытие. Жаль только, этот способ действовал исключительно на мелкие раны и царапины. С переломами, пулевыми ранениями и… похмельем метод справляться отказывался.
«Кстати, о похмелье, – оставил заметочку в памяти оперативник. – Надо попробовать напоить девчонок. По пьяни бабы вообще разговорчивые, может, расскажут о чем-нибудь любопытном».
Линзы уже были помещены в контейнер, нужные команды введены, а прибор все не спешил считывать запись. Возмущенный писк терминала и выданная на экран надпись «Повреждение носителя» заставили Вереса повторять операцию снова и снова. Но ни вторая, ни третья попытки результатов не принесли.
Шел четвертый час утра, спать оперативнику уже не хотелось, зато разобраться с прибором и победить технику стало делом чести.
Сам терминал, судя по датчикам, работал как часы: уровень приема сигнала отличный, тестовая передача данных прошла успешно.
– Неужели хваленые магические линзы сбойнули?
Выражаясь отборным матом, оперативник полез в контейнер извлекать артефакт.
Достал, посмотрел – два обычных силиконовых кругляша. С первого взгляда никаких повреждений на них не было, однако, поднеся их к свету, Верес все же рассмотрел ряд мелких трещинок, которые, словно изморозь, прошли по наружной поверхности оптики.
Продвинутые технологии не вынесли встречи с древним неизученным явлением.
В теле обычного человека Верес не смог почувствовать сильнейшего возмущения магического фона во время видения, зато его ощутили на себе линзы.
Холод в помещении был не чем иным, как побочным действием «памяти стен», и если приборы в нестабильном электромагнитном поле перегорали, то артефактная оптика перемёрзла!
Верес мысленно взвыл, теперь придется писать рапорт о порче дорогостоящей магической техники. Ладно бы дешевая «игрушка» была, так нет же, секретная разработка, протестированная во всех мыслимых и немыслимых условиях. Предвкушая бюрократическую волокиту, через которую ему предстоит пройти, оперативник схватился за голову, запустив пальцы в рыжие волосы.
Хорошо хоть, терминал выключен был, а то бы и ему тоже досталось. А перспектива остаться вообще без связи Вереса не прельщала.
Закинув ставшие бесполезными линзы в контейнер, оперативник принялся составлять рапорт об увиденной «памяти стен» вручную на клавиатуре.
Графоманией он никогда не страдал, но сухо, четко и непредвзято представшие картины на официальную бумагу перенести не удавалось. То и дело хотелось дополнить это сочинение на рабочую тематику парой нелестных эпитетов, которые выразили бы его отношение к происходящему.
Протянув в неравной битве с клавиатурой еще около часа, лже-Олежка оглядел свое творение и довольно хмыкнул, теперь его рапорт был похож на официальный документ, который будет не стыдно, если что, положить на стол даже президенту.
Дело оставалось за малым: дописать пару строк, что в ходе наблюдения за малоизученным явлением пострадали дорогостоящие магические линзы и теперь, вероятнее всего, починке не подлежат. Финансисты придут в бешенство, списывая новое оборудование в утиль.
Но в данный момент Вересу было плевать, что подумают финансисты, хотелось поскорее отправить отчет и уложить слабое, неподготовленное к таким нагрузкам тело на раскладушку.
До начала рабочего дня в Шкрябинке оставалось не так много времени, к девяти утра в администрацию на разбор архивных залежей должны явиться «объекты слежения», и за оставшиеся несколько часов оперативнику надо было умудриться хотя бы чуть-чуть поспать.
На этот раз складывать терминал Верес не стал – просто оттащил прибор в угол комнаты и накрыл тентом от палатки. Даже если кто-то неожиданно войдет, внимание на тряпье в углу не обратит.
Около семи утра по местному времени должен был прийти ответ из столицы, поэтому смысла сворачивать-разворачивать прибор туда-сюда оперативник не видел. Хотя на всякий случай предусмотрительно отключил его от питания, мало ли какие еще таинственные явления могут появиться в этом доме. Сломанных линз вполне хватило для урока бережного обращения с казенной собственностью.
Через несколько минут Верес вовсю храпел на скрипучей раскладушке, сон пришел к нему на удивление быстро. Война войной, а сон и обед, как говорится, по расписанию.
Спутниковый терминал, несмотря на отсутствие внешнего питания, ожил через полтора часа, дистанционный запуск и внутренняя батарея позволяли ему совершать такие «самостоятельные» шалости.
Экран прибора выдал одну короткую фразу: «Продолжать наблюдение, в события не вмешиваться».
Глава 10
Матрена торопливо шагала по ночной неосвещенной улице. Ее движения были быстрыми и суетливыми, однако по точности чеканки шага хотелось предположить, что любому строевому солдату она дала бы фору и еще ехидно похихикала в конце, когда он не смог бы ее догнать.
Вот и я не могла. Мне хотелось отрастить два, а лучше четыре крыла, чтобы угнаться за ней. Мало того, что приходилось огибать огромные грязевые лужи, на которые старушка вообще не обращала внимания и перла по ним в резиновых ботах с целеустремленностью тарана, так еще дождь умудрялся капать мне за шиворот. Волосы уже пропитались водой подобно губке, дело оставалось за малым – чтобы вся одежда до трусов вымокла прямо на мне.
Зонт бабуся брать запретила, сказав, что в лесу от него толку все равно не будет.
Идея шуровать в лесную чащу за полночь была выдвинута Матреной, поддержана ею же и обсуждению, как всегда, не подлежала. Загадочная Оксана, как выяснилось, живет отшельницей, как и положено таинственной ведьме, в темном-темном лесу, и попасть к ней лучше всего темной-темной ночью.
Мое воображение честно нарисовало эдакую старую каргу, которая, чтобы не пугать мирный люд безобразным внешним видом, поведением и грязными делишками, ушла жить в чащу. На мои любопытствующие вопросы о том, кто такая эта Оксана, почему ночью и почему в лес, прародительница Терентьева тактично отмалчивалась, мол, сама все увидишь.
Так что увидеть я готовилась как минимум избушку на курьих ножках.
Не, ну а что? Антураж располагал.
Дождь. Грязь. Лес. Где-то ухает сова. Атмосферно.
Собственно, подойдя к лесу вслед за Матреной, ничего хорошего я не ожидала. Мало того, что я ничего не видела в кромешной темноте, так еще каждая встречная ветка норовила хлестнуть меня по лицу посильнее, чтобы жизнь медом не казалась. Хотя чем-чем, а им она и так не казалась. Разве что прошлогодней твердокаменной ириской.
– Баб Матрен, – заныла я. – Я ничего не вижу и не успеваю за вами.
– Цыц, дурында, чего в лесу орешь! Оксанку спугнешь! – вдруг раздался голос бабуси, оказавшейся прямо за моими плечами, хотя до этого она топала впереди.
У меня от неожиданности чуть сердце в пятки не упало.
– Кого-кого спугну? – пролепетала я уже гораздо тише.
– Ведьмарку нашу, – тоном, не терпящим возражений и новых вопросов, отрезала бабуля.
А мне становилось все грустнее: мало того, что Шкрябинка – еще тот сумасшедший дом, так и лес, к ней примыкающий, явно дружбой с головой не страдает.
Теперь Матрена шла позади, подталкивая мою тушку в спину и придавая ей тем самым нужное направление. Бабуся, в отличие от меня, в темноте ориентировалась прекрасно, я же грустила: толку иметь кошачьи глаза, если в темноте как кошка видеть не можешь? Вот ведь природная несправедливость.
Около десяти минут непрерывного хождения «по мукам», и мы вышли на полянку. То, что это именно полянка, в кромешной темноте видно не было, но отсутствие вокруг меня кучи злобных веток внушало оптимизм.
– Вот и пришли, – подтвердила мою догадку бабуся. – А теперь будем ждать. Она обычно не задерживается, минут через двадцать-тридцать прилетит.
– Что-что она сделает? – уронила я челюсть.
Точно к старой карге приперлись, сейчас явится такая, с помелом и в ступе.
– Прилетит. Птицы, они летают, чтобы ты знала, – умным голосом заявила старушка.