{126}. Наверняка в будущем исследователи доберутся и до глутаматных аспектов силы воли и выяснят, как именно этот нейромедиатор модулирует нашу способность держать слово и выполнять намеченные планы.
Выше мы разобрали основные системы, которые так или иначе вовлечены в регуляцию самоконтроля, и обсудили, как различные варианты генов, кодирующих разные компоненты этих систем, сказываются на их работе. Я привела не все данные, а только самые проверенные из имеющихся на сегодня. В действительности та же дофаминовая система регулируется намного более сложным образом: например, у каждого из типов рецепторов к этому нейромедиатору свои специальные функции, поэтому они работают в разных ситуациях. И сочетание разных "неправильных" версий этих рецепторов будет приводить к неодинаковым последствиям. Комбинаторика говорит нам, что возможных вариантов может быть ошеломительно много, и далеко не факт, что ученые когда-нибудь разберутся, как именно влияет на поведение каждый из них. Наконец, дофаминовые пути неодинаковы в разных отделах мозга: в стриатуме нейроны, выделяющие и воспринимающие дофамин, обслуживаются одними ферментными системами, в префронтальной коре — другими.
Ко всему прочему, на носителей разных вариантов иначе действуют даже лекарства "от головы"
Обладатели тех или иных "нестандартных" версий генов, вовлеченных в регуляцию самоконтроля, иначе отвечают на лечение препаратами, которые нацелены как раз на продукты этих генов. Например, депрессию и тревожные расстройства часто лечат так называемыми ингибиторами обратного захвата серотонина. Эти лекарства не дают нейромедиатору вернуться в синтезировавшие его клетки. Они помогают людям с нормально работающими серотониновыми транспортерами, но бесполезны или даже вредны для обладателей укороченного участка 5-HTTLPR: у них и так нейромедиатор болтается в синаптической щели слишком долго. Исследования показывают, что от трети до половины детей с двумя короткими вариантами серотонинового транспортера, которых лечат от депрессии или тревожных расстройств ингибиторами обратного захвата серотонина, никак не реагируют на терапию. При этом препараты с другим механизмом действия вполне могут им помочь{127}. Так что не стоит бросать пить "таблетки от головы", если вы не видите эффекта, — возможно, учитывая ваши генетические особенности, нужно попробовать другой препарат.
Кроме того, мы коснулись не всех систем, для которых существуют данные, что они так или иначе отвечают за силу воли. В мозгу есть еще много веществ, влияющих на то, как мы ощущаем удовольствие (например, эндогенные каннабиноиды и опиоиды) и насколько сильно возбуждаемся в ответ на стимулы (адреналин и норадреналин). У этих веществ есть рецепторы, системы, которые отвечают за их синтез и разрушение и так далее. И вся эта кухня кодируется генами, каждый из которых может существовать в нескольких вариантах.
Анализируя данные генетических тестов, важно не впадать в очень удобный грех детерминизма и не приписывать все проблемы дурному влиянию какого-то одного гена. Сложные поведенческие паттерны вроде переедания, игровой зависимости или слабоволия в целом — это всегда результат комплексного взаимодействия множества генов, которые могут усиливать, ослаблять или даже нейтрализовывать влияние друг друга. Более того, все эти многочисленные гены и их еще более многочисленные варианты могут по-разному проявлять себя и влиять на поведение в зависимости от того, как жил человек, прежде всего в детстве. Эффект даже самых "вредных" генетических вариантов может сгладиться или, наоборот, усугубиться в зависимости от условий, в которых живет человек. О том, как именно среда влияет на эффекты "генов безволия", поговорим в следующей главе.
В этой главе мы разобрались, какие именно вещества, циркулирующие в мозгу, отвечают за нашу способность сопротивляться порывам и отказываться от сиюминутных маленьких удовольствий ради глобальной цели. Главные соединения, которые определяют, насколько волевым или безвольным будет человек — это нейромедиаторы дофамин и серотонин. Оба этих вещества определяют субъективные переживания приятных ощущений (хотя и не дают их непосредственно) — а это главный мотиватор, который заставляет нас что-либо делать. Именно поэтому "поломки" в системах метаболизма дофамина и серотонина ослабляют нашу способность противостоять соблазнам: грубо говоря, они делают людей излишне чувствительными к приятному. Такие люди часто страдают от безволия и легко сваливаются во всевозможные зависимости. "Поломки" в данном случае — это "неоптимальные" варианты тех или иных генов, обеспечивающих синтез, утилизацию и циркуляцию нейромедиаторов. Причем замена даже одной "буквы" в ДНК порой радикально меняет работу всего мозга в целом, так как серотонин и дофамин — важнейшие вещества, своего рода универсальные регуляторы поведения.
Помимо серотонина и дофамина на нашу способность удерживаться от соблазнов влияют и другие вещества. Например, главный тормозной нейромедиатор ГАМК: если из-за "неоптимальных" вариантов генов его не хватает в зонах, ответственных за эмоции, человеку трудно сдерживать спонтанно возникающие порывы. "Антагонист" ГАМК глутамат, наоборот, делает нейроны гипервосприимчивыми к сигналам, и у людей с "плохими" аллелями генов, курирующих "жизнь" глутамата в мозгу, его избыток в определенных зонах приводит к импульсивности.
Некоторые "поломки" определяют не безволие вообще, а повышенный риск заполучить какую-нибудь конкретную зависимость, например, от сигарет или алкоголя. Чаще всего такие "поломки" происходят в генах, контролирующих метаболизм "целевого" вещества, то есть никотина или спирта. "Неоптимальные" генные варианты делают человека особенно восприимчивыми к ним. Хуже всего, когда такие физиологические нарушения сочетаются с общими расстройствами силы воли, спровоцированными "плохими" вариантами, скажем, генов дофаминовой системы. Люди с такой комбинацией рискуют получить тяжелую зависимость больше остальных.
Глава 5Влияние среды
Джек Юфе родился в 1933 году. Он вырос в столице островного государства Тринидад и Тобаго, городе под названием Порт-оф-Спейн. Рыжему белокожему мальчику было непросто в городке, населенном в основном выходцами из Африки, индусами и пакистанцами. "Ему приходилось постоянно доказывать, что он может постоять за себя", — рассказывает сын Джека Кеннет. В 16 лет Юфе переехал в Венесуэлу к тетке. Из всех живших в Европе родственников Джека по отцовской линии она единственная пережила холокост. Джек, конечно, был в курсе, что его папа еврей, но в полной мере осознал, что это означает, только услышав рассказы тетки о концлагере Дахау, где она провела несколько лет. Чудом избежав голодной смерти и газовой камеры, тетка уехала в Латинскую Америку и настойчиво уговаривала Джека перебраться в Израиль. В конце концов он согласился, как положено, отслужил во флоте, а после организовал маленький бизнес: ездил по Израилю на фургончике и продавал рабочим джинсы и ботинки. Постепенно дело стало приносить хорошую прибыль, Джек вернулся в Штаты, открыл в Калифорнии собственный магазин El Progreso и ходил на работу каждый день, пока ему не исполнилось 80. В 82 года Юфе умер от рака желудка. На похоронах были его шестеро детей, две жены и множество внуков.
Совершенно обычная жизненная история, если бы не одна деталь: у Джека Йуфе был однояйцевый брат-близнец. В возрасте шести месяцев, когда родители мальчиков разошлись, мать увезла Оскара Стора — так назвали брата — в Германию, где как раз набирал силу фашизм. Родственники страшно боялись, что еврейское происхождение Оскара вылезет наружу, поэтому ему строго-настрого было запрещено говорить, кто его отец. Чтобы отвести подозрения, Стор вступил в гитлерюгенд, молодежное крыло правящей фашистской партии НСДАП. После войны Оскар пошел работать на шахту, где быстро подорвал здоровье. В 1997 году его добил рак легких.
Казалось бы, совершенно непохожие судьбы, но когда в 1954 году упорный Джек приехал в Германию и разыскал брата, он обнаружил, что у Оскара точно такая же стрижка. И усы. И он совершенно так же, как Джек, носит очки в тонкой металлической оправе, причем форма очков была почти одинаковой. Совпадали даже цвет и фасон спортивных пиджаков, которые Джек и Оскар надели на встречу. "Я купил свой в Израиле, а он — в Германии, — вспоминал Йуфе. — Абсолютно одного цвета, и оба на двух пуговицах. Я сказал: «Оскар, ты носишь такую же рубашку и очки. Почему?» На что он мне ответил: «Нет, это почему ты носишь те же вещи, что и я?»"
Позже, когда братья согласились принять участие в масштабном исследовании близнецов, которое проводил Томас Бушар из Миннесотского университета, выяснилось, что у них много общего и помимо внешности. И Джек, и Оскар были несдержанны, а когда волновались, неосознанно утягивали со стола канцелярскую мелочь вроде скрепок или резинок и начинали вертеть в руках. Даже маленькие странности у братьев были одинаковыми: оба смывали воду в унитазе перед тем, как воспользоваться им, любили пугать окружающих, как можно громче чихая, и обязательно смотрели концовку книги прежде, чем приступить к чтению. Близнецы так никогда и не подружились: обоих раздражало, что брат слишком похож на него. Кроме того, Джек и Оскар все время соревновались друг с другом: Кеннет Йуфе вспоминал, что даже стекла в машине они не могли помыть без того, чтобы не помериться, кто делает это лучше.
История братьев — не единственный пример, когда однояйцевые близнецы, т. е., по сути, клоны одного человека, проживали совершенно разные жизни, оставаясь при этом очень похожими. "Но Джек и Оскар с первых месяцев находились в очень разной среде, и она, безусловно, повлияла на их жизненные стратегии", — возразит пытливый читатель. Все так, но порой для того, чтобы радикально изменить судьбу генетически идентичных людей, не нужно разделять их в младенчестве: достаточно всего одного события. Например, стрептококковой инфекции. Американец Виктор Мак-Кьюзик подцепил вредоносных бактерий в возрасте 16 лет. Врачи много месяцев не могли понять, что с мальчиком. Верный диагноз поставили специалисты Массачусетской больницы общего профиля при Медицинской школе Гарварда. Прочувствовав все особенности тогдашней медицины в буквальном смысле на себе, юный Виктор решил стать врачом. Хотя до болезни вместе с братом-близнецом Винсентом собирался поступать в школу права. "Если бы не та история со стрептококками, я, скорее всего, так бы и стал юристом", — вспоминал Виктор Мак-Кьюзик, который сегодня известен как один из отцов медицинской генетики. Он много лет изучал наследственные заболевания амишей — замкнутой религиозной общины, члены которой с XVII века вступают в браки преимущественно друг с другом. Благодаря исследованиям Мак-Кьюзика ученые осознали, что такие генетически закрытые группы — на редкость удобный и полезный объект, позволяющий изучать механизмы наследования тех или иных признаков.