— Ох, — поморщился Браяр.
— В этих коридорах и дымоходах есть сквозняки, дуралей, — твёрдо уведомила его Трис. — Оставь Даджу и Ризу в покое. Они будут делать то, что им нужно.
— Даджа тебя не поблагодарит, если будешь что-то говорить против Ризу, — напомнила ему Сэндри.
— Да я и не против, — возразил Браяр.
— Но так ли это воспримет Даджа? — поинтересовалась Сэндри.
Вдруг она почувствовала, как Трис коснулась её магии. «Успокойся», — сказала она. Сэндри ощутила, что Браяр тоже услышал Трис, хотя его собственная связь с Сэндри оставалась закрытой. «Мы четверо всегда будем едины, живём ли мы вместе в Эмелане, или нет», — сказала им Трис. «Вам следовало бы больше верить».
Следующие две недели пронеслись ураганом для всех четырёх магов, не только для Сэндри. Императрица, похоже, твёрдо решила заманить их развлечениями и великолепием. Они оказались втянуты в мириады охот — на необычные цветы и упрятанные пикники, поскольку Леди Сэндрилин не нравилось охотиться на животных — и партий в карты, поездок, и завтраков, и плаваний по Сиф. Сэндри заметила, что даже Трис не могла уклониться от всех мероприятий, хотя исчезать у неё получалось лучше, чем у остальных трёх. Даджа и Ризу не отрывались друг от друга. Им, похоже, было всё равно, чем они занимались, покуда они делали это вместе, на что неоднократно указывал Браяр. Иногда они присоединялись к Сэндри, Браяру, и Трис на уединённый обед или ужин. Сэндри заметила, что Браяр, вопреки своим жалобам, в присутствии Даджи не возражал вслух против общества Ризу.
К облегчению Сэндри, Фин ничего не сказал о том, как она бросила его тем вечером на приветственном приёме. Зная его склонность к пылкости и волнению, Сэндри была уверена, что он поднимет бучу. Вместо этого она с удивлением обнаружила, что он, похоже, совсем об этом забыл. Он продолжал ухаживать за ней вместе с Джаком, но не старался особо уединиться с ней.
«Полагаю, это непоследовательно с моей стороны — обижаться на то, что ему всё равно», — печально думала она. «Правда, было бы очень неудобно, если бы он весь оскорбился, но он мог хотя бы пообижаться немного».
Она тщательно старалась совсем не думать о Першане фэр Росе. И дело не в том, что она мало видела Шана — отнюдь. Он всегда был рядом с Берэнин, или позади неё, принося ей яства, нося за ней её сокола, пока она не решала выпустить птицу охотиться, помогая ей спешиться. Сэндри пыталась не завидовать своей кузине, ощущавшей прикосновение больших ладоней Шана к своей талии, соскальзывая вниз из седла, или то, как он наклонялся к императрице, чтобы поднести к её губам вишню — но поднимавшуюся в ней желчь ревности было очень трудно игнорировать. Если Шан и помнил о том, как поцеловал Сэндри, то не показывал этого. Улыбка, которой он её одаривал, когда ловил на себе её взгляд, была вежливой — такими обмениваются друг с другом дворяне.
«И поделом мне», — сказала она себе как-то вечером, ударами кулака придавая подушкам более подходящую форму. Закрывая глаза, она всё время видела Шана и Берэнин, упражнявшихся в лайранских танцевальных фигурах — особенно в той, где Шан поднимал императрицу высоко в воздух. «Он меня целует», — удар, ещё удар, — «а я бегу как испуганный котёнок. Уверена, императрица-то не бежит!»
Сэндри зарычала, и заткнула себе рот одеялом. «Теперь придётся придумать хорошую ложь для Гудруни», — сказала она себе. «И она должна быть очень хорошей, потому что я думаю, что Гудруни и так уже слишком о многом подозревает. Она, конечно, ничего не скажет, просто поведает мне какой-нибудь перл женской мудрости о том, что некоторые мужчины остаются недоступными. Не хочу слышать женскую мудрость, да и вообще ни какую мудрость. Я просто хочу, чтобы Шан снова меня поцеловал, чтобы я смогла понять — у меня ослабели коленки из-за того, что я узнала о Дадже и Ризу, или он просто так хорошо целуется!»
В день бала в честь посла Лайрана весь дворец пребывал в хаосе. Чтобы не сталкиваться с нагруженными доверху слугами, Сэндри и Гудруни бежали из дворца. В Доме Ландрэг обстановка была более мирной. Сэндри смогла пообедать с Амбросом, Элагой, и их девочками, пока Гудруни навещала своих детей.
Прежде чем уйти, Сэндри пошла искать Жэгорза. Она нашла его сидящим на балконе в комнате Трис, лицом к текущему через стену бризу. На носу у него сидели его странные металлические очки, а в руке он держал одну из своих металлических ушных затычек.
— Обо мне не беспокойся, — с весёлой улыбкой сказал он. — Вимэйси Трис посещает меня каждый день, чтобы проводить мои уроки.
— Рада это слышать, — сказала ему Сэндри. — Уроки идут хорошо? — Он казался теперь более спокойным.
Жэгорз, сидевший на высоком табурете, встал на ноги. Он хмурился, поворачиваясь то туда, то сюда, ловя ветер лишённым затычки ухом.
— Я не знаю, — пробормотал он. — Зачем морякам готовиться к побегу в полночь?
Сэндри не могла не улыбнуться:
— Сколько моряков, столько и причин, я думаю, — ответила она. — Я бы не волновалась, Жэгорз. Если ты не знаешь название корабля или имя капитана, сделать ты ничего не сможешь.
Вернувшись во дворец, она подремала, затем съела лёгкий ужин. Ночью должен быть большой банкет, но Сэндри знала, что к тому времени упадёт в обморок, если что-то не съест. Потом она искупалась, позволила Гудруни одеть себя и сделать себе причёску. Потом она села читать. Берэнин сказала, что в Имперский Зал, где должен был состояться бал, её приведёт придворный.
Эскорт Сэндри объявил себя стуком в дверь. Гудруни открыла, явив стоявшего на пороге Фина, восхитительно статного в тёмно-синем бархате и серебре. Возможно, он выбрал одежду так, чтобы сочетаться с бледно-синей и серебряной одеждой Сэндри. Он широко улыбнулся Сэндри:
— Надеюсь, ты оценишь мольбы и ходатайства с моей стороны, чтобы Её Имперское Величество согласилась сделать меня твоим проводником на бал, — сказал он. — Ты выглядишь великолепно, Леди Сэндри.
Она улыбнулась, и позволила ему поцеловать себе руку.
— Осторожно, — предупредила она.
Фин поднял брови. Он знал, что она имеет ввиду:
— Лесть? — Он посмотрел на Гудруни: — Разве я льщу? Разве она не прекрасна?
Гудруни покраснела, и сделала реверанс.
— Вы действительно выглядите очаровательно, Клэйхэйм. — Она снова сделала реверанс, и открыла перед ними дверь.
Фин взял её под локоть, и повёл по коридору.
Они свернули в вестибюль, соединявший три крыла дворца, и шли по нему, пока Фин не провёл её через дверь в один из задних коридоров.
— Но Имперский Зал в той стороне, — возразила Сэндри, остановившись.
Фин улыбнулся ей:
— Планы изменились. Её Имперское Величество попросила меня провести тебя через боковой ход, которым она пользуется — она хочет, чтобы ты была сбоку от неё, когда она поприветствует посла.
— Но разве это не место, где должен стоять её наследник? — спросила Сэндри, позволяя ему потянуть себя дальше.
Фин кивнул:
— Только Принцесса Мэ́йдриан живёт в восточной империи, — объяснил Фин. — Этим вечером ты её заменяешь.
Сэндри нахмурилась:
— Надеюсь, принцесса понимает, что я заменяю её только на время, — обеспокоенно сказала она.
— Обычное дело, — объяснил Фин. — Видишь ли, после двух попыток похищения, Её Имперское Величество отправила принцессу жить в секретном месте. Прежде и другие её заменяли, но никто не настолько глуп, чтобы поверить, будто кто-то кроме принцессы может на самом деле занимать это место. Сюда. — Фин повёл Сэндри за угол.
Сэндри повернула, и уткнулась прямо в намоченную чем-то тряпку. Что бы это ни было, оно затопило её сознание, и погрузило в чёрное беспамятство.
Мир живых был где-то рядом.
«Я заснула… когда? Заснула сидя, поджав колени? Зачем, во имя Милы, мне так делать? И когда это успело стемнеть?»
«Голова так болит! Наверное, я ещё вижу сон, потому что я думаю, что мои глаза открыты, но вокруг сплошная тьма».
«У меня ноет всё, что выше подбородка».
Сэндри попыталась прижать ладони к глазам — те болели сильнее всего, — но обнаружила, что у неё очень мало свободного места, чтобы двигать руками. Когда она наконец коснулась своих глаз, по почувствовала, как двигаются её веки. То, что её ресницы скользнули по её пальцам, сказало ей, что её глаза были широко открыты… и вокруг по-прежнему было темно.
С участившимся дыханием, она начала искать свет. «Я не могу, не могу быть в темноте», — сказала она себе. «Все это знают. Гудруни, Браяр, Даджа — все знают, что мне нельзя оставаться в темноте, одной. Никогда. Просто дыши, Сэндри. Медленно. Это всё легко объяснить, если ты соберёшься с мыслями и не будешь паниковать».
Вот — блеклое мерцание: магически знаки, начертанные в считанных дюймах, над её головой, по обе стороны, и, насколько она могла видеть, под ней. Сэндри вытянула руки, и ощупала своё окружение. Под ней и в нескольких дюймах перед её коленями была твёрдая преграда. В неё же Сэндри упиралась спиной. Преграда была в дюймах по обе стороны, и над её головой. Серебряное мерцание исходило от заклинаний, покрывавших преграду. Приглядевшись к ним, заставив себя думать, чтобы рассмотреть заклинания, она начала их узнавать. Это были знаки распутывания и развязывания. Они были начертаны в таких комбинациях и такими веществами, чтобы ограничивать и ослаблять силу любой чарошвейки. Они не давали света. Они ничего не делали, чтобы рассеять темноту.
Темнота. Она была заперта в полной темноте, без света и без хрустальной лампы.
С полным пониманием ситуации пришла настоящая, неконтролируемая паника. Она задыхалась, хватала ртом воздух. Внезапно ей снова было десять лет, и она была заперта под дворцом, а помещения у неё над головой были устланы мертвецами. Единственная душа, знавшая, где именно находилась Сэндри, поскольку сама заперла её в подвале, была убита совсем рядом.