— Её тайком протащили вместе с утренним хлебом, — заметил Браяр. — Не хотели, чтобы мы вставали между ней и её важностью.
Сэндри подбоченилась, гневно глядя на них:
— Хватит.
— Да, Клэйхэйм, — сказал Браяр. Он поклонился, и вернулся в свою комнату.
— Да, Клэйхэйм, — добавила Трис. Она сделала реверанс, и вернулась в свою комнату вместе с Чайм.
Сэндри посмотрела на Даджу, явно расстроенная, и раскрыла рот, но Даджа покачала головой. «Дай им успокоиться. Они всегда слушают лучше после завтрака», — подумала она, хотя и не использовала их магическую связь. Она знала, что Сэндри и без этого её поймёт.
— Ну, я знаю, что сказала бы Её Имперское Величество, — отозвался Джак. В отличие от остальных, он выглядел свежим и готовым к новому дню, опираясь на перила галереи и весело улыбаясь. — Она говорит «слово клэйхэйм — закон» каждый раз, когда имеет ввиду важность или брак одного из её слуг. Особенно когда клэйхэйм — имперской крови. Ты по утрам дышишь огнём, так ведь, Леди Сэндри? Бедолага, который на тебе женится, может быть неготовым к такому острому[6] перцу в своей постели.
Сэндри показала ему язык.
«Она уже забыла о своей недавней прибавке в важности», — сделала наблюдение Даджа.
Гудруни осела на пол, рыдая.
— Хватит, — ласково сказала ей Сэндри. — Похоже, ты не лгала — что и к лучшему, если ты будешь на меня работать. — Она посмотрела на Амброса: — Ты пошлёшь с Рави Гудруни несколько солдат, чтобы помочь ей упаковать вещи, и привести сюда детей?
Элага посмотрела на своего мужа:
— Ты сказал, что будут изменения, когда клэйхэйм вернётся домой, — заметила она, сверкая глазами. — Я вижу, что ты не шутил. Возможно, тебе следует отдать приказ о проверке катапульт — на случай, если она захочет попозже с ними попрактиковаться. — Она развернулась, и скрылась в своей комнате.
Ризу засмеялась со своего места на противоположной стороне лестничного проёма:
— Разве это будет весело? — спросила она у Даджи. — Одевайтесь. Вы и Кэйди можете отправиться кататься на лошадях вместе со мной.
Когда Даджа кивнула в знак согласия, Джак предложил:
— Я поеду.
— Но не я, — проворчал Фин. — Я — обратно в кровать.
Амброс не отрывал взгляда от Сэндри:
— Я не был её повелителем, — осторожно сказал он. — Я мог запретить ему её бить, но это всё, что я мог.
— Пожалуйста, Кузен, не сыпь мне соль на рану, — мрачно ответила Сэндри, жестом призывая Гудруни встать. — Я и так уже чувствую себя виноватой. — Обращаясь к стоявшей рядом с собой женщине, она сказала: — Ты дважды подавала прошение моей матери? — Она повела Гудруни обратно в свои покои.
Даджа вздохнула:
— А я-то надеялась спать допоздна, — сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь. — Дай мне час? — спросила она у Ризу. Та кивнула, и вернулась в свои покои, в то время как Даджа ушла одеваться. Одевшись, она заглянула к Сэндри. Её подруга стояла в своей личной гостиной, уныло глядя в открытое окно. Из спальни доносились звуки кого-то роющегося в вещах. Похоже, что новая служанка Сэндри сразу принялась за дело. — Так уж это было срочно? — полюбопытствовала Даджа. — Обязательно нужно было первым делом решать это с утра?
Сэндри поморщилась:
— Хочешь сказать, что мне следовало сделать это торжественнее? Вероятно. Но Халмар сам первым ворвался сюда, помнишь? Я думаю, Кузен Амброс остановил бы меня, будь я неправа. Ты не видела её, Даджа. Она спряталась здесь, чтобы поговорить со мной. — Она слегка улыбнулась. — Ну, а потом она задремала, и разбудила меня посреди ночи. Он похитил её, и заставил её подписать брачный контракт. Она могла освободиться от него только по указу моей матери — или моему. — Она снова уставилась на открывавшийся из её окна вид. — Даджа, моя мать не только отказалась её выслушать. Она… она игнорировала Гудруни. Она не обратила на всё это никакого внимания, и оставила Гудруни с мужчиной, который добился её силой. Я не думала, что моя мать была такой.
— Какой «такой»? — спросила Сэндри. — Такой, как дворяне?
— Безразличной, — прошептала Сэндри. — Ох, я знаю, что она была легкомысленной. Как и Папа. В каком-то смысле, они были как дети. Они всё время тратили свои деньги на путешествия и веселье, никогда не задаваясь вопросом, откуда деньги брались, и каков был их долг перед обеспечивавшими их людьми. В этом они были неправы, очень неправы. Если я чему и научилась за последние три года, то именно этому. — Она развернулась, и села на кресло рядом с Даджей: — Но всё же… я не хочу быть здесь за всё в ответе. Я не хочу здесь оставаться. Мой дом — с Дедушкой, и с вами троими. Но разве это не эгоистично с моей стороны — настаивать на том, чтобы снова уехать? Разве я не повернусь таким образом спиной к этим людям? — Она склонила голову, закрыв лицо ладонями.
Даджа погладила свою подругу по волосам. «Иногда она слишком добросердечна», — подумала Даджа. «Я и забыла об этом».
— Это зависит от того, как ты к этому подойдёшь, — мягко сказала она. — Я просто не думаю, что тебе следует всё это решить после беспокойной ночи и неприятной сцены с самого утра. Тебе надо чего-нибудь поесть. И лучше тебе сказать домоправительнице, чтобы устроила твою новую служанку с её детьми.
Сэндри вздрогнула:
— Ты права. Ты побудешь с Гудруни, пока меня не будет?
Прежде чем Даджа сумела сказать «По-моему, это домоправительница должна приходить к тебе», Сэндри выскочила за дверь. Посмотрев в сторону спальни, Даджа увидела, что на неё уставилась Гудруни. Она подошла к женщине.
— Я не думаю, что нас представили друг другу, — сказала Даджа. — Я — её сестра, Даджа Кисубо. Есть ещё одна сестра, и брат. Ты их видела снаружи, наверное — рыжая и молодой человек с короткими чёрными волосами. Мы все — маги. Настоящие маги. С медальоном. — Она вытащила свой из-под халата, и наблюдала за лицом Гудруни, пока та осматривала его. Она хотела, чтобы Гудруни чётко её поняла. — Если ты попробуешь злоупотребить добротой Сэндри, будет печально. Нам это очень не понравится. Испытав на себе наше неудовольствие, люди обычно жалеют, что просто не оставили нас четверых в покое.
Гудруни дрожала:
— Я не знала о её семье. Я думала, что она — единственный ребёнок. И магов тоже никто не упоминал. Я не просила её давать мне работу. — Она облизала губы. — Хотя, это защитит меня от мести Халмара. И мои родители никогда не простят меня за то, что я потеряла для нашей семьи доходы Халмара. Я не знаю, почему она была так щедра, но я надеюсь, что вы поймёте, если я не побегу с криками прочь. Мне некуда податься. — Она сглотнула, но посмотрела Дадже прямо в глаза.
Там не могла не улыбнуться:
— Ах. Эффект Сэндри. — Она подняла ладонь: — Нет, я не ожидаю, что ты знаешь, что я имею ввиду. Ты просто напомнила мне, что когда мы четверо жили вместе — четыре года в храме Спирального Круга в Эмелане, — время от времени мы обнаруживали людей, которые выглядели сбитыми с ног, встревоженными, и счастливыми. Тогда мы всегда знали, что Сэндри была поблизости. Как только она решает сделать твою жизнь лучше — держись! Проще сброситься со скалы, чем помешать ей подхватить тебя, если она в таком настроении. — Она внезапно сменила тему, и протянула женщине руку: — Даджа Кисубо. А Халмар правда такой же придурок, каким показал себя сегодня?
Гудруни вздохнула, и села на кровать Сэндри:
— Халмару семья никогда ни в чём не отказывала — он был у них единственным сыном. И он научил меня тоже ни в чём ему не отказывать, когда мы поженились. — Она разгладила помятые юбки. — Когда он бил меня, я искала помощи у Сагхада Амброса, и нашла её. Но… я никогда не могла знать, когда на Халмара накатит. Он бил кулаком в стену рядом с моей головой, и швырял вещи в меня и наших детей. Вечером он часами поучал меня, пока я не соглашалась со всем, что он говорил, лишь бы он позволил мне заснуть. Меня всегда трясло, я никогда не была уверена, в чём я или дети в очередной раз ему не угодим. — Она попыталась улыбнуться, но ей это не совсем удалось: — Не думаю, что мне за десять лет хоть раз удалось выспаться. — Гудруни подняла взгляд на Даджу: — Так что у клэйхэйм за магия?
Даджа подошла к принадлежавшей Сэндри корзинке для рукоделия:
— Первое правило: не трогай эту корзинку или её содержимое, никогда, ясно? Даже если тебе понадобятся ножницы, или иголка с ниткой, бери их в другом месте. Она похожа на корзинку для шитья, но это — её набор её магических инструментов.
Гудруни посмотрела на корзинку, затем на Даджу:
— Я хоть и всего лишь жена мельника, или бывшая жена мельника, но это не значит, что надо мной можно насмехаться, Вимэйси, — сказала она с оскорблённым чувством собственного достоинства.
Даджа закатила глаза:
— Я не насмехаюсь, когда дело касается магии, — парировала она. — Сэндри владеет магией ткачества, прядения, и шиться. Даже её заколки — магические. Ты не знаешь, что они сделают, если ими воспользуешься ты. Убедись, что твои дети тоже это понимают. Браяр как-то раз решил сделать себе татуировки растительными красками — у него растительная магия — с помощью иголок Сэндри. Теперь у него под кожей растут и двигаются нарисованные растения.
Губы Гудруни зашевелились в беззвучной молитве. Чувствуя, что донесла до неё свою мысль, Даджа спросила:
— У тебя двое детей?
— Да, — признала Гудруни. — Моему мальчику семь, а дочери — десять. Я позабочусь, чтобы они знали — они хорошие дети, и слушаются меня. Но я никогда не слышала о маге, у которого магическим инструментом является корзинка для шиться.
— Но ты же слышала о чарошвейках. Где они по-твоему хранят свои магические инструменты? — Даджа открыла ставни, впуская в комнату утренний бриз. — Видела рыжую?
— У неё волосы искрились, — прошептала Гудруни. — Вообще, похоже было на… — Она замешкалась, будто боясь назвать то, что видела.