Впрочем, никто не переставал шутить. Собственно, шутки, смех и песни помогли им продержаться эти два дня и не пасть духом, когда невод срывал кожу с ладоней и казался неподъёмным.
Однако сейчас, при виде родных домов и мыслях о бане и отдыхе, когда их покинуло нервное напряжение, все «увяли» — еле волоклись, перебрасываясь ничего не значащими фразами, мечтая добраться до горячего чая, полока в парилке и постелей.
— Мало времени — и спою я любимую «На заре ты меня не буди», — пообещал Гостимир. — Боги благие, вот глаза не разлепишь — спать хочется!
Последняя реплика была встречена общим хмыканьем, которое можно было понимать в диапазоне сколь угодно широком. Комментировать сказанное членораздельно никто не пожелал, и при входе в город отважный рыбачий коллектив начал распадаться.
Гоймир, Йерикка, Гостимир, Морок и Олег ещё какое-то время шли вместе. Широко зевая, Морок сказал:
— Одно — дома-то у меня и нет ни души…
— Приду к тебе спать, — объявил Гостимир. — Сестра вовсе из дому выжила. Чем лучше было ей на пастбищах остаться!
— А идём, — оживился Морок.
— Он дома один боится, — хмыкнул Олег, — его домовой за уши тягает.
— За уши куда — за иное место, — проворчал Гоймир. Морок покраснел и хотел что-то ответить, но Олег дурашливо пропел:
— А я возьму заточку,
Закроюсь на цепочку
И заберусь под одеяло!
— Маленький, маленький, — он ловко хлопнул Морока по щеке:
— Ну не будь таким угрюмым,
Подрасти твои попытки
Все равны нулю!.
— Ладно, мне в море уже надоел ваш щенячий визг, — вмешался Йерикка. — Все свободны.
— Баснь слыхали? — вдруг засмеялся Гоймир. У него настроение было получше, чем у остальных, и Олег вдруг сообразил, что его дом немного в другой стороне, а значит он намылился к Бранке. — Вот одолели мы данванов…
— Й-ой, ну?! — удивился Гостимир.
— Кладём так… Вот выводят из поруба пленных. Выходит старший стражник, глянул на тех — стоят, один за одного держатся, ветром их качает… Ну, старший одно и говорит: «Други мои! Война окончена. Все свободны. Всем спасибо.»
— Чей поруб? — спросил Олег.
— Наш конечно, — сразу ответил Гоймир.
— А, это хорошо, — одобрил Олег.
— Смешно, — заключил Йерикка. — Ну, я пошёл.
Мальчишки разошлись. Олег, чисто ради интереса задержавшись, убедился, что Гоймир и в самом деле зашагал к дому Гостимира…
… а значит — к Бранке.
…Олег сел в постели, ещё не проснувшись — тыжело дыша, сердце колотится в бешеном ритме барабанной марш-атаки, глаза широко открыты, всё тело в поту. Мальчик чувствовал, что во рту у него сухо, как в пустыне. Его охватил озноб.
«Сон. Что мне снилось?.. А!»
Вспомнив свой сон, разбудивший его, Олег повернулся и рухнул в постель ничком, пряча вспыхнувшее лицо в подушку, пахнущую свежим сеном и ёжась.
— Ой, блин… — пробормотал он, втискивая лицо глубже, — блин, блин…
— Блин!!! — выкрикнул он затем, чтобы произнесёнными вслух словами заглушить мысли — казалось, гремевшие, как церковный набат в лесной вёске. Потом вскочил на ноги и, на ходу выскакивая из трусов, метнулся к ушату с водой для умывания.
Подобные сны ему снились и раньше. Но всякий раз они были расплывчатыми — словно из тушной темноты появлялись какие-то гипертрофированные формы, неясные и изменчивые. И он никогда не видел лиц. Но сегодня… ожесточённо выплёскивая на себя воду, Олег почувствовал, что кожа горит, словно настёганная крапивой — не только лицо, но и шея, и плечи, и грудь, и спина.
— Как стыдно… — пробормотал Олег, чтобы хоть что-то сказать. Прислонился мокрой спиной к стене и сполз на пол, запрокинув лицо и закрыв глаза.
Ему снилась Бранка. Он ни разу — слово чести! — не представлял её себе БЕЗ ОДЕЖДЫ. Не позволял себе — даже после того, что у них было на скалах. Она была сестрой друга и чужой — ЧУЖОЙ, ЧУЖОЙ!!! — девчонкой, опять таки девчонкой друга. Настоящего друга, даром что они знакомы около двух месяцев. Но во сне человек не отвечает за себя. И себя не контролирует. А сейчас Олег тщетно старался запретить себе вспоминать сон. Сон, где…
— Нет, нет, нет! — выдохнул Олег, еле шевеля губами. Его знобило. — Я, наверное, заболел…
«Ага. Заболел. Классики так и говорят — любовь и есть разновидность болезни.»
— Чушня, — Олег обнял себя за плечи, пытаясь заставить встать. Самым кошмарным было, что воспоминания о сне ему… приятны. Он не мог их прогнать, как ни старался.
Подобрав трусы, Олег в сердцах швырнул их в ушат, а потом бросился на постель и вцепился руками в подушку с риском разорвать кожу.
«Домой. Поскорее — домой, домой!»
Я прошу
Хоть не надолго —
Боль моя,
Ты покинь меня.
Облаком,
Сизым облаком
Ты полети к родному дому —
Отсюда к родному дому.
Берег мой,
Покажись вдали —
Краешком,
Тонкой линией…
Берег мой,
Берег ласковый —
Ах, до тебя, родной, доплыть бы,
Доплыть бы хотя б когда-нибудь!
Где-то далеко,
Очень далеко
Идут грибные дожди…
Где-то далеко,
В маленьком саду,
Прямо у реки
Созрели вишни, наклонясь до земли…
Где-то далеко,
В памяти моей,
Сейчас, как в детстве, тепло,
Хоть память
Укрыта
Такими большими
Снегами!
Ты, гроза!
Напои меня
Допьяна,
Да не досмерти…
Вот опять,
Как в последний раз,
Я все гляжу куда-то в небо,
Как будто ищу ответа…[46]
Неумолимо, как саммит ОБСЕ на Россию, надвигалось 20-е число червеня — Перунов День, время, когда зацветает на миг папоротник. Во-общето Олег знал, что папоротник размножается спорами, но благоразумно об этом помалкивал. Всё больше и больше времени отнимали тренировки — Йерикка почти не отходил от Олега, добиваясь от него совершенного владения холодным оружием. И это было, пожалуй, хорошо, потому что меньше времени оставалось — встречать Бранку, её недоумённый и обиженный взгляд. Она не понимала, почему Олег вновь начал так упорно избегать её.
А он НЕ МОГ её видеть.
Не мог — потому что боялся. За неё. За себя. За Гоймира. Эта любовь доставляла больше страданий, чем радости, тем более, что Гоймир совершенно не мог понять холодности своей названой и часто впадал в уныло-хмурое состояние, а то ещё делился переживаниями с Олегом, и это было всё равно что сидеть на раскалённой сковородке.
Йерикка догадывался о мучениях друга. Олег понял это, когда рыжий горец зашёл к нему как-то утром, когда Олег пил чай с пирогами, сготовленными заботливой Славной, тоже начавшей замечать, что с её постояльцем что-то неладно и приписавшей это плохому питанию.
— Будешь? — спросил Олег. Йерикка кивнул:
— Плесни.
Он был какой-то странный, с красными глазами — и навалил в чай кучу дорогого южного сахара, чего обычно не делал. Отхлебнул этот сироп и сообщил:
— Хочу поехать отдыхать на южное море. Где солнце, вода — тёплая, как этот чай, и девчонки в купальниках. Ты на море был?
— Нет, — ответил Олег, разламывая пирог. — Я не люблю, когда жарко. А что с тобой?
— Договаривался о продуктах с лесовиками, — неохотно ответил Йерикка, снова припадая к чаю. Олег, если честно, давно подозревал, что его друг в племени играет роль шефа службы безопасности или что-то в этом роде. Именно он встречался с разными приезжими, останавливавшимися у Славны, а то — сам ездил куда-то с конвоем или один, отвозил и привозил грузы…
— Ты же говорил, что мы всё необходимое купили, — вспомнил Олег. Йерикка поморщился:
— Сейчас необходимое — это не продукты… До чего трудно говорить с этими лаптями! — вырвалось у него. — Всё равно, что осла перекрикивать, они же, в своих весях сидя, всё лучше всех знают. «Тык эта, парень, значить, и самим-то оно не того — хватает, вот мы, оно это-то сюда и не повезём скольки обычно — уж звиняй!» Почуяли, сидни запечные, что гарью запахло, в печень им дыш-ш-шло! — Йерикка аж прошипел это слово и, словно спохватившись, вскинул глаза на Олега, поспешно продолжал. — Я им предложил разрешить желающим нас снабжать — кто сколько может. У нас же там друзья есть — на себе приволокут почище любого транспорта, ещё и подерутся по дороге за то, кому первому сгружать! Нет, как же… Если нам не помочь, то их не тронут… — Йерикка поболтал остатки чая в кружке и опрокинул их себе в рот. — Ненавижу идиотов. До икоты.
— До икоты? — засмеялся Олег.
— Угу… Я иногда думаю — неужели идиотизм такая же вечная категория, как отвага и любовь?
Олег пожал плечами. Ответить ему было нечего, да Йерикка, похоже, и не ждал ответа:
— Очевидно — да, — ответил он сам себе. И, разряжая досаду, резко повёл перед собой сверху вниз прямыми сжатыми ладонями — пустая глиняная кружка, из которой он пил чай, вдруг взорвалась шероховатыми осколками.
— Ох ты! — Олег от неожиданности чуть не опрокинулся со скамьи. — Как ты это?!.
— Ничего особенного, — смутился Йерикка. И спросил неожиданно: — Тебе никогда не снится Ленко?
— Нет, — вопрос удивил Олега. — А что?
— Его оружие, — кивнул Йерикка на стену, где висели меч и камас. — Я боюсь, что теперь, когда ты сделал себе наколку, марам будет ещё легче добраться до тебя.
— Бред это, — устало сказал Олег. — Послушай, Йерикка, неужели ты и вправду во всё это веришь?