Пижон неторопливо и обстоятельно осмотрелся, после чего уверенно подошел к телефону и, сняв телефонную трубку, принялся набирать номер, старательно делая вид, что у него имеется безоговорочная надобность кого-то вызвать из института и переговорить с ним. В это время открылись входные двери, и в вестибюль вошли две женщины: молодая и в возрасте. Молодая – очевидно, кассирша – держала в руках довольно объемную и, по всей видимости, тяжелую сумку. Надо полагать, с деньгами. Чтобы быть полностью уверенным, что в сумке находятся деньги, Пижон повесил трубку на рычажок – на самом деле он никому и не звонил – подошел к девушке-кассирше и вежливо поинтересовался:
– Простите, это вы везете зарплату сотрудникам института?
Кассирша безо всякого намека на какое-либо подозрение намеревалась было ответить импозантному мужчине в берете, что да, мы везем заработную плату всем сотрудникам института. Но ей не дала раскрыть рот женщина в возрасте, сердито заявив, что молодому человеку не должно быть никакого дела до того, везут они зарплату сотрудникам института или не везут. Пижон ответ пожилой женщины принял и понял правильно, после чего достал из внутреннего кармана своей замшевой куртки пистолет и выстрелил в девушку с сумкой. Кассирша упала, словно сшибленная кегля, выронив сумку с деньгами: пуля пробила череп и вызвала мгновенную смерть.
Налетчик потянулся за сумкой, лежавшей на боку. Но бухгалтерша в возрасте, проявив невиданную расторопность, сумела его опередить – подхватив сумку за ручки, бросилась наутек. Шаг был отчаянный. Бежать ей было некуда – впереди закрытая дверь, ее еще нужно распахнуть, а это потеря времени. Женщина пробежала несколько шагов, а потом ей крупно не повезло, – зацепившись носком туфель о небольшой выступ, она споткнулась и упала, неловко растянувшись на кафельном полу. Пижон неспешно подошел к ней, обратил внимание, что женщина пытается закрыться руками от пистолета, направленного в ее сторону. Видел даже расширенные от страха глаза и приоткрытый от ужаса рот, после чего дважды выстрелил ей в голову. Наклонившись, вытянул из ее холодеющей ладони ручки сумки и уже скорым шагом пошел к дверям. Выйдя из них, он проворно юркнул в подъехавшую ко входу в НИИ «Победу», и автомобиль, пыхнув черным смрадом из выхлопной трубы, резво взял с места…
В сумке оказалось двести восемнадцать тысяч рублей. На двоих – по сто с лишком тысяч. Такой суммы вполне достаточно, чтобы купить в Крыму дом средних размеров, а еще останется на совместное житье-бытье с Лелькой лет на двадцать-двадцать пять. Выходило так, что с хромоногим наводчиком ни Пижон, ни Тихоня делиться не собирались. Когда деньги у тебя уже в руках, то с ними расставаться трудно. Ты их считаешь уже своими, даже если они включают чужую долю. Может, фраер не позвонит? Пойдет на попятную. Ведь должен понимать, с кем имеет дело.
Но мужчина заурядной наружности опять же при помощи конспиративного телефона ненавязчиво напомнил о себе на следующий день после ограбления НИИ сельского хозяйства и сообщил, что будет ждать Пижона с «посылочкой» у фонтана парка «Черное озеро» в шесть часов вечера.
Осенние дни часто весьма переменчивы. Вот и сегодня днем было настоящее лето с палящим солнцем и чисто июльской жарою (даже возникло желание искупаться на Казанке), а к вечеру небо вдруг потемнело, появился неприятный ветерок, вроде бы не холодный, но какой-то неприятно-пронизывающий, и начал накрапывать мелкий нескончаемый дождик. Посетители в парке в такую непогодь практически не встречались. Если не считать парочку влюбленных, устроившихся на скамейке под развесистым дубом, листья которого еще не успели облететь. Молодые люди, тесно прижавшись, поглощенные друг другом, никого и ничего не замечали вокруг себя.
Прихрамывающий на левую ногу гражданин неприметной наружности появился ровно в шесть вечера. На нем был такой же серенький, как он сам, плащ и кожаная непромокаемая кепка. Пижон уже поджидал его у фонтана, одетый в длинный кожаный плащ, кажущийся блестящим из-за того, что был мокрым от дождя.
– Я слышал, у вас все получилось, – поздоровавшись, произнес человек заурядной наружности.
– Да, получилось, – соглашаясь, кивнул Пижон и добавил: – И во многом благодаря вам.
– Очень рад, что дело выгорело, – безо всякого ликования и с постным выражением лица ответил мужчина заурядной наружности. – Вы принесли то, что мне причитается по нашей договоренности?
– Конечно, – как само собой разумеющееся, ответил Пижон и протянул ему слегка намокший сверток из газеты. Мужчина заурядной наружности развернул его и принялся считать деньги. Дело это заняло несколько минут, в течение которых Пижон стоял и спокойно смотрел на хроменького гражданина, как смотрят на собаку или кошку. То есть с большим любопытством и даже с некоторым умилением и жалостью. Когда подсчет купюр был закончен, мужчина произнес:
– Семьдесят три тысячи рублей… Значит, вы взяли двести девятнадцать тысяч!
– Двести восемнадцать, – поправил его Пижон.
– Благодарю вас, – кивнул ему неприметный человек и сунул сверток за пазуху. – До свидания.
– Прощайте, – промолвил Пижон и посмотрел куда-то за спину мужчины.
Тот хотел было обернуться, но Тихоня, неслышно вышедший из кустов, подошел к мужчине со спины и ударил его финкой в печень. Мужчина упал, но был еще жив. И видел, и чувствовал, как Пижон залез ему под плащ и вытащил бумажный пакет с деньгами. Потом он еще какое-то время смотрел вслед удаляющимся фигурам Пижона и Тихони, пытался закричать и позвать на помощь. Но силы его уже иссякли вместе с пролившейся кровью, и вместо крика он издал лишь хрип, оказавшийся предсмертным…
Глава 8Три ограбления за один час
– Вот! – Пижон небрежно вывалил на стол перед Лелькой сто девять тысяч рублей. От горки денежных купюр, возвышающихся над столом, трудно было отвести взор. Деньги притягивали, как мощный магнит канцелярскую скрепку… – На эти деньги мы с тобой можем жить до старости.
– Это смотря как жить, – сдержаннее, чем следовало бы, отреагировала на гору денег Лелька. – Может статься так, что и на пять лет не хватит. Это смотря как тратить эти деньги. И что потом? Снова грабить и воровать? Как-то не в жилу. Мы ведь собираемся жить, как честные советские граждане? Может, еще и ребеночка заведем…
– Ну, сильно удивлять соседей нам тоже без надобности, – сдержанно заметил Пижон, будто бы пропустив мимо ушей слова Лельки про честных советских граждан и ребеночка. – Однажды к нам могут постучаться фараоны и вежливо так поинтересоваться: откуда у вас, граждане, такие деньжата? И не добыли ли вы их каким-либо преступным образом? И что ты прикажешь им отвечать? – хмуро посмотрел на Лельку Пижон. – Что мы – ты и я – честные советские труженики и заработали столь неслыханную сумму непосильным стахановским трудом, стоя по три смены без сна у станков? Ты – у ткацкого, а я – у токарного? Ведь не поверят!
– Как откуда? А мы их скопили! – бездумно ответила Лелька и, взяв пачку денег, подбросила ее в воздух и ловко поймала. – Не пили, не ели – перебивались с хлеба на квас. Ходили в обносках. И копили, копили. Денно и нощно.
– Не смеши меня. Такие серьезные деньги просто так не скопишь, – не согласился с подругой Пижон. – Это ведь просто – взять и посчитать! Первым делом фараоны этим и займутся. Тут никакой аудит не выдержит! И дебет с кредитом у них, увы, не сойдется… – Пижон помолчал и сказал: – Но в одном ты права: нам надо еще немного «подзаработать». У меня, правда, заныкано кое-где тысяч пятьдесят, – признался он подруге, ибо если не доверять любимому человеку, то кому тогда доверять? – Еще пятьдесят косух[39] поднимем – и тогда все, прощай, холодная Казань, здравствуй, веселый и теплый Крым, море и пляжи с золотым песочком! Ты где хочешь косточки свои греть: в Ялте или в Евпатории? – озорно глянул на Лельку Пижон. – А может, махнем в Алупку? Самый южный курорт Крыма, как-никак. Любимое место отдыха Федора Шаляпина и Максима Горького. До октября можно в море купаться.
– А где ты видел у меня косточки? – нарочито обиженно, надув губы, произнесла Лелька. – У меня все гладенько… На-ко вот, потрогай…
Лелька взяла ладонь Пижона и поднесла к своей груди. Затем провела ею по своему животу и опустила ниже:
– Ну, как? – томно глянула на Пижона Лелька, и в это время глаза ее были бездонны.
– И правда, гладенько, – невольно сглотнув, с заметной хрипотцой согласился с подругой Пижон. Он все более распалялся от прикосновений к желанной девушке, а главное – от ее взгляда.
Через мгновение они уже расположились на диване, и рука Пижона бесстыдно задирала платье Лельки.
– Ничего, – горячо шептал он ей в ушко. – Еще месячишко-другой – и мы будем в Крыму в собственном доме вино домашнее попивать, не хуже, чем от Абрау-Дюрсо. Потерпишь месячишко-то?
– Да-а, – протянула Лелька и от нахлынувшей неги прикрыла глаза.
Ей показалось, что, будучи четырнадцати-пятнадцатилетним подростком, она как раз и мечтала именно о такой жизни, что складывалась у нее в последнее время: рядом с ней человек, который любит, заботится о ней и делает ее жизнь легкой и беззаботной.
Что ж, ее подростковые мечты начинали сбываться…
Налет на магазин промышленных товаров на улице Пушкина принес доходу всего-то пятнадцать тысяч на всех, из которых Пижону причиталось около четырех. Крайне мало… Тут и сказать-то нечего.
Следовало провернуть дельце или парочку таких, чтобы принесли навару тысяч сто – сто двадцать. Вот тогда можно было бы и успокоиться, и заняться приобретением уютного домика где-нибудь в тихой Ялте. Почему-то Пижону хотелось именно в Ялту, хотя в ней он никогда не был. Зато много читал о ней и слышал: юг Крыма, много парков и заповедников, Царская тропа – любимое место прогулок царственной семьи Романовых, песчаные и галечные пляжи… И в январе плюс пять. Наконец, Чехов там проживал последние шесть лет своей жизни. А ведь переехал он в Ялту из Москвы в связи с состоянием здоровья. Получается, что климат там лечебный.