В логотерапевтическом учении бегство от страха рассматривается как патогенный паттерн{94}. Более конкретно – это паттерн фобии. Но развитию фобии можно воспрепятствовать, поставив человека лицом к лицу с ситуацией, которую он начинает бояться. Чтобы проиллюстрировать эту мысль, я хочу сослаться на собственный опыт. Взбираясь на скалу в дождливый, туманный день, я увидел, как неподалеку сорвался другой альпинист. Его нашли в двухстах метрах ниже, он выжил. Две недели спустя я поднимался по той же тропе на отвесную скалу. Снова было пасмурно и дождливо. И все же, несмотря на пережитое душевное потрясение, я бросил этой ситуации вызов и таким образом преодолел душевную травму.
Наряду с бегством от страха существует еще два патогенных паттерна, а именно погоня за удовольствием и борьба с навязчивыми состояниями. Погоня за удовольствием – то же самое, что и гиперинтенция, направленная на удовольствие, то есть это один из главных факторов сексуального невроза. Борьба с навязчивостями – патогенный фактор, лежащий в основе неврозов навязчивости. Таких невротических пациентов преследует мысль, что они могут убить себя или другого человека или что неотступные странные мысли – признак надвигающегося, а то уже и наставшего психоза. Иными словами, эти пациенты страшатся потенциального следствия или вероятной причины своих странных мыслей. Фобический паттерн бегства от страха аналогичен паттерну невроза навязчивости. Пациенты с неврозом навязчивости часто также испытывают страх, только это не «страх перед страхом», скорее они боятся самих себя и поэтому борются со своими навязчивыми мыслями и состояниями. Иными словами, наряду с порочным кругом, который тревожное ожидание провоцирует в случаях фобии, действует и еще один механизм обратной связи, наблюдаемый у страдающих неврозом навязчивости. Давление вызывает сопротивление, а сопротивление, в свою очередь, усиливает давление. Если удастся остановить пациента, чтобы он прекратил бороться с обсессиями и навязчивыми мыслями – а парадоксальная интенция как раз этого часто достигает, – такие симптомы пойдут на спад и постепенно исчезнут.
Обсудив теорию, обратимся теперь к практике парадоксальной интенции. Возьмем разобранный случай. Эдит Вайсскопф-Джоэльсон{95}, сотрудница факультета психологии Университета Джорджии, сделала следующее заявление:
«Я применяла парадоксальную интенцию ко многим пациентам, в том числе к самой себе, и убедилась в ее высокой эффективности. Например, студент нашего университета жаловался на тревогу в связи с предстоявшим ему устным выступлением. Скажем, этот доклад приходился на пятницу. Я посоветовала ему взять свой дневник и на каждой странице той недели крупными буквами написать: ТРЕВОГА. Фактически я попросила его запланировать неделю тревожных переживаний. После этого студент почувствовал большое облегчение, потому что теперь он страдал только от тревожности, но не от тревожности по поводу тревожности».
Вот еще один пример парадоксальной интенции: пациент отказывался выходить из дома, потому что испытывал сильнейший страх свалиться с сердечным приступом. Если он отваживался высунуть нос на улицу, то через несколько минут возвращался. Он бежал от своего страха. Пациента приняли в моем отделении поликлиники. Мои сотрудники тщательно его осмотрели и убедились, что с сердцем у него все в порядке. Один из врачей ему это сказал. Затем этот врач предложил пациенту выйти на улицу и попытаться заработать инфаркт. Врач сказал ему: «Скажите себе, что вчера у вас было два инфаркта, а сегодня найдется время для трех, ведь еще утро. Скажите себе, что у вас будет отличный, мощный инфаркт и инсульт в придачу» – и пациент впервые сумел вырваться из кокона, в который себя запечатал.
Есть данные, подтверждающие, что парадоксальная интенция помогает даже при хронических заболеваниях{96}. Например, в Немецкой энциклопедии психотерапии (German Encyclopaedia of Psychotherapy){97} рассматривается случай шестидесятипятилетней женщины, которая шестьдесят лет страдала от настойчивой потребности постоянно мыть руки. Мой сотрудник успешно применил к ней технику парадоксальной интенции.
В American Journal of Psychotherapy Ральф Виктор и Кэролайн Круг{98} с кафедры психиатрии Вашингтонского университета в Сиэтле опубликовали случай, в котором они решились применить технику парадоксальной интенции к заядлому игроку. Пациент, тридцати шести лет, играл в азартные игры с четырнадцати. После того как ему предписали играть ежедневно в три специально отведенных для этого часа, пациент отметил, что, «по его глубокому убеждению, после двадцати лет лечения и пяти разных психиатров впервые ему предложили креативный подход». Пациент проигрался и за три недели остался совсем без денег. Но «терапевт посоветовал ему продать часы». В результате «после лечения парадоксальной интенцией у пациента впервые за двадцать с лишним лет произошла ремиссия».
Ж. Леембр испытал парадоксальную интенцию на детях в голландских университетах Утрехта и Неймегена (в первом на кафедре психиатрии, а во втором на кафедре педиатрии). В большинстве случаев лечение прошло успешно. В отчете, опубликованном в Acta Neurologica et Psychiatrica Belgica{99}, он подчеркивает, что только в одном случае наблюдалось замещение симптома.
В России, согласно заявлению профессора А. М. Свядоща, парадоксальная интенция применяется в его больнице «с большим успехом при лечении фобий и неврозов тревожного ожидания» (личный разговор).
Максиму Карла Ясперса «в философии новое воспринимается как неистинное» вполне можно распространить и на психотерапию. Парадоксальная интенция существовала всегда, пусть ее применяли, не ведая того или даже вопреки собственным планам. Пример, когда парадоксальная интенция была использована безо всякого на то желания, привел мне глава кафедры психиатрии Университета Майнца (Германия). Еще когда он учился в школе, его класс ставил пьесу, и один из персонажей заикался. Эту роль отдали парню, который действительно заикался, но вскоре актер вынужден был отказаться от этой роли, потому что на сцене он совершенно разучился заикаться. Пришлось искать ему замену.
А вот еще один случай нечаянного применения парадоксальной интенции.
Один американский студент, сдавая мне экзамен, чтобы объяснить действие парадоксальной интенции, привел автобиографический пример: «У меня в компании часто начинал урчать желудок. Чем больше я старался этого избежать, тем громче урчание. И тогда я смирился с тем, что этот звук будет сопровождать меня по жизни. Я стал жить с этим – смеялся над собой и призывал к этому друзей. Вскоре урчание прекратилось».
В связи с этим я бы хотел подчеркнуть, что мой студент выбрал юмористический подход к симптому. И действительно, парадоксальную интенцию желательно всегда подавать как можно смешнее. Юмор – отчетливо человеческий феномен{100}. В конце концов, ни одно животное не способно смеяться. И что важнее, юмор позволяет человеку создать перспективу, установить дистанцию между собой и тем, что ему противостоит. По той же логике юмор позволяет человеку отвлечься от себя и таким образом обрести максимально возможный контроль над собой. Именно в этом состоит главное достижение парадоксальной интенции – использовать способность человека отрешаться от себя. Так что Конрад Лоренц{101} не вполне справедливо упрекает психологов в том, что «мы до сих пор не принимали юмор всерьез», он не учитывает парадоксальную интенцию.
После моего доклада в Гарвардском университете Гордон Олпорт задал важный вопрос о юморе. Вопрос заключается в том, всем ли пациентам в равной мере доступно то здоровое чувство юмора, которое лежит в основе парадоксальной интенции. Я отвечал, что в принципе каждый человек в силу своей человеческой природы способен отрешиться от себя и смеяться над собой. Но, разумеется, существуют определенные отличия в степени той самоотрешенности, на которую способны конкретные люди, в количестве здорового юмора, который мы сможем мобилизовать.
Вот пример низкой степени самоотрешенности. В моем отделении лечили сторожа из музея, который не мог работать, поскольку его преследовал ужасный страх, что какая-нибудь картина будет непременно похищена. Во время обхода я попробовал применить к нему технику парадоксальной интенции: «Скажите себе, что вчера украли Рембрандта, а сегодня украдут еще одного Рембрандта и Ван Гога». Он попросту уставился на меня и пролепетал: «Господин профессор, это же против закона!» Этому человеку недоставало ума, чтобы понять смысл парадоксальной интенции.
В этом смысле парадоксальная интенция и логотерапия в целом не представляют собой нечто исключительное. Это общее правило – психотерапия, то есть любой ее метод, не может применяться к каждому пациенту с одинаковым успехом. Более того, не каждый врач одинаково умело применяет разные методы психотерапии. В каждом конкретном случае приходится выбирать подходящий метод, решая уравнение с двумя неизвестными:
Первое неизвестное обозначает уникальную личность пациента, а второе неизвестное – уникальную личность врача. Когда подбирается метод лечения, нужно принять во внимание личности обоих. И это относится как ко всем прочим методам психотерапии, так и к логотерапии.
Логотерапия не панацея, опять же как и любой другой метод психотерапии. Один психоаналитик отозвался о собственном подходе так: «Эта техника оказалась единственным методом, подходящим моей индивидуальности. Я не осмелюсь отрицать, что врач с иным душевным устройством может почувствовать потребность использовать иной подход к своим пациентам и к стоящей перед ним задаче». Это признание сделал не кто иной, как Зигмунд Фрейд.