понимаете, что в этом случае ряд объектов останется без прикрытия.
Шелест задумался.
«Наша работа невозможна без войсковой поддержки. Рассчитывать в этом городе, похоже, не на что. Реальных штыков тут с гулькин нос. Из района пришлют – было бы требование, – но это потеря времени, ослабление режима секретности».
– Я слышал, проводились рейды против подполья, да?
– Так точно, товарищ майор! У капитана Кисляра есть толковые работники. Они накрыли несколько конспиративных квартир. Задержанных допросили и этапировали в район, но видных деятелей бандподполья там не оказалось. Неделю назад выявили схрон у Лозянки. Под кладбищем засели упыри. Рота НКВД из Ковеля их газом вытравливала. Не знали про запасной выход. Бандиты выбрались из-под земли и ударили в тыл. Настоящий бой шел. Удалось отрезать их от леса. Всех до единого уничтожили. Они сдаваться не хотели, дрались как черти. Там небольшая банда сидела – десятка два. А у наших полроты из строя выбыло.
Станислав отстраненно слушал капитана, выстраивал в голове предварительный план действий. Он отпустил Губина, когда того уже стало укачивать.
В «походном» отделе Смерша царило унылое молчание. Ситуация знакомая. Опять рассчитывать не на кого.
Сотрудники сортировали документы. Настя призналась, что у нее спина уже покрывается мурашками, хотя нервы в принципе железные.
Майора очень позабавило, как на нее смотрели Губин и Есаулов. Они явно не прочь были протереть глаза, помалкивали, но косили как зайцы. И почему, интересно?
– Нам тоже непонятно, с чего это, Анастасия Андреевна, – сказал Гальперин и украдкой подмигнул Шелесту. – В вас вроде нет ничего такого.
– Поддел, да? – Настя хмыкнула и спросила: – Кстати, Станислав Игоревич, мы еще долго будет сидеть в этих стенах, от которых уже тошнит? Мы от кого-то скрываемся? Пора бы перекусить, размять ноги. Я никак не пойму, за окном темнеет или в глазах?
Да, день промчался незаметно.
– Ладно, уговорили, – сказал майор и резко встал, чуть не опрокинув стул. – Хватит на сегодня. Надеюсь, нас все же покормят и уложат спать.
Тут как по мановению волшебной палочки явился капитан Кисляр, с ним солдаты с вещевыми мешками.
– Разрешите?
– Только вас и ждем, Федор Ильич. Что за переметные сумы? – Шелест кивнул на вещмешки, которые солдаты сгружали на пол.
– Виноват. – Кисляр заметно смутился. – Мы получили приказ поставить вас на довольствие. Это сухой паек в расчете на четыре дня. Завтра подумаем, постараемся организовать вам горячее питание. Работа солдатской столовой только налаживается, привлекаем гражданских, но поставки продовольствия очень… м-м… – Кисляр замялся, подыскивая нужное слово.
– Не ритмичные, – подсказала Настя. – Признайтесь честно, товарищ капитан, что гражданскому персоналу вы не доверяете, а сухие пайки трудно отравить.
– Ну, не то чтобы отравить… – Капитан решился, махнул рукой и проговорил: – На днях накормили взвод картошкой с мясом. Вроде все свежее было, и вдруг, как по команде, все войско понос сразил. Солдатам нужно службу нести, вверенные объекты охранять, а они из сортира не вылезают, облепили его как мухи. Повариха божилась, что всю душу вложила в готовку, использовала только качественные продукты, но у самой такая рожа была довольная!.. Ее отстранили, под арест поместили, но где другую взять?
– Да, опасно, – согласился Шелест. – Чаем хоть напоите?
– С чаем полный порядок, даже кофе есть, – обрадованно проговорил Кисляр. – Вернее, не кофе, а этот, как его?..
– Цикорий. – Настя уже устала подсказывать. – Цветочек такой голубенький. Вернее, корень его. Это не кофе, товарищ капитан, а фигня какая-то. Впрочем, ладно. Мы согласны на цикорий.
– Тогда пойдемте вниз, товарищи. Старшина Вахмянин как раз самовар растапливает, сапогом раздувает.
Около полуночи «ГАЗ-64», приписанный к отделу внутренних дел, въехал во двор заброшенной хаты, стоявшей на улице Лобной.
– Я подобрал этот дом со всеми мерами конспирации, – уверил своих гостей Кисляр. – В принципе не окраина, десять минут пешком до Загорской улицы. Но рядом пустырь, за ним лес, соседние дома тоже пустуют, так что соглядатаев не будет. Бандеровцы в этой части города не появляются, для них здесь нет ничего интересного. Дом принадлежал польской семье, расстрелянной бандитами в июле прошлого года. Участок окружает высокий забор. Двери прочные. В доме несколько комнат, чердак. Машину я вам оставлю. Ворота и двери запираются на ключ. Эту хатку я присмотрел давно. Для пущей безопасности в доме напротив разместятся мои сотрудники. Можете, конечно, ночевать в кабинете, товарищ майор, дело хозяйское. Но лично мне эта хатка нравится. Я и сам тут пожил бы. Решайте. Мои люди останутся, это, извините, мне решать. Звонили из штаба, приказали позаботиться о вашей безопасности ввиду важности вашей работы. А вообще обидно. – Капитан сокрушенно вздохнул. – Тут наша земля, Советский Союз, а мы вынуждены существовать на полулегальном положении. Вы не волнуйтесь, мы проверили, хвоста не привели.
– Намекаете, Федор Ильич, что первая ночь пройдет спокойно? – с улыбкой осведомился Шелест.
– Что вы, остальные тоже, – заявил Кисляр. – Я головой отвечаю за вашу безопасность, товарищ майор. Так что, сами понимаете, предлагаю лучшее.
Ночевать на рабочем месте Станиславу действительно не хотелось. Стены, повидавшие всякое, давили на психику. Организм их отвергал. Он поблагодарил капитана за хлопоты и отпустил.
Оперативники с фонарями обследовали дом. Внутри оказалось сравнительно чисто. Три комнаты, заколоченный чердак. Три окна выходили во двор, опоясанный двухметровым забором. В доме нашлись кровати, постельное белье. Во дворе колодец, пользоваться которым Кисляр не советовал.
Окна изнутри закрывались ставнями, что не могло не нравиться офицерам. Имелся запасной выход, запертый на солидный засов.
Перед сном оперативники вышли во двор, молча курили, слушали звенящую тишину. В лесу попискивал совенок. Видимо, мамку потерял или начал самостоятельную жизнь, и она ему чем-то не понравилась.
После полуночи стал усиливаться ветер, гнал на юг рваные облака. В воздухе витало что-то недоброе.
Войны офицеры не боялись. Они не желали попасть впросак, умереть, не сделав ничего полезного. Оружие постоянно носили с собой.
– Забрались в глушь, ничего себе! – проворчал Гальперин. – Хотя везде опасно, чего уж там. Мы уже привыкли чувствовать себя незваными гостями. Да ладно, здесь неплохо, товарищ майор. В конторе хуже. Любой негодяй может в окно гранату бросить. Вот только название этой улицы мне не нравится. Лобная, надо же!
Потом они лежали в тишине, обняв автоматы. Шелест устроился на кровати у одной стены, Гальперин – у другой.
Женщине была предоставлена отдельная комната без окон. Она ворочалась, кряхтела за стенкой, потом затихла.
Наверное, мужики думали об одном и том же. Возможно относиться к ней всего лишь как к боевому товарищу, но насколько же это трудно! А проявишь вольность, самому потом будет стыдно.
Потом приоткрылась дверь. Возникло привидение, закутанное в покрывало. Настя втащила в комнату матрас, бросила на пол между мужчинами, пристроила автомат, улеглась, закуталась.
Сквозь закрытые ставни просачивалась тонкая полоска лунного света.
«И как в таких условиях служить стране?» – мелькнула досадная мысль в голове майора.
– Страшно одной, Анастасия Андреевна? – утробно проурчал Гальперин.
– Нет, скучно, – подумав, сообщила Настя. – С вами тоже страшно. – Она тихо засмеялась. – Маленькой была, больше всего боялась, что ночью придет страшное чудовище из русской сказки и заберет меня в темную пещеру. А теперь лежу в одной комнате с двумя такими чудовищами!..
– Ну, спасибо, Анастасия, – сказал Шелест. – Добра ты к нам. Ладно уж, иди, ложись на койку, а я на полу посплю.
– Еще чего! – заявила Настя. – Лежи уж, Стас. Я свила себе гнездышко, здесь хорошо.
Она уснула, а мужики еще долго лежали, размышляли о странностях мира вообще и данного исторического этапа в частности. Сон приходил медленно, набегал, откатывался, как морская волна.
Глава 9
Станислав угрюмо смотрел на крестьянина Фабиуша Матецкого, сидящего перед ним, и делал пометки в блокноте. В коридоре шумели люди, ругался Кисляр. Шелест не выспался, болела голова, да еще и этот тип нес несусветную дичь.
Гражданин Матецкий сильно заикался, путал польские слова с украинскими, излагал грустную историю своей семьи. Он родом из этих мест, из села Выжиха. Ему уже за пятьдесят. Всякого повидал. Доставалось и от польских властей, и от украинских националистов, и от немцев, пропади они пропадом!
Он – мирное существо, даже в армии не служил по болезни. Партизаны Армии Крайовой уговаривали его уйти с ними, да какой из него вояка? Жена Агнешка, трое деток-погодков от двенадцати до четырнадцати лет.
Сперва бог миловал. До сорок третьего года село никто не трогал. Хлопцы из УПА приезжали, но только грабили, убийствами не утруждались.
Потом, в июле того самого года, началось безумие. Ночью село окружили бандеровцы. Они неслись по улицам на повозках, запряженных жеребцами, палили из пулеметов, бросали факелы на соломенные крыши. Бегущих людей срезали пулеметные очереди.
Семья Матецкого укрылась на чердаке. Все дрожали от страха. Их убежище бандиты почему-то просмотрели. Бывает такое. Они просто плеснули на хату бензином и подожгли ее.
Теща сразу задохнулась в дыму. Прыгать было высоко, спускаться – невозможно. Фабиуш дотянулся до лестницы, лежащей на крыше, ухитрился передвинуть ее на сарай, куда бандиты забыли бросить факел. Они ползли, перебирались на руках. Жена Агнешка сорвалась, упала на землю, сломала ногу. Дети тряслись от страха, держали мать, помогали ей идти.
Околица находилась поблизости. Они ползли по высокой траве. Пулеметчик заметил их в последний момент, когда у них лопнуло терпение, и они прыжками бросились в лес. Пуля сразила младшего, Адриана. Потрясенный отец обнял безжизненное чадо, а когда пришел в себя, обнаружил, что и Агнешка мертва, а Янек с Мареком ревут, умываются слезами.