зу же показали хищническую натуру. Сбивались в стаи, как собаки бродячие и нападали на возвращавшиеся из ходки группы мужиков, с целью поживится их хабаром. Сами-то вглубь Зоны боялись лезть, несмотря на своё бессмертие. Да, появлялись и среди них отдельные хорошие люди. Только благодаря им мы поддерживали хоть какие-то отношения с «детьми», вместо того, чтобы сразу стрелять без лишних разговоров. Наверное, это и была наша главная ошибка. В один скверный вечер сразу несколько крупных банд из «детей» атаковали механизаторский двор с разных направлений. Наши-то вовремя их заметили, приготовились встречать, да силы оказались неравными. Завязался тяжелый бой, наши теряли бойцов и отступали вглубь развалин, где легче обороняться, тащили раненых в тайные ухоронки, да и сами там прятались, ибо «дети» пленных принципиально не брали. Успели послать человека к воякам за подмогой, вот только опоздала она. Окончательно задавив остатки сопротивления наших, «дети» схлестнулись друг с другом, явно не поделив доставшуюся им богатую добычу. И тогда сама Зона накрыла все окрестности механизаторского двора абсолютно непробиваемым куполом. Я тогда был далеко в недельной ходке, основные события прошли мимо меня. Вернулся как раз к моменту, когда купол исчез. Пропал буквально на моих глазах. Так вот... — демонстративный громкий вдох и выдох, — Сашка ждал меня там. Уговор у нас был. Мы посменно ходили, один ждёт и добычей с предыдущих ходок барыжит, выгодно продать хабар тогда было проблематично, а второй Зону топчет. Затем всё в общий котёл складывали и покупали нужное для себя у вояк и торговцев. Кое-что выносили и за периметр по особым заказам. Устроили мы с ним на пару хороший подвал. Добро складывать, да выброс пересидеть по случаю. Вояки залётные налетят, бывало периодически, опять же есть где схорониться и переждать суету с беспорядочной стрельбой по кустам и развалинам. Откопали два больших погреба в селе, соединили, хорошо замаскировали выходы на поверхность. Никто кроме нас двоих про них не знал. Подозревали, конечно, однако лезть с расспросами остерегались. Не одни мы были такие ушлые. Так вот, нашел я ещё тёплое тело Сашки в нашем схроне. Пустил себе пулю в висок из подаренного мною же пистолета. Но до того как покончить с собой, он долго вёл дневник, записывая всё, что происходило внутри «пузыря тьмы» — как он его назвал. Так я узнал, что внутри прошел целый год, хотя снаружи не прошло и недели. Узнал о том, как выжившие люди быстро превращались в лютых зверей и рвали зубами глотки друг другу. Вдобавок к тьме постепенно пришел холод, и стало труднее дышать. Резко обострились все страхи и психические отклонения. Сашок был редкостным оптимистом и исключительно весёлым парнем. Он писал, как тьма медленно и неуклонно выгрызает его душу, отнимая всё то, что было ему дорого. Сколько было сил, он продолжал сопротивляться, именно потому и оказался последним. Ему пришлось убить нескольких наших друзей и просто знакомых мужиков, кто уже потерял остатки человечности от полнейшей безнадёги. А когда он заметил, что и сам вскоре станет зверем, то принял последнее в своей жизни решение. После его смерти купол тьмы и исчез. Зона забрала души всех, никого не пощадив. Нас здесь ждёт такая же судьба. Я хочу остаться собой, ибо не чувствую в себе силы выдержать столько же, сколько выдержал мой друг Сашка, — Оружейник замолчал и с вызовом посмотрел на меня.
Я же смотрел на него и размышлял. Ведь это «тёмное событие» не наказание за грехи, а испытание Зоны. Понять бы, чего она хочет от нас. Хотя... если действительно подумать и взять во внимание только что прослушанный рассказ, то многое становится понятно.
— А он не писал о попытках выживших объединиться для совместного противостояния влиянию тьмы? — Задал я каверзный вопрос Оружейнику.
— Знаешь... — он ответил далеко не сразу, морщил лоб, явно перебирая возможные варианты. — Наверное, если бы мы тогда были вместе, могли бы попытаться. Понимаешь, Сашка хоть и ходил в одиночные дальние ходки, бил первых опасных мутантов без промаха, но перед агрессивными людьми изрядно робел. Только со мной в компании он мог уверенно отстаивать свою точку зрения в жарком споре с чужаками, чувствуя за спиной надёжную поддержку. В иных случаях просто уходил или отмалчивался. И вообще тогда мы были сильно разобщены. Сбивались в маленькие группки по двое, трое, четверо, да и грызлись между собой почём зря из-за всякой ерунды. Сталкерские объединения и группировки появились сильно позже. Эх... — выдохнул он.
— Есть у меня предположение, что для того чтобы справиться с тьмой, нам сначала нужно крепко сплотиться, — высказал я предположение. — Создать надёжный дружный коллектив из всех, кто с нами выжил. Тогда тьма отступит. И плевать, что пройдёт год или даже два! — Моя поначалу ещё робкая уверенность только росла. — Я когда-то обещал тебе вернуть ноги, готовься. И это... — я подвинул к нему недописанный листок с прощальным хоку, — оставь себе на память о пережитой душевной слабости.
Оружейник опасливо взял в руки собственную писанину, как будто она могла его укусить, пробежался по листку глазами и улыбнулся.
— Благодарю тебя Бёрш за спасённую жизнь. Успел удержать мою руку в последний момент, — он протянул эту руку мне. — Нужно срочно найти и других, кому может потребоваться частица твоей уверенности в благополучном исходе, дабы они не впали, как и я, в грех малодушия.
Крепко пожал его мозолистую ладонь, испытывая при этом большой душевный подъём. Вот такой занятный случился откат от нашего разговора с подключением ментального контакта.
Разобравшись с очередной проблемой, схватился за следующую, уверившись, что пока в деревне обойдётся и без моего деятельного участия. Да и усталость дала о себе знать. Как-то она незаметно навалилась, ещё пять минут вроде бы чувствовал бодрость и душевный подъём, а теперь хочется завалиться в ближайшем тёмном уголку и закрыть глаза. Подозревая тлетворное внешнее влияние, попытался провести инспекцию организма и немного помедитировать. Едва не заснул. Шоколадки с энергетиком помогли мало, и всё равно вместо сна отправился в сторону деревни новичков, сильно переживая, что могу опоздать. По результату оказалось, что зря переживал. Сидорович сидел у костра с початой бутылкой коньяка, меланхолично помешивая кривой кочергой прогорающие угли.
— Я уже тебя успел заждаться... — поприветствовал он меня кивком головы. — Думал — как только выяснишь, что выхода действительно нет, сразу же прибежишь, а ты всё где-то чешешься и чешешься... — попенял он мне.
— Насколько ты уверен в отсутствии выхода? — Я умостил свою задницу на заботливо предложенный чурбак.
— Какой-то выход имеется всегда, но вряд ли мне и тебе он понравится, — меланхолично заметил Сидорович.
— Оружейник тут хотел выпустить себе кишки наружу, еле удержал, — поделился с ним свежими новостями.
— Вот-вот, — он покивал головой. — Как видишь, не все выходы одинаково полезны, однако они действительно выходы.
— Ты что-то знаешь? — Спросил его с заметным нажимом в голосе.
— Знаю, конечно... — с этими словами Сидорович приложился к бутылке, отхлёбывая дорогой коньяк прямо из горла. — Угостись... — протянул он мне бутылку, я лишь помотал головой. — Зря... — он приложился к ней ещё разок. — Наверное, про инцидент у Александровки, тебе уже рассказали? — Пьяно посмотрел он на меня, хотя его голос был подозрительно трезв, я кивнул, подтверждая владение информацией. — А про город Припять и появление группировки «Монолит» ты знаешь? — Сидорович буквально ошарашил меня очередным вопросом, я надолго застыл с приоткрытым ртом.
— Значит, и там то же...? — Едва отмерев, высказал первую пришедшую в голову догадку.
— То же, то же, — Сидорович кивнул, откладывая почти пустую бутылку в сторону. — И, как ты теперь понимаешь — мне довелось во всё это крепко вляпаться.
— Но ведь ты жив и даже здоров... — я снова опешил. — Вы же смогли найти приемлемый выход?! — Мой голос неожиданно сорвался, выдавая истинные чувства и сильные переживания.
Просто очередная промелькнувшая догадка смела в кучку отдельные осколки информационной мозаики, которые теперь собирались в весьма неприглядную картинку. В неё категорически не хотелось верить. Просто в той самой догадке все мои нынешние действия и устремления привели к появлению группы фанатиков с промытыми мозгами. Да и весьма подозрительный камушек в деле тоже участвует. И в простое совпадение почему-то плоховато верится.
— Как видишь, жив и на здоровье действительно редко жалуюсь, — Сидорович довольно крякнул, снова нашаривая рукой бутылку, открыл, задумчиво посмотрел в горлышко одним глазом, и отставил, забыв заткнуть пробку. — Хоть мы сейчас и оказались в одной бочке с дерьмом из которой мало шансов выбраться, но я попрошу тебя никому больше не рассказывать того, что сейчас от меня услышишь, — строго взглянул он на меня. — Это немного личное, да и вообще... — он помотал в воздухе левой ладонью, — кое-что путь так и останется тайной для широкой общественности. А то я знаю — стоит разболтать по большому секрету одному, как завтра у каждого костра об этом левые мужики языками чешут. Нафиг! Признаться — я и тебе не хочу об этом рассказывать, но надо. Второй Харон нам здесь совсем не нужен! — Категорично рубанул он.
— Харон? Второй? — Я плохо понимал, о чём он вообще сейчас говорит, хотя мог бы и догадаться.
— Давно, когда Зона ещё скрывала свою истинную силу, сюда пришли первые искатели, ходоки, смертники, «радиоактивное мясо» — как нас тогда часто называли за внешним периметром, — Сидорович начал свой рассказ сильно издалека. — Большинство пришли ради заработка, но хватало и просто любопытных. Тайны и неизвестность манили почище денег, а все возможные сложности казались мелкими и легко преодолимыми. Тогда ещё не произошло разделение территории Зоны на отдельные кластеры, удавалось пройти куда угодно, хоть до самой станции. Там, правда, отчего-то держался сильный радиационный фон, смертельная доза ловилась за считанные минуты в самом лучшем защитном костюме. Зато по окрестностям ходили невозбранно. Аномалий хоть и много, зато и урожай с них богатый собирался. Уже появились первые детекторы артефактов, потому выгодное дело собирательства диковинок потихоньку становилось основным занятием ходоков, — Сидорович прервался, чтобы подкинуть полешко в прогорающие угли. — Так вот, о чём это я... — он задумчиво поскрёб пальцами затылок. — А! Вспомнил! Появились тогда и первые «дети Зоны». Всего шугались, всего боялись, хотя после гибели снова возрождались, в отличие от нас, но такими были далеко не все. К примеру, Димка Харламов. Как и ты, он был «потерянным игроком», — Сидорович на секунду замолк, позволив мне вставить вопрос: