– Как складно вы поете, товарищ майор. – Парень заулыбался. – Вот ведь явно езда по ушам, а я буду ждать, надеяться. Ладно, не уговаривайте. С чем пришли-то, товарищи офицеры? Дела минувших дней покоя не дают?
– Ты был начальником разведки у Глинского?
– Ага, служил с Николаем Федоровичем, – согласился парень. – Эх, видели бы вы меня в те деньки!.. – Володька украдкой посмотрел на Настю, и она покраснела. – Жалко, даже фотокарточки ни одной не осталось. А я ведь очень даже неплохо воевал, товарищ майор, – похвастался Володька. – Командир крепко за меня держался. Да он пропал бы к чертовой матери без моей разведки!
– Ладно, не хвались. Мы знаем, что ты был хорошим партизаном, – заявил Шелест. – Вопрос в лоб позволишь? Почему ты здесь? Вся округа знает, что ты партизанил в советском отряде. Бандиты из леса придут и на кусочки порежут.
– Так я уже порезанный, – сказал калека. – Думаете, не приходили хлопцы из леса? Дважды прибывали с визитом. Врывались в дом, тетку ногой под зад, а сами сюда. Висят над душой, стволами тычут, дескать, час твой пробил. А я ржу. Мол, ребята, вы очень кстати появились. Пристрелите скорей, избавьте от страданий. Ведь я не человек, а растение в горшке. Даже помочиться проблема. Сперва и правда чуть не пристрелили. Потом сказали: «Нет, урод, пристрелить тебя мало. Лучше живи, мучайся». И ушли, даже тетку не тронули, представляете? Так же и соседи. Носы воротят, иногда камень в огород бросят или еще что. Противно им с калекой связываться.
Оперативники неловко молчали.
Володька докурил, схватился изувеченной рукой за ручку рамы, проворно спустился с подоконника и взгромоздился на свое «транспортное средство».
Настя сглотнула, подавила рвотный спазм. Гальперин выглянул из комнаты. Тетка не подслушивала. Гремели какие-то тазики во дворе.
– Ты же русский? – спросил Шелест.
– Ага, – подтвердил калека, взбираясь на кровать. – На ту половину, которую от меня отрезали. Папа был русский, да еще и анархист, мама – местная учительница. Пожили они совсем немного, потом он сгинул на Гражданской. Даже не знаю, за кого воевал. У вас ко мне вопросы, товарищи офицеры?
Шелест изложил причину визита.
Володька задумался. Потом признался, что этот день у него постоянно перед глазами. Паника, отчаяние, когда свора псов обрушилась на партизанский лагерь. Он тогда метался под огнем, сгребал до кучи разбегающийся люд, отступал к обрыву. Хотел увести хоть кого-то, даже плот почти столкнул. Мог уйти один, да стыдно было бросать товарищей.
Бандеровцы всех перебили. У него в ногах граната рванула, превратила в калеку.
– А ты не думал, что это предательство? – спросил Шелест. – База закрыта со всех сторон. Просто так к ней не подобраться. Нужен знающий человек, чтобы туда провести эту свору.
– Думал и так. – Володька пожал плечами. – Да так и не понял, кто это мог быть. Разве что те трое, которые в шесть вечера увели Елисеева.
– Ты что-нибудь знаешь о них? Не заходили в гости?
– Да, может, убили их. – Володька махнул рукой. – Нет, не заходили.
С этого места Шелест попросил поподробнее.
Володька охотно делился воспоминаниями. Полковника Елисеева он, конечно же, помнил. Важная птица прилетела в партизанский отряд. Под вечер 15 июля, как только прибыли из рейда, Елисеев вдруг засобирался к Кравцу.
Глинский связался с ним по радио. Тот обещал встретить высокого гостя на опушке Кудряшевского леса.
Полковник ушел. Его сопровождали трое партизан, неплохо знающие местность. До места они, видать, не добрались. Кравец не сообщил об их прибытии.
А ночью ад начался. Он даже на время не посмотрел.
Да, Володька помнил, с кем ушел Елисеев. Этих людей подбирал сам Николай Федорович, светлая ему память. Володька их прекрасно знал. Это Леся Приходько, молодая женщина из Ворошиловграда, Иван Романюк из Чернигова. Тарас Замула местный, в Красной армии служил, докатился с отступлением до Возыря, здесь и остался, партизанил в родных краях.
Кондратьев давал лаконичные характеристики каждому. Все молодые, никаких нареканий, воевали исправно, не раз отличались в боях. Стыдно подозревать кого-то из них, очень не хочется это делать.
Шелест строчил огрызком карандаша в блокноте, задавал наводящие вопросы.
У Леськи вроде дочь была. Муж то ли бросил, то ли погиб.
У Замулы родня в районе. Эти люди скрытничали. За родственную связь с партизаном тут по головке не гладили.
Романюк был мрачноватый, немногословный, часто поминал свою девушку, оставшуюся под Черниговом.
Как ни крути, обычные партизаны. У Глинского таких больше сотни было.
Оперативники покидали улицу Буговую с чувством облегчения. Хороший парень, но очень уж тяжело на все это смотреть. Да, иной раз с людьми случается и такое. Лучше уж умереть.
Капитан Кисляр трудился не покладая рук в соседнем здании.
Когда Стас бросил ему на стол список, он не сразу включился, глянул на эту бумажку, сморщил лоб и сказал:
– Эту бабу не знаю, одного парня тоже. А вот Иван Романюк – есть такой сотрудник милиции в соседнем Процке. Нормальный парень, действительно бывший партизан, прошел в свое время все проверки. Надо позвонить майору Истомину, попросить, чтобы снова присмотрелся к своему человечку.
– Не надо, – отрезал Стас. – Делаем вид, что мы его не знаем. Найти всю компанию, если и другие двое живы, конечно! Как прикажу, всех собрать, будем беседовать. Напряги участковых, все конторы, занимающиеся учетом населения. Информация об этих людях должна быть у меня завтра утром – где бы они ни жили, пусть даже на том свете. Чем занимаются, адреса.
«Пароли, явки», – добавил он мысленно.
– Думаешь, майор, что один из них сдал базу Глинского? – спросил Кисляр и насупился.
– Пока не знаю, капитан. – Шелест развел руками. – Не хочу подозревать порядочных людей, но служба заставляет. Я тебе больше скажу. Если один из этих людей окажется двурушником, то он ведь и сейчас может сотрудничать с бандеровцами, разве нет? Кто ему мешает? У него героическое партизанское прошлое, у новой власти он вне подозрений. Согласись с этим. Ведь историю с пропажей группы Елисеева до нас никто не расследовал.
Глава 10
Ночь прошла спокойно. А утро оказалось богатым на открытия. Кисляр проявил усердие и рвение, лично явился с докладом, когда сотрудники контрразведки Смерш сидели в кабинете и уныло разглядывали содержимое вскрытых банок с перловой кашей.
– Присоединяйся, Федор Ильич. – Шелест кивнул на свободный стул.
– Поел уже, спасибо, – отмахнулся Кисляр. – Работа оказалась на удивление несложной, товарищ майор. Все здесь, рядом, никто не скрывается. Романюк сейчас служит в Процком в отделе НКВД. Устроился он туда недавно, чуть меньше месяца назад. Привез из Чернигова свою девушку, собирается по осени оформить с ней отношения. Мобилизации не подлежит по причине ранения стопы, но выполнять обязанности это ему не мешает. Леся Приходько трудится медсестрой в военном госпитале. У нее незаконченное медицинское образование. Проживает в Возыре с конца июля, имеет две комнаты в общежитии ткацкой фабрики. С ней мать и маленькая дочь, которых она привезла из Ворошиловграда. Партизанским прошлым не кичится. Да оно и опасно в наше время. Теперь этот, третий… – Кисляр щелкнул пальцами, вспоминая. – Тарас Замула. Он действительно местный, сам из Процка, но живет в Возыре на улице Домбровича, в доме помершей родственницы. Служил в Красной армии, воевал в партизанах, работает в местной типографии и ни от кого не скрывает своей лояльности к Советской власти. По поручению руководства занимается агитационной работой в коллективе. Парень резкий, острый на язык. Недавно был случай. Трое каких-то ублюдков напали на него в подворотне с ножами, хотели поквитаться за прошлое и настоящее. Парень не оплошал, выбил у всех ножи, а потом схватил подвернувшийся дрын и так их отходил, что еле уползли.
– И долго здесь живет Замула? – спросил Гальперин.
– Недолго, – отозвался Кисляр. – Кто бы дал ему жить при немцах и националистах? Прибыл в третьей декаде июля вместе с толпой переселенцев. Имеет рекомендации, подписанные лично товарищем Кургановым, командиром партизанского отряда, действовавшего в Турковском районе. Ночью навели справки. Он действительно там числился до прихода наших. Товарищ Курганов, по счастью, жив.
– Да, у всех троих вроде бы достойное прошлое и приличное настоящее, – задумчиво изрек Шелест. – Но факт остается фактом. Полковник Елисеев до базы Кравца не дошел, все куда-то сгинули, ни ответа ни привета. А ночью бандеровцы накрыли базу Глинского. Эти трое живы, но почему-то скромничают. Интересно, контактируют они друг с другом?
– Арестовать их? – осведомился Кисляр.
– Просто доставьте всех сюда, Федор Ильич. Проведем, так сказать, очную ставку.
Прошло не больше часа. Дверь, ведущая в соседнюю комнату, была приоткрыта. Для посетителей кабинета оставалось загадкой, есть ли там кто-нибудь. Половицы не скрипели, из помещения проистекал таинственный полумрак.
Сержант в синей фуражке ввел в кабинет молодую женщину и сказал:
– Входите, Олеся Владимировна, сядьте на стул и ждите. К вам скоро придут.
Женщину не конвоировали, просто пригласили для беседы. Но действия этого сержанта трудно было назвать совсем уж мягкими. Он строго посмотрел на Олесю и закрыл дверь. Она осталась одна в пустом кабинете.
Молодая, в сером жакете, юбке того же цвета. Русые вьющиеся волосы аккуратно пострижены. Курносый нос, привлекательная ямочка на подбородке. Жизнь ее не баловала, проявлялись ранние морщинки, серые круги под большими зелеными глазами.
Женщина мяла в руках простенькую сумочку, растерянно оглядывала голые стены. Она пристроилась на край стула, как ей приказали, стала ждать, заметно нервничала. Глаза ее испуганно стреляли по сторонам. Олеся явно не знала, зачем ее сюда пригласили.
Скрипнула входная дверь. Другой сопровождающий ввел в кабинет худого черноволосого мужчину, что-то буркнул ему и удалился. Посетитель был жилистый, остроносый, с каким-то въедливым взглядом. Он повертел головой, сунул руки в карманы широких штанов, по